Отзыв Преосвященного Кирилла, митрополита Екатеринбургского и Верхотурского на Проект «Положения о монастырях и монашествующих»

Большое благоговение и уважение вызывает огромная проделанная работа над множеством источников и документов, которые легли в основу «Положения». Его проект, разработанный комиссией, в состав которой входят досточтимые архипастыри, наместники и настоятельницы крупнейших монастырей, содержит некоторые точные и продуманные формулировки, касающиеся основополагающих моментов монашеской жизни.

Очень важно указание на то, что монастырь строится на высоких христианских принципах и вся внутренняя жизнь в нем должна созидаться в духе любви и братолюбия. Считаю крайне полезным и то, что игумену монастыря в «Положении» отводится прежде всего роль духовного наставника и отца для братии (соответственно, игумении — как духовной матери сестер) и именно на них возлагается ответственность за духовное состояние каждого насельника. Важно также, что «Положение» подчеркивает необходимость того, чтобы монастырь заботился обо всех насельниках, в том числе и о престарелых и потерявших трудоспособность, обеспечивая их всем необходимым.

Однако наряду с этим хотелось бы отметить ряд моментов, которые, возможно, нуждаются в дальнейшем обсуждении и некоторой доработке.

1. Хотя в «Положении» хорошо и подробно раскрыта суть духовного подвига и высота монашеской жизни, но хотелось бы, чтобы монастырь рассматривался в первую очередь не как церковное учреждение, а как единая духовная семья, собравшаяся вокруг одного духовного отца, то есть игумена, или одной духовной матери-игумении.

2. Вопрос возможности окормления женских обителей священнослужителями из монашествующих.

Все церковное предание свидетельствует о том, что с древнейших времен существовала практика, согласно которой представители монашествующего духовенства окормляли женские монастыри, содействовали материальному становлению обители и духовному возрастанию инокинь. Известно, что прп. Пахомий Великий, основав женскую обитель, назначил духовником тавеннисиотского инока Петра^[1]. Житие прп. Венедикта Нурсийского содержит подобный пример: «Недалеко от обители преподобного находилось некое селение. В этом селении был устроен женский монастырь. Сюда для наставления инокинь словом Божьим, преподобный Венедикт имел обычай посылать искусных и опытных братий»^[2].

Примеры подобного рода существовали и в Византии. В 460 году по благословению прп. Авксентия была образована обитель дев, которую окормлял мужской монастырь, созданный преподобным.

Со времен свт. Василия Великого «возникла крепкая и плодотворная традиция великих аскетов, известная на протяжении всего существования Православной Церкви, — создавать наряду с мужскими обителями и женские»^[3]. Иноки окормляли эти обители как в материальном, так и в духовном отношении. Об этом свидетельствуют жития прпп. Пахомия, Василия, Иеронима, Авксентия Вифинского, Венедикта Нурсийского, Симеона Столпника, Феодора Сикеота, Стефана Исповедника, Феодора Студита, Евфимия Нового и многих других. В Греции с Χ века существовали женские монастыри-подворья, основанные святогорскими иноками.

Подобная практика существовала и на Руси и была повсеместной и непререкаемой многие века, и только в XIX веке она была упразднена Святейшим Синодом, который постановил, чтобы монахинь в женских монастырях исповедовали священники из белого духовенства. Несмотря на это и в Синодальную эпоху существовали примеры окормления женских монастырей представителями черного духовенства. Так, например, летопись Горицкого женского монастыря свидетельствует о том, что духовниками инокинь были иеромонахи из расположенного неподалеку знаменитого Кирилло-Белозерского монастыря^[4]. Духовником Иверской женской обители являлся прп. Варнава Гефсиманский, а Шамординской обители – последовательно старцы Амвросий, Анатолий и Иосиф Оптинские. Саровские насельники (строитель о. Пахомий, а затем и прп. Серафим) окормляли женскую Дивеевскую общину[5].

Возможно, запрет на окормление женских монастырей иеромонахами был введен из благих побуждений, чтобы избежать соблазнов, но мера эта не только не принесла добрых плодов, но и привела к еще большему ослаблению монашества: так, к началу XX в. из всех женских монастырей общежительными оставались только 4 обители, а остальные были идиоритмическими, что прямо свидетельствует об упадке монашеской жизни^[6]. Поэтому Поместный Собор Православной Российской Церкви 1917–1918 гг. принял постановление о том, чтобы духовником в женских монастырях являлся иеромонах^[7]. К сожалению, в силу последующих исторических событий это решение не было воплощено в жизнь.

Особо надо оговорить, что во избежание соблазнов, действительно, следует избегать проживания в монастыре священнослужителей, окормляющих обитель. В связи с этим, возможно, было бы приемлемым упоминание о том, что священнослужители из монашествующих могут окормлять женские монастыри, служить в них, совершать исповедь насельниц, однако во избежание соблазнов такие священнослужители должны проживать на особо отведенной территории, желательно за оградой обители.

3. В Положении говорится о том, что «монастыри призваны участвовать в миссионерской, духовно-просветительской деятельности <…>, оказывать помощь больницам, детским домам и приютам, воинским частям и пенитенциарным учреждениями; оказывать содействие православным молодежным организациям». Представляется важным подчеркнуть то, что главное делание монашествующих — это, по слову 4-го правила IV Вселенского собора, «соблюдать безмолвие, прилежать токмо посту и молитве, безотлучно пребывая в тех местах, в которых отреклись от мира». Поэтому социальное или миссионерское служение может быть возложено на обитель и ее насельников в том случае, когда оно безопасно для их духовно-нравственного состояния. Отдельные лица из числа монашествующих могут заниматься миссионерской или социальной деятельностью в том случае, если они имеют для этой деятельности необходимые способности и образование, сами желают послужить ближним на этом поприще и при этом их духовная жизнь не терпит вреда.

Собственно же миссионерское служение монашествующих осуществляется, в первую очередь, через сам их образ жизни: «Монашество самим своим существованием проповедует миру о Царствии Небесном. И любой монастырь важен для Церкви не тем, что он делает что-либо практическое, или тем, что он кому-то помогает. Он важен, прежде всего, тем, что он существует как таковой и своим существованием свидетельствует об эсхатологической природе Церкви»[8]. В деле служения монастырей миру важны также монастырские послушания и исконные монашеские рукоделия (иконописание, златошвейное ремесло, пошив церковных облачений, книгоиздательская деятельность), которые возвещают миру весть о Боге и Его Церкви. Это служение осуществляется посредством созидания ценностей религиозных и общекультурных, развития той культуры, которая накоплена Православной Церковью за века своего существования, и распространения этой культуры между всеми членами Церкви и теми, кто пока еще находится вне церковной ограды.

4. Относительно подчинения монастырей епископской (Патриаршей) власти, кажется, не может быть двух мнений. Безусловно, как и указывается в Положении, ставропигиальные монастыри находятся под управлением Патриарха Московского и всея Руси, а епархиальные монастыри – под каноническим управлением епархиального архиерея. В Положении также справедливо говорится, что при этом не архиерей, а именно «игумен отвечает за соблюдение внутреннего и гражданского уставов монастыря и несет всю полноту ответственности за духовную и материальную жизнь монастыря».

Возможно, требуется просто более подробно указать права и обязанности той и другой стороны.

Согласно церковному каноническому праву, епископ — это глава местной Церкви и центр ее богослужебной жизни. Поэтому участие епископа (в ставропигиальных монастырях — Патриарха) в жизни монастырей вполне закономерно. Без него не могут быть освящены монастырские храмы, без поминовения его имени не совершается ни одно богослужение в обители, без его благословения не совершаются монашеские постриги и т.п. И в целом можно сказать, что «главная по существу предпосылка для расцвета монашества – это содействие преосвященных епископов Церкви. Епископ – отец и предстатель обители»[9]. Правила Вселенских и Поместных Соборов ради того, чтобы уберечь монашеское жительство от каких-либо перемен, не дать ему уклониться от своей подлинной цели, передают монастыри, не делая различия между мужскими и женскими обителями, в юрисдикцию местного епископа. В то же время, по толкованию Вальсамона на 1-е правило Двукратного собора, епископу надлежит иметь в монастыре права епископские, то есть права смотрителя, а во всем прочем «монастырь должен оставаться свободным, самоуправляющимся»[10].

Таким образом, можно было бы предложить включить в пункт «Деление монастырей по типу подчинения» следующую мысль: Взаимоотношения монастырей и епископов должны строиться на основе как добровольного и сознательного послушания монашествующих священноначалию, так и доверия к монашествующим со стороны епископа. Епископ наблюдает за тем, чтобы монастырь пребывал в православной вере, в нем точно соблюдался канонический и литургический порядок и сохранялось Священное Предание Православной Церкви[11]. При этом монастырь пользуется свободой в своей внутренней жизни, которую определяет устав обители и правила ее внутреннего распорядка.

5. Что касается традиции выбора настоятеля монастыря из числа братии, о ней свидетельствуют многовековое Предание Церкви и творения святых отцов. При этом подчеркивается важность того, чтобы игумен был безупречной жизни и смог стать истинным отцом для монахов. Так, святитель Василий Великий пишет: «Началовождем в благообразии жизни да будет поставлен один, избранный из прочих по испытании его жизни, нравов и благоустроенного во всем поведения и по принятии во внимание при этом предпочтении лет его жизни»[12]. Преподобный Венедикт Нурсийский в своем уставе законополагает: «Относительно поставления Аввы да соблюдается всегда закон, чтобы поставлять того, кого изберет согласно все братство, в страхе Божием, по здравому совету»[13]. Об этом же говорит и прп.Феодор Студит в Завещании[14], а также прп. Никодим Святогорец: «Епископ должен поставлять <игуменом> того, которого все монахи, или наиболее добродетельные, изберут, не по дружбе или для угождения, но зная, что выбирают православного, рассудительного и достойного хорошо управлять монастырем и монахами. То же самое относится и к избранию игумении в женском монастыре»[15].

Традиция избирать игумена изначально существовала в Русской Церкви. В Киево-Печерской Лавре был принят Студийский устав, в котором говорилось  о том, чтобы избираемый во игумена инок должен быть не моложе 33 лет, из постриженников монастыря, а не поступивших из другого монастыря, чтобы не опечалить местную братию необходимостью «от чужаго пасеным быти»[16]. Вплоть до XV – XVI века настоятель монастыря «избирался самой братией. Новоизбранный игумен утверждался в своей звании епископом или митрополитом»[17]. Только в Синодальную эпоху, когда монашество стало приходить в упадок, практика назначать в монастырь игумена со стороны стала почти повсеместной[18].

Тем не менее, выборность игумена (игумении) была и в то время установлена в тех монастырях, где духовная жизнь стояла на высоте: например, в Соловецком, Валаамском монастыре, Оптиной пустыни, в Серафимо-Дивеевском монастыре и его дочерних обителях (Ардатовский Покровский женский монастырь, Мало-Пицкий женский монастырь, Абабковский Свято-Никольский Георгиевский женский монастырь)[19].

Характерно, что преподобный Филарет Глинский нашел необходимым специально ходатайствовать перед Императором Александром I и Святейшим Синодом об утверждении устава, составленного им для Софрониевой пустыни согласно с Афонским уставом, и предоставить братии право выбирать настоятеля из своей среды, так как о. Филарет хорошо знал, что переход настоятельской власти к чужому монаху вызывает много недоумений[20]. На необходимости выбора игумена настаивал и возобновитель русского монашества, преподобный Паисий (Величковский), указывая, что назначение игумена со стороны, чуждого прочей братии по духу, приводит к запустению монастыря и разорению духовной жизни обители[21].

Учитывая всё вышеприведенное, в Положении можно было бы сделать примерно следующее упоминание: Желательно, чтобы игумен (игумения), в соответствии с древними иноческими традициями, избирался всей братией (сестринством) из числа наиболее преуспевших насельников монастыря. Его должно отличать добровольное и сознательное послушание священноначалию и любовь к монашеству. В своей должности он утверждается Патриархом Московским и всея Руси и Священным Синодом по представлению епархиального архиерея. В те монастыри, где нет преемственности традиций, могут направляться представители Комиссии по вопросам монашества и монастырей, которые знакомятся с духовной атмосферой в обители и беседуют с кандидатом на игуменство. В том случае, если члены Комиссии не находят среди братии достойного воспринять игуменский сан, для возрождения духовной жизни в монастыре может быть назначен духовно опытный монах из другой обители.

6. При обсуждении Положения о монастырях живо обсуждается вопрос «об устроении монастырской жизни нашей Церкви на основании греческой традиции». Однако правильнее было бы говорить не о «греческой», а о святоотеческой традиции, т.е. о том, чтобы жизнь в русских монастырях строилась на основе следования всеправославному монашескому преданию Церкви.