Человек на трассе
Этнографы называют дороги, связывающие святые места, «кризисной сетью»: с давних времен люди выходили в дорогу, исполняя обеты, или теснимые несчастьями, или испытывая духовный кризис. Стремились в монастыри — за советами старцев, к чудотворным иконам. Шли пешком, в этом была соль — потом истертыми ногами принести жертву Богу, наполнить небыструю дорогу молитвой. В советский период появился некоторый аналог «кризисной сети» — «трасса», по которой перемещались автостопом (напрашиваясь в попутные машины). Так стали путешествовать молодые люди (в основном те, кого называли «хиппи», «Система»), понуждаемые скукой безверия и разочарованием в идеалах старшего поколения. Трасса была ритуальной дорогой из мира, подчиненного идее утопического социального рая, в мир, где смутно присутствуют робкие надежды на землю обетованную. Современный паломник, выбирающий именно автостопный способ паломничества, пожалуй, является самым близким по духу преемником тех, кто шел с котомкой в дореволюционной России, и тех, кто вышел на дороги в еле заметном предчувствии веры.
Что такое автостоп? Все просто. Определяешь место, куда нужно доехать, выходишь на оживленную трассу, поднимаешь навстречу автомобилям руку с оттопыренным большим пальцем и ждешь. Ждешь час, два… иногда шесть или даже большую часть дня. Когда какой-нибудь водитель («драйвер» по-автостопному) притормаживает, заглядываешь в кабину и выдавливаешь из пересохшей глотки название места, до которого желательно доехать. Плата за проезд — истории, анекдоты, случаи из жизни и проч. Когда садишься в кабину, надо не забыть сказать ритуальную фразу: «У меня нет денег». Это одна из сакраментальных формул автостопа — с деньгами по трассе не ездят.
Сегодня автостопщики бывают двух родов. Одни — спортсмены, меряющие ценность передвижения стопом на количество километров и экзотичность мест, до которых удалось добраться подобным образом. У них есть загранпаспорта, да и деньги, в общем, водятся. С собой берут дорогое снаряжение, с помощью которого создается максимально возможный комфорт во время путешествия: палатку, спальный мешок, особые туристические коврики да и вообще кучу полезных мелочей. Одежда у них тоже специальная, со светоотражающими полосками. Есть и своя психология, есть и психологические техники, позволяющие манипулировать теми людьми, от которых зависит скорость движения по трассе.
Другие автостопщики представляют собой все тех же странников. Их дорога не километры, а возможность взвесить себя таким, каков ты есть. Причина путешествия — не поиск приключений, а скорее душевный кризис, у каждого свой. Эти путешественники когда-то вышли на дорогу за смыслом, а время и километры многих научили молиться. В конце 1980-х, в 1990-е произошел некий синтез — бывшие хиппи и «прихипованные», обратившись и прочитав книжки о православных паломниках, увидели в привычном способе путешествия новый смысл. «Стоп» органично лег на романтику православного странничества. Дорога потому и ритуальна, что осуществляет переход не в пространстве, а в состоянии человека.
Нет дороги без добрых людей
Хиппи-автостопщики 1970-1980-х были ходячими символами бродяжьей, не от мира сего жизни. Действительно, котомки через плечо, потрепанная одежда, хлеб и вода, минимум вещей. Они называли себя «ушельцы». Ушельцы из плакатного благополучия и от монументальной веры в социализм. Пробираясь в заповедные места свободы — Крым и Прибалтику, тормозили попутки, просились ночевать в деревенские дома. Едва ли не в каждом городе имелись известные всей «Системе» квартиры, славные странноприимством. А в общем, жили где придется.
Ближе к началу XXI века мир ожесточается. Новые границы новых государств. Люди разобщены, недоверчивы и даже опасны (девушкам сегодня ни в коем случае нельзя путешествовать автостопом). Но мир, зажатый тисками прагматизма, можно проверить на наличие добрых людей дорогой. Что еще, как не доброта, может заставить водителя многотонного грузовика затормозить перед стопщиком, нелепым и странным элементом придорожного пейзажа? Впрочем, любопытство не исключается. Обрывок разговора пожилого «драйвера» с длинноволосым пилигримом: «Мне вот такие, как ты, противны. Остановился из любопытства. Ну чего ты такой?» Характерно, но объяснения (даже у некрещеного автостопщика) черпаются из библейских тем: странник — птица небесная, не заботится о завтрашнем дне.
Более характерные обрывки разговоров. Липецкая область, бандитские 1990-е: «Не боитесь брать попутчиков»? — «Чего бояться? Рожденный утонуть в тарелке не утонет в море. Мне отец завещал никого не оставлять на дороге». Под Полтавой, прагматичный 2009-й, груженый бензовоз, едва не вставая на дыбы, тормозит в неудобном месте, огромный улыбающийся дальнобойщик: «Садись, до Лубен доедешь». — «Только у меня денег нет». — «Да садись же, я знаю, всегда таких, как ты, подвожу…» Под Херсоном закопченный водитель длинномера молча освобождает сиденье и лежак, пока мы взбираемся в кабину. «Денег нет». Отвечает обиженным полушепотом: «Та сидайте уже!»
Самое время для молитвы
Из новых «ушельцев» кто-то по-прежнему просится на ночлег, надеясь на странноприимческие традиции, некоторые приемлют монастырское гостеприимство, а кто-то предпочитает автономию и ночует в чистом поле. Тут не только романтика или недоверие к людям. Тут еще возможность сказать без свидетелей: «Вот я, Господи!» Случай под Вологдой, по дороге к северным монастырям. Местность там болотистая, поэтому более-менее сухое место для ночлега можно найти уж совсем близко с дорогой. Подгулявшая компания тормозит аккуратно напротив угнездившегося спать путешественника. «О! Щас мы…» — один из компании направился было к спально-мешочному свертку, вызвавшему любопытство и желание пнуть непонятный ворох. У автора этих строк и участника ситуации при себе был дорогой служебный фотоаппарат. Выковыриваться из спального мешка и убегать по незнакомым болотам от задир — поздновато. Хорошо, когда веришь в силу молитвы. «Ну хватит уже драться! Достали уже! Поехали скорей!» — девицы из той компании остановили приближающуюся неприятность. Молитва услышана.
А что еще может автостопщик, припорошенный пылью, словно мукой, энный час пекущийся на обочине? Только молиться. Один из моих друзей-автостопщиков носил на груди сумочку с Евангелием и латунный складень.
Помимо этого надо не забыть полиэтиленовую пленку, чтобы в случае ночного дождя не разбухать от проливающейся с неба воды. Все остальное напихивается в рюкзак по разумению путешественника, в зависимости от способности переносить неудобства. Чем терпеливее человек, тем меньше вещей нужно в дороге. Самое время для аскезы.
На рассвете после мокрой ночи, раздосадованный долгим отсутствием попутки, обнаруживаешь рядом указатель «Мгарский монастырь». Так читает верующий дорожные знаки: «Вот зачем это задержка! Вот же дурень, хотел пройти мимо!»
Сразу вспоминается известная фотография, на которой запечатлены расстрелянные большевиками 17 монахов Мгарского монастыря с игуменом Амвросием во главе. Лубенский Спасо-Преображенский монастырь находится на макушке господствующей над окрестностями возвышенности — она и зовется Мгарь. Оторвавшись от киевской трассы, наматываешь на ноги крутой подъем, петляющей по лесистым склонам. Тихо. Шум большой дороги совсем не слышен. Здесь в XVII веке молился святитель Афанасий Лубенский, Константинопольский патриарх. Здесь бывал преподобный Паисий Величковский.
Вот и самая вершина. Как не хотелось идти в гору! Справа, метрах в ста от монастырской стены — белый корпус: может, гостиница, может, архиерейская резиденция. Еще некоторое время идешь вдоль стены. За воротами становится совсем тихо и уютно. Прямо у ворот — маленькое паломническое кафе. Кофе! Минуту борешься с соблазном: выпить сначала кофе, а потом уже зайти в собор. Сначала все-таки в храм. Людей почти нет. Аккуратные аллейки вокруг собора. По ним, просительно, словно приглашая отдохнуть, присевшие на гнутых ногах, все в завитках, чугунные лавочки. В соборе: «Я пришел, Господи…»
Что чувствует православный автостопщик на трассе? Чувства посещают разные. К примеру, граница с Украиной. Граница — это особое место. Это немного страшно. Когда выходишь с украинской стороны, справившись с миграционной карточкой, составленной на украинском и английском языках, понимаешь, что ты теперь иностранец. А вот Полтава, храм великомученика Пантелеимона. Внутри тихо и просторно. Здесь ты уже не иностранец. Здесь все свое, родное. Иконы, запах свечей и ладана. Храм всегда вне пространства и времени. Настороженность отпускает, хочется присесть на лавочку и задремать по-домашнему. И так едва ли не в любой точке маршрута. Если не лениться заходить в храмы и монастыри, чужестранное чувство пропадает. Везде находишь частичку дома.
Паломничество автостопом — словно детская игра в салочки, когда тебя не могут осалить, если забежал на место, обозначенное как «домик». Карта, условная схема пространства, опутанного нитями-трассами, приобретает новый смысл. Перед тобой уже не населенные пункты, узлы коммуникации или административные центры, а те самые детские «домики», где всегда найдешь убежище. Поднимаешься ли на Мгарь или спускаешься в пещеры Киевской лавры, молишься в Покровском храме Нижней Ореанды или пьешь из источника Спасо-Прилуцкого монастыря под Вологдой, ты всегда под одним и тем же небом — общим для всех чад Божьих.
Дмитрий ДАЙБОВ