В Москве в Международном Мемориале проходит выставка «Папины письма», основанная на письмах из сталинских лагерей репрессированных родителей своим детям.
Заключенный Соловецкого лагеря особого назначения профессор Алексей Феодосьевич Вангенгейм, организатор и первый руководитель единой гидрометеорологической службы СССР, письма к дочери превращал и в гербарий, растущих на острове растений, и в учебник арифметики.
Заключенный Дмитлага профессор Гавриил Осипович Гордон, ученый секретарь Института научной педагогики, прислал своим детям две тетрадки – своего рода трактат по всемирной истории и философии.
Заключенный Сиблага Владимир Владимирович Левитский, председатель филателистического общества в Курске, сочинял для сына этнографические очерки, сопровождая письма рисованными марками.
Все они надеялись на встречу с детьми. Надежды не сбылись – никто из них из лагерей не вернулся.
Куратор выставки «Папины письма» Ирина Островская провела экскурсию для корреспондента Правмира, рассказала о выставке, о самых интересных экспонатах и самых необычных письмах. И конечно, о тех, кто их писал.
Папины письма
Ирина Отровская рассказывает о выставке
Записная книжка Любченко Н.П. со сказками и стихами для сына
На выставке «Папины письма» собраны и представлены сохранившиеся письма из лагерей. Письма, которые отцы посылали своим детям. Такие письма далеко не всегда удавалось сохранить, далеко не от всех удавалось получить. Мы не искали тех людей, которые обязательно должны были быть расстреляны или умерли. Мы собирали материалы тех пап, которые что-либо писали детям, а когда мы их выложили, получилось, что почти все они были расстреляны.
У нас не стоит задача показать какие-то страшилки. Мы хотим показать жизнь. Мы хотим показать, какими они были людьми. А дальше люди уже сами могут домысливать, почему, за что, для чего надо было их уничтожать, и какую бы действительно пользу они могли принести, если бы они остались живы.
Немного истории и архивов
Итак, начало 30-х. Люди получали лагерные приговоры, отправлялись в лагерь. Оттуда тогда еще можно было писать. Иногда даже посылать посылки. Поэтому эти предметы, которые вы тут видите, тоже присланы из лагеря.
Все судьбы авторов писем сложные. Они, конечно, рассчитывали на то, что выйдут и встретятся с родными, но большинство из них не вернулось.
Для нас было важно показать, что существуют такие семейные собрания -уникальные, единичные. Хранить любой документ из лагеря здесь, на воле, было опасно, потому что это свидетельство того, что у тебя есть связь с признанным и уже осужденным врагом народа, а ты от него не отказался, ты продолжаешь быть с ним в переписке, то есть в связи. Соответственно, ты член семьи изменника Родины.
Мы уже 25 лет собираем такие документы. В основном, как раз мы комплектуем архив на основе домашних семейных собраний. Мы не дублируем ни публикации в СМИ, ни другие архивы. Наша тема — домашние документы, те, которые хранятся в семьях. Это фотографии, обычно домашние семейные, это переписка, дневники, мемуары, воспоминания.
Если от человека, который прошел лагерь, осталось пять писем, то я считаю, что это — хороший архив, это богатый архив, это архив документально подтверждаемый. Но бывают случаи единичные, просто действительно единичные, когда архив сохранился большой.
«Я бы мог принести много пользы»
Все авторы представленных писем приняли советскую власть. Среди тех, кого мы показываем, нет политических противников, нет здесь ни эсеров, ни белогвардейцев, ни всех тех, кто бы заявлял себя как оппозиция. Все, кто здесь есть, были преданы советской власти и страшно переживали невозможность продолжать свое служение ей.
Это сквозит во всех письмах: «я мог бы еще принести много-много пользы и бессмысленно здесь существовать». Все эти люди до своего ареста — это было тогда повсеместно — на работе горели, приходили домой разве что переночевать и видели своих детей только спящими в кроватке. Попав в лагерь они, поняли, что все было суетным, а настоящее, подлинное — те, кого они видели спящими.
И теперь единственная возможность, которая у них есть — пытаться от письма к письму влиять на интеллектуальный уровень своих детей. Мы не касаемся здесь взаимоотношений с государством, не приводим бесконечные заявления с просьбой о пересмотре, еще о чем-то. Мы не касаемся здесь писем матерям, женам, сестрам. Мы поднимаем только тему папиных писем.
Филолог, философ, полиглот
Гордон Гавриил Осипович (1885–1942).
Гордон Г.О.
Родился в Спасске Тамбовской губернии в семье земского провизора. Окончил историко-филологический факультет Московского университета, прослушал курс в Марбургском университете. Преподавал древнюю историю. Участник 1-й мировой войны.
С 1919 член РКП(б) и мобилизован в Красную армию. По окончании гражданской войны стал профессором Тамбовского университета, основал научно-философское общество.
В 1911 г. женился на Елизавете Григорьевне Воскресенской, внучке протопопа собора в г. Моршанске. С 1920 г. — член коллегии Наркомпроса, зам. председателя Совета по делам ВУЗов, преподавал в 1-м и 2-и МГУ, Коммунистическом университете им. Свердлова и других крупных учебных заведениях Москвы; занимался издательской деятельностью, писал учебные пособия.
Первый раз Гавриил Осипович был арестован в 1929 г. По статье 58–6 коллегией ОГПУ приговорен к 10 годам ИТЛ. Срок отбывал на Соловках, через два года приговор изменен — 5 лет высылки в Свердловск, где он был консультантом-методистом в Облоно и написал учебник по географии для средней школы.
В 1933 г. Гавриил Осипович был досрочно освобожден, вернулся в Москву, занимался переводческой, литературной, педагогической деятельностью, работал по договорам с издательством «Академия», ГИХЛ и др.
В 1936 году Г. О. Гордон был арестован вторично. Постановлением ОСО НКВД СССР по статье 58–10 был приговорен к 5 годам ИТЛ. Срок отбывал на строительстве Угличского гидроузла, работал сторожем. Здесь он написал для дочерей Ирины и Елизаветы «Введение в философию» и «Введение в историю».
Срок его заключения истекал в августе 1941 г., но из-за начавшейся войны Гордон освобожден не был. В начале 1942 г. он умер в лагере от голода.
Это замечательный человек — мыслитель, филолог, полиглот, педагог. Говорить о нем можно только в самой превосходной степени. До нас же дошли даже не столько письма, сколько вот эти две тетрадки, которые он писал по памяти: «Маленькое введение в большую философию» — краткий экскурс всемирной философии, и тетрадку, которую он назвал по имени музы истории Клио — «Введение во всемирную историю».
Гордон. Тетрадки с краткой философией для дочери
Из письма Ирины Гордон:
«Ликуня — моя старшая сестра, любимица папы. В 1940 г. она умерла в возрасте 19 лет, перейдя на 2 курс мехмата МГУ. … Мама не знала, как сообщить об этом отцу и решила скрыть от него до освобождения. Я написала ему, что Лика вступила в комсомол и дала слово с репрессированным отцом отношений не поддерживать… В результате стала реже ему писать, потому что трудно было врать». («Соловецкий вестник», № 1, 1995 г.).
Метеоролог
Вангенгейм Алексей Феодосьевич (1881–1937).
А.Ф. Вангенгейм. Грамота
Из семьи обрусевших голландцев, дворянин. Алексей Феодосьевич — выпускник физико-математического факультета московского университета и сельскохозяйственного института.
Во время учебы в университете был арестован за участие в студенческих волнениях, осужден на 3 года ссылки в Западную Сибирь, замененную на 6 лет отбывания в Курске.
Во время Первой мировой войны А. Ф. Вангенгейм был призван в ряды действующей армии на должность начальника метеослужбы 8-й армии. За организацию газовой атаки против австрийцев награжден золотым оружием.
После Октябрьской революции А. Ф. Вангенгейм работал инспектором народного образования. В 20-х годах был членом Московского и Ленинградского советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. С 1924 по 1929 гг. — заместителем начальника Главнауки НКП РСФСР, по 1934 г. — состоял членом Президиума Государственного ученого совета. В 1920—1931 гг. Алексей Феодосьевич состоял заместителем председателя Центрального бюро краеведения (ЦБК) — второй по активности после ВООП в России общественной организации, занимавшейся природоохранением.
С 1929 г. возглавляет Гидрометеорологический комитет СССР, организовывает Бюро погоды СССР и несколько метеорологических журналов. По его инициативе открываются Московский и Харьковский (ныне Одесский) метеорологические институты, несколько техникумов.
Под его руководством реорганизована Главная Геофизическая обсерватория в Петербурге, организованы магнитные съемки по территории СССР. В августе 1932 г. профессор А. Ф. Вангенгейм назначен членом коллегии НКЗ СССР. С 1933 г. входит в состав Комитета по заповедникам при Президиуме ВЦИК.
В 1934 г. Алексей Феодосьевич был арестован, по ст.58–7 УК РСФСР обвинен в шпионаже, составление заведомо ложных прогнозов погоды и приговорен к 10 годам ИТЛ, которые отбывал в Соловецком лагере особого назначения. Через три года был вторично репрессирован и расстрелян в урочище Сандормох в Карелии.
Во время заключения написал жене и дочери 168 писем.
Вангенгеийм. Фото из личного дела и сделанная из природных материалов картинка с видом Соловецкого монастыря
Соловецкая грамота
Имя Вангенгейма абсолютно забыто, хотя он был просветителем на уровне Дидро. Его дочка прикладывала массу усилий, чтобы ввести его имя в научный оборот: ведь его совершенно никто не помнит. А зря, потому что мы с его деятельностью сталкиваемся каждую минуту, каждый день. Он — основатель, организатор и руководитель Гидрометцентра, он создал бюро погоды, создал Метеорологические институты, журналы, член общества краеведов и любителей Севера. Все зонды, которые запускались, все экспедиции, все измерения температур — на северном и не на северном, на всех полюсах — все было организованно, прежде всего, по его инициативе.
Потом за обвинение в злонамеренном неправильном прогнозе погоды он был арестован и приговорен к сроку на Соловках на 10 лет. Элеоноре, его дочке, было четыре года, когда он был арестован. Он написал ей с Соловков 168 писем. Каждый раз, когда он писал семье, он делал в этом письме для девочки отдельные вставки. Потом эти восьмушечки вырезали и собирали отдельные книжечки. И она свое раннее детство с 4-х до 7-ми лет росла под пристальным вниманием отца, который продумал систему обучения. Он построил этот процесс академически правильно. Он писал ей более своеобразные орнитологические справочки.
Вот такую восьмушечку Вангенгейм писал для дочери
Здесь вот про птичку: к птичке надо обязательно нарисовать, чтоб было и гнездо, и яйцо, потому что иначе, какое же это описание животного мира.
А.Ф. Вангенгейм. Орнитология
Он начал придумывать или вспоминать для нее загадки. В результате образовалась такая книжечка: сначала подумай, прочитай, а потом посмотри подсказку.
Учебник из подручных материалов
Загадки для Элечки
Потом девочка взрослела, ее надо было уже готовить к школе, и он придумал, как сделать образовательный процесс, а именно, скучную арифметику — живой. А у него ведь вокруг ничего нет, есть только Соловецкие острова с их природой и бумага с карандашом. Поэтому он создает такое методическое арифметическое пособие с растениями. Вот число три, например. А вот 17. Видите, здесь заодно и урок ботаники, и состав числа, и четность — нечетность, парность — непарность, из чего оно состоит, на что оно делится. Так он дошел до 20.
Вангенгейм. Число три
Он замечательно талантливый человек во всем, поэтому он создал вот такие каменные мозаики: море, залив Белого моря — это кусочек коры, как вы видите, все остальное — камешки, песок, дробленый кирпич. Вот Соловецкий монастырь, бесспорно узнаваемый. Это шкатулочка. Ею долго-долго пользовались, поэтому она немножко пообсыпалась.
Тем временем, его жена и все остальные пытаются про него что-то узнавать. Наступил 37-й год. В 37-м году начинаются лимитные расстрелы. На каждую область из центра сверху спускался лимит: сколько врагов народа должно быть уничтожено. Руководители брали встречные обязательства типа того, что «мы можем перевыполнить, нам не трудно».
Если это человек на воле, то он, вольный, попадает под какое-то следствие, есть какое-то судебное разбирательство, хотя бы элементарное, хотя бы даже не судебным органом. Есть какая-то надежда. Если человек сидит в лагере, у него вариантов нет: за него решает оперуполномоченный. Он понимает, что наладить спущенные нормы, предположим, 1000 человек — он должен выбрать из своего контингента тех 1000 человек, которых он считает возможными пропустить под этот лимит. И наш Алексей Феодосиевич Вангенгейм вместе, например, с отцом Павлом Флоренским попал на пароход, который увез их из Соловков на Большую землю. Долгое время не было известно, что с ними было потом.
Элеонора Вангенгейм
Только в конце 90-х годов наши коллеги из Ленинградского мемориала находят в архивах абсолютно детективную историю: показания коменданта Соловков Матвеева, который проводил эту операцию, а после был репрессирован. По его допросам стало понятно, что эти 1111 человек были погружены на пароход с Соловков и доставлены на большую землю сначала в Кемь, а потом Матвеев их повез в сторону Медвежьегорска и за четыре ночи он всех собственноручно расстрелял. Жалуется, что было тяжело, потому что «они сопротивлялись».
Заключение о реабилитации Вангенгейма
Коллекционер
Левитский Владимир Владимирович (1873–1937).
Родился в семье сельского священника в с. Русская Поляна Черкасского уезда Киевской губернии. Учился в Белоцерковской классической мужской гимназии. Поступил на юридический факультет Киевского университета, но через год ушел из университета и поступил в Киевское пехотное юнкерское училище, которое окончил в 1897 г. В чине поручика был переведен в Грайворонской резервный батальон.
В 1905 г. Владимир Владимирович был прикомандирован к Орловскому Бахтина кадетскому корпусу на должность офицера-воспитателя с преподаванием чистописания, гимнастики, фехтования и ручного труда. В 1913 г. он был произведен в подполковники.
Владимир Владимирович был женат на Наталье Николаевне Левашкевич. В 1915 г. в семье Левитских родился сын Олег.
Олег Левитский
В 1917 г. кадетский корпус был переименован в военную гимназию, а после Октябрьской революции — в школу. В ней Владимир Владимирович был руководителем ручного труда.
Во время Гражданской войны служил на руководящих должностях в штабах армий Украинского и Южного фронтов РККА. После демобилизации Владимир Владимирович с семьей приехал в Курск и работал статистиком.
С детских лет В. В. Левитский увлекался филателией и нумизматикой. Он сумел собрать уникальную коллекцию почтовых марок и открыток, монет и бон. Он был активным членом Всероссийского общества филателистов, организован и возглавил общество коллекционеров в Курске.
В 1931 г. многие члены ВОФ были репрессированы. Владимир Владимирович Левитский был арестован в январе 1931 г., по статьей 58–2,10,11 приговорен к 10 годам исправительно-трудовых лагерей, которые отбывал в Сиблаге. В ноябре 1937 г. в Мариинском отделении Сиблага Владимир Владимирович Левитский был вторично репрессирован и приговорен к высшей мере наказания.
Это совсем другой человек. Он не профессор, и он не вершина интеллектуальной мысли, в отличие от других наших двух персонажей. Он — офицер, участник первой мировой войны. Был офицером-воспитателем в кадетском корпусе. После 17 года, когда кадетский корпус был разогнан, он работал в школе, но не это было его призванием. Он был коллекционер. Он собирал все, что только собирают коллекционеры — и открытки, и монеты, и этикетки спичечных коробков. Самой большой его страстью были марки. Когда Всесоюзное общество филателистов было разгромлено целиком, тех, кто жил в регионах, арестовали.
Нашего Левицкого Владимира Владимировича тоже арестовали. Это был 31-й год. Его приговорили к 10 годам, как тогда называлось, концлагеря. Он отбывал срок в разных отделениях Сиблага. Вот здесь он нарисовал маршрут своего пребывания. Первое его местечко — Ольховка, Запсибкрай. Сейчас это Новосибирская область. Потом его там переводили в разные-разные места, и последнее место — Абакан. Как раз это 37-й год, и он тоже расстрелян вторым приговором.
Он коллекционер. Если ему в руки попадается хоть что-нибудь, он немедленно шлет это сыну. Все свои письма он оформляет такими рисованными от руки марками. Таких марок на самом деле не существует. Это Ольховка, в которой он сидит. Вот Ольховка, комендантский дом, куда он ходит на службу. Вот Ольховка, каланча, которую он видит из окна.
С другого берега
А на этой стенке — письма с другого берега, письма детей родителям.
Вот, смотрите, это женщина, арестованная, как ЧСИР. Член семьи изменника Родины. Вот письма ее сына. Вот они совсем такие, как бы вам сказать, не выставочные, некрасивые, не произведения искусства. Но нам абсолютно обязательно было их показать именно вот такими драными, потому что вот эту бумажечку, потому что вот этот обрывочек наша Ксения Ивановна держала у себя на груди — так, чтобы она был все время рядом. Ничего другого нет. Это икона, это то, что дает силы, то, обо что можно немножко погреться и понять, что ради этого надо любой ценой выжить, выйти и к нему вернуться.
Там, на той рамочке девочка просто пишет отцу: «Папа, будь гордым». Она маленькая, она не очень понимает, что она делает, она это делает интуитивно. Но она не дает ему возможности сомневаться в том, что его ждут, в том, что он нужен, и его пребывание в лагере — это не позор для близких, это такая же точно беда, как и для него. Поэтому только письмами, подлинными письмами живых конкретных людей мы хотели это показать.
Дети без отцов
Отцов не стало. Они для детей есть только в письмах. Они не знают и не помнят их голоса, они не помнят цвета их глаз, они не помнят их смеха. Они создают их образ только вот по этим материалам, только по этим желтеньким стареньким листочкам. Та планка, которую задают отцы своим детям, очень высока. В этих письмах нет ни жалоб, ни нытья, ни «пожалейте меня». Прежде всего, отцы закладывают в своих детях сознание того, что интеллектуальная мощь, сила духа, человеческие качества — не сиюминутные, настоящие и подлинные. И для их воспитания нужно прикладывать, начиная с раннего детства, огромные усилия.
Чемодан, сделанный из посылочного ящика
Может быть, они хотели видеть в детях свое продолжение, может быть, они рассчитывали на это. Нам же всегда хочется, чтобы наши дети делились с нами нашими интересами. Может быть, они говорили о том, что они любят и знают, и знают лучше всего, понимая, что это они скажут и передадут тоже лучше всего.
Но, так или иначе, их усилия даром ведь не пропали. Никто из детей этих родителей не отказался от них, никто из дочерей не поменял фамилию. И даже выходя замуж, они оставляли фамилию отцов. Хотя с фамилией Вангенгейм жить в Советском Союзе в 50-е годы и поступать в институт было крайне тяжело.
Олег Левицкий стал коллекционером. Ему некуда было деваться, он, конечно же, продолжил коллекцию отца.
Дочка Гордона очень — известный переводчик англоязычных писателей. Она переводила Диккенса и Фолкнера и в то же самое время не считала для себя зазорным переводить Айзека Азимова.
Элеонора Вангенгейм, названная Элеонорой, кстати, в честь дочери Маркса, стала палеозоологом. Когда у нас было открытие выставки, пришли ее коллеги по институту и сказали: «Как, вы не знаете? Она ведь ведущий мамонтолог Советского Союза!»
Назовите цифру…
Я всегда очень боюсь и не люблю, когда меня спрашивают: «Сколько было репрессированных? Назовите цифру». Я не знаю ответ на этот вопрос, и никто его не знает. Это так же, как сегодня — сколько человек погибло во время войны. Сталин сказал, что 4 миллиона. Хрущев сказал — 8. Брежнев сказал — 19.
Ирина Островская
Они как-то растут, растут эти миллионы, а за этими миллионами человека не видно. Ни человека, ни судьбы, ни личности, ни характера. Мы хотели это все перевернуть не в цифры, а в судьбу одного человека. Вот у нас здесь на выставке — 16 человек. Я считаю, что и 16 человек таких — это очень много.
Выставка продлится до 25 июня 2013 года. Из экспозиции вы узнаете, как оторванные от семьи заключенные через письма, рисунки, поделки, придуманные рассказы, сказки пытались поддерживать связь с детьми, влиять на них, воспитывать, передавая свою любовь и заботу.