В прошлом году была напечатана в США и в этом году уже появилась в России прекрасная книга протоиерея Михаила Аксенова-Меерсона, настоятеля храма Христа Спасителя в Нью-Йорке (ПЦА). Она называется «Империй призрачных орлы», а подзаголовок выглядит откровенной провокацией: «Повесть о том, как русская епархия в Америке оказалась решающим фактором в развязывании Первой мировой войны».
Андрей Десницкий
Да что за ерунда, – воскликнет обладатель твердой четверки по истории, – всем известно, что Первая мировая началась из-за конфликта между Австро-Венгрией и Сербией, за которую вступилась Россия, чего не потерпела Германия. Ну, а если копать глубже – из-за непреодолимых противоречий между двумя блоками держав на Европейском континенте.
И вот тут начинается самое интересное. А какие, собственно, противоречия были между двумя крупными державами, которые оказались первыми вовлечены в конфликт: Австро-Венгрией и Россией?
Понятно, чего не поделили немцы с англичанами и французами, но русские-то с австрийцами жили предыдущие сто лет в мире и согласии, начиная с общей их победы над Наполеоном? И никаких не имели друг ко другу территориальных или иных претензий…
Неужто только из-за русского покровительства братьям-сербам вышли на смертный бой две империи, у которых было куда больше общего, чем у той же России с республиканской Францией и островной Британией – причем обе погибли в этом бою? У них даже гербы были почти одинаковыми (двуглавый орел с имперскими регалиями), и российский имперский флаг только одним цветом, белым, отличался от черно-желтого флага австрийского императора.
Книга отца Михаила показывает на тот единственный и очень острый конфликт, который подталкивал оба двора к смертоубийственной схватке. Как сараевский выстрел стал всего лишь сигналом к началу боевых действий, так и сам балканский кризис лета 1914 года был всего лишь очередным раундом в споре двух империй о судьбах западного славянства, и в первую очередь – Галиции и Закарпатья.
На этих землях жили самые западные из восточных славян. Свою страну они обычно называли Русью, свой язык – руським (это не опечатка!), самих себя – русинами или карпаторосами. Были глубоко религиозны и хранили православные обряды, но в католической империи их духовенство приняло унию и подчинялось Риму. Впрочем, простых прихожан это мало беспокоило.
Жилось им в этой самой империи не очень хорошо, хотя в целом австрийские власти относились к русинам куда терпимее, чем венгерские, а еще была жива память о польской власти, под которой русинам приходилось совсем тяжко. К тому же в Австро-Венгрии существовал и парламент, и многие демократические свободы, так что называть положение русинов невыносимым никак не получится.
Русины
Но жили они очень небогато, и в конце XIX века многие подались на заработки в США. А значит, появились там и русинские, карпаторосские церкви. Местное католическое духовенство попробовало их отформатировать под свой стандарт и ввести латинскую мессу, это русинам не понравилось и в результате они присоединились к русской епархии – ветви Российской церкви.
Сама эта русская епархия после продажи Аляски лишилась было перспектив развития – и вдруг вместо исчезнувшей Русской Америки к ней присоединилась бурно растущая Американская Русь, как называли себя эти новые и очень ревностные прихожане.
На русской нивѣ первое жниво
Христу на славу, небу на радость
Плод Православiя жнется счастливо,
Облаки росятъ из небесъ сладость,
И всѣхъ еднае любовь велика,
Бо жниво наше благословляе
И начинае
Нашъ православный русскiй Владыка!
Это стихотворное приветствие архиепископу Платону (1908 г.) уже само по себе показывает, какой своеобразной была эта Американская Русь, как вбирала она в себя элементы культуры «Державной Руси» (так они называли Российскую империю), барочную «малороссийскую» традицию и собственный деревенский колорит.
У русинов цвела любовь к этой самой Державной Руси, которую они, конечно, никогда не видели и сильно идеализировали. А российские власти, как светские, так и церковные, раскрывали русинам свои объятия – и вот уже в Петербурге зрела твердая убежденность, что там, за западной границей, у Карпатских гор и за ними, стонет в ожидании освобождения порабощенная часть единого русского народа. Причем потенциально православная часть.
Всё это могло произойти, конечно, только на американской почве просто потому, что властям США не было никакого дела ни до этнической, ни до религиозной принадлежности новых иммигрантов. Им была предоставлена полная свобода самоопределения, они ей воспользовались. На территории России эти иммигранты оказались бы растворены среди миллионов «великороссов» (что и произошло в реальности с немногими переселенцами), а Австро-Венгрия, конечно, ни за что не допустила бы такой «пятой колонны» на своей территории.
Она и в Америке ее не хотела допускать, хотя ничего, конечно, не могла с ней поделать. Но хотя бы активно препятствовала пропаганде «русскости» со стороны тех, кто возвращался из Америки в родные села и начинал будить в соотечественниках национальное самосознание.
И, конечно, австрийские власти чувствовали во всем происходящем прямую и непосредственную угрозу национальной безопасности: как это, сепаратистские настроения прямо на восточной границе, да к тому же явно подстрекаемые могущественным восточным соседом!
Вена запустила свой проект этнического строительства, украинский: согласно этому проекту, русины были просто западной частью единой украинской нации, которой предстояло добиться свободы от великорусских угнетателей. Об этом проекте у нас обычно знают куда лучше, чем об Американской Руси, но ведь тут было совершенно симметричное движение, приведшее ко взаимному недоверию и враждебности две империи, которым прежде нечего было делить.
Австрийские артиллеристы оборудуют позиции в Карпатских горах.
Два двуглавых орла ясно готовились к схватке за Карпаты. А дальше была война, не Карпатами вызванная… но именно о Галицийских кровавых полях писал в самые ее первые дни Александр Блок, и о них же слагал песни народ:
Брала русская бригада
Галицийские поля
и достались мне в награду
два железных костыля…
И едва Галиция была занята русскими войсками, в ней тут же были учреждены новое генерал-губернаторство и новая епархия – беспрецедентная мера для временно занятой территории противника, особенно если учесть, что по официальной версии Россия выступила лишь в защиту сербов и не преследовала собственных интересов. Однако из Галиции она уходить явно не собиралась. И тут самые большие русофилы внезапно столкнулись с реальностью российской военной администрации: «Австрийцы нас, конечно, угнетали, но зато не били…»
Впрочем, теперь уже не только били, но и вешали. Австрийцы ответили жестокими репрессиями против русинского населения на подконтрольной им территории. Православное духовенство, интеллигенция, да и простые крестьяне по первому доносу ссылались в концлагерь Талергоф, условия содержания в котором мало отличались от нацистских концлагерей. А потом линия фронта двинулась на Восток, и за отступающими русскими войсками потянулись колонны беженцев, опасавшихся мести австрийцев…
Первая мировая война. Русские войска в Карпатах 1915
И русины, попавшие в русскую армию, воевали в ту войну против своих односельчан, рекрутированных австрийцами в украинские полки «сечевых стрельцов». Так Первая мировая разметала Прикарпатскую и Закарпатскую Русь.
Что потом? На референдуме в ноябре 1918 года 67% закарпатских русин проголосовали за присоединение к… Чехословакии. А в январе 1946 года Закарпатье стало областью Украинской СССР. Тех, кто называет себя русинами, в этой области сегодня около процента.
Карпаторосские православные храмы на северо-востоке США пустеют: шахты и заводы, куда стремились иммигранты, в основном закрыты, население давно перемешалось и ассимилировалось. Впрочем, в эти храмы ходят новые поколения православных американцев самого разного этнического происхождения, и многие из них относятся с той же ностальгией к «Державной Руси», которую они видели два-три раза в кратких паломнических поездках и представляют себе совершенно идеальным краем церквей и монастырей.
А политические дрязги… Что о них говорить, сами знаете. История, как известно, учит только тому, что она никого ничему не учит. И это – один из самых ярких тому примеров.