Можно ли считать, что без «крещения никуда», освящать жилище и при этом называть себя атеистом? Можно ли читать молитвы, не понимая значения слов, но осознавать, что это «помогает»? Как это все совмещается в сознании человека? И кто они? Православные, атеисты… православные атеисты? Сомневающиеся? Стоящие на перепутье? Рассуждает игумен Нектарий (Морозов).
Религиозное сознание русского человека… Какая же это удивительная, трудно поддающаяся рациональному или какому-то другому анализу область!
Кажется порой, что оно все буквально соткано из парадоксов, противоречий. Русский человек верует иногда в силу того, что «это абсурдно», прямо таки по Тертуллиану. Иногда же, напротив, не верит, хотя в его конкретном случае, при его жизненном опыте абсурд — именно неверие.
И как при всем при этом к статистике нашей относиться, такой спорной и пререкаемой — той самой, согласно которой у нас в стране православных до 80 процентов, а в храм регулярно ходит раз-два и обчелся — в процентном, опять таки, соотношении? И кто прав — оппоненты наши, утверждающие, что все эти миллионы верующих — фикция, что это мы искусственно и недобросовестно их «за своих считаем», вопреки реальности, вопреки правде?
Или же мы, когда доказываем, что не кто-то проценты эти «за уши притягивает», а сами они тянутся — к Богу, к Церкви, к жизни, которой еще толком не знают и не понимают? Статистика тут, кажется мне, ответа сама по себе не даст. И социология тоже…
Помню, как мы ехали однажды в поезде со старичком-ветераном. Лоб его пересекал очень странный шрам: он начинался примерно посередине лба и заканчивался в области виска. Слово за слово мы с ним разговорились.
— В церковь-то я, конечно, не ходил и не хожу: не та у нас жизнь была, не то воспитание. А вот когда на войну шел, бабушка мне с собой какие-то молитвы на бумажке дала. Я их читал каждый день — не помню уже какие, — рассказывал старичок. — Потом, когда вернулся домой, перестал как-то…
Ну и, поскольку, был он достаточно словоохотлив, открыт, то в какой-то момент я решился спросить его об этой странной отметине на лице.
Он оживился еще больше.
— А это, знаете, такой удивительный случай был… Попала мне пуля в лоб, а я как-то в этот момент голову повернул, она по коже скользнула, до виска ее рассекла, и всё. Стою, весь в крови и в толк взять не могу, что произошло. Чудо природы какое-то, необъяснимое.
— Да нет, дедушка, это и правда чудо, но вот природы — вряд ли. Неужели Вы никогда не задумывались о связи между этим случаем и молитвами, которые по благословению бабушкиному читали? Неужели ни разу мысль не промелькнула, что это Господь так дивно жизнь Вам сохранил?
Старичок нахмурился, ушел на какое-то время в себя… Потом лицо его разгладилось.
— Вы думаете? А что… Может и правда, мне вот в голову не приходило. Да, Вы правы, наверное…
Вот как это объяснишь?! Всю войну молитвы читал, потому что бабушка велела, а что за молитвы — не помнит, да и тогда смысла их не понимал, скорее всего. Всю войну прошел, хоть мальчишкой на нее зеленым и неопытным отправился, и росту в нем, что называется, «метр шестьдесят в прыжке». И от пули вражеской, прямо в лоб угодившей, не пострадал.
И лет этак за восемьдесят впервые по-настоящему вопросом озадачился: как же это? И наличие связи какой-то между чудом и чтением молитв допустил. Да и о Боге едва ли не в первый же раз всерьез заговорил…
Куда его отнести — к каким «процентам», кто определит?
А вот другой случай. Прихожу в больницу причащать женщину в тяжелом состоянии. На обратном уже пути прохожу пост охраны и меня окликает с каким-то вопросом сидящий там молодой человек — такой мужественно-хмурый, серьезный очень. Задает какой-то несложный вопрос, не вспомню уже точно: о поминовении усопших или о том, «кому молиться о здравии». Отвечаю.
Потом, как водится, заговорили о чем-то еще, в частности о проблеме нравственного выбора, особенно актуальной для верующего человека в наполненном соблазнами и таком «неясном» современном мире. Мысли он высказывал здравые, хорошие, представления его действительно выдавали в нем человека, думающего об ответственности за то, что он делает в жизни — не только о сиюминутной, но и о той, которая «потом».
А затем и к теме молитвы перешли. Выяснилось, что он трижды в день обязательно читает 90-й псалом. И тоже, по-моему, по совету бабушки. Достал текст, прочел при мне вслух — с запинками, но в общем, без ошибок, я даже порадовался. А потом и говорит:
— Вот читаю и почти ничего понять не могу. Но все равно — помогает.
Стали разбираться. Он поделился со мной некоторыми своими открытиями — тем, с чем сам все-таки разобрался. Мне особенно запомнилось его толкование слова «плещма» как «плеши». «Плещма Своима осенит тя». В его версии это получалось немного… неблагочестиво, что ли. Попытался провести работу над ошибками, но чувствую: не нужно ему это совсем. Говорю, а у него глаза точно дымкой какой-подернулись: сознание отторгает «лишнюю» информацию.
Вот и его куда определить, в какую группу: тех, кто «с Церковью» или «вне» Ее? Его, человека, который молится, и знать, о чем молится, нужды не видит, но при этом ему «помогает»?
Есть в памяти и еще лучше пример парадоксов и противоречий, сгусток прямо-таки.
Приехал к одному нашему благотворителю, у него в гостях оказался один его знакомый — юрист, подполковник, преподаватель вуза. Он как-то особенно рад был встрече со мной, о чем сразу прямо сказал:
— Я, батюшка, человек совершенно неверующий, но к Вам с большим уважением отношусь, потому что вера — это святое!
Посидели, поговорили о чем-то, и он опять заявляет — всерьез, даже с надрывом каким-то внутренним:
— Я человек, безусловно неверующий, но крещеный, потому что без этого как жить? Никак нельзя!
Я просто слушаю, осмысляю. А хозяин напрягся как-то.
Но тут же и новое откровение звучит:
— Я атеист, слов нет, а вот недавно пригласил священника, кабинет свой освятил, так хорошо на душе стало, как в детстве!
И без паузы спрашивает.
— Я вот, батюшка, кроме крестика еще образок Георгия Победоносца ношу. Так можно, не противоречит?
Не успеваю ничего ответить, хозяин взрывается:
— Володя, какой… «не противоречит»?! Ты о чем вообще? «Я атеист, но крещеный. Я атеист, но кабинет освятил. Я атеист, а можно образок носить?!». Ты послушай вообще себя! Какой ты атеист?!
Тот замолчал, смутился, переживает…
А я не могу на его огорчение равнодушно смотреть.
— Чего ты, Саша, на него напал? — говорю. «Какой, какой…» Да самый обыкновенный — православный!
У Владимира прямо лицо засветилось…
Так сложилось, что мы потом с ним до настоящего времени и не встречались — жизнь такова и обстоятельства ее.
Был период, когда на одном нашем саратовском сайте, где у меня есть свой блог, ополчились на меня какие-то непримиримые с Православием и заодно со мной борцы. Чего они только обо мне в комментариях не писали… Я даже уставать от них стал.
И вдруг появляется там новый человек, под ником… «православный атеист». И уж вступается он за меня, так вступается, по полной, что называется, программе, ни в выражениях не стесняясь, ни времени не жалея. Меня участие тронуло, слов нет, до сердца, если честно. И все же пришлось попросить его выйти из дискуссии, уж больно круто у него все заворачивалось, а по-другому он, видимо, не мог. Потому и пропал потом. Может, и читал потом записи в блоге вкупе с комментариями, а может и нет — темперамент не позволял.
Но в памяти он у меня накрепко засел. И не только он, но и дедушка-ветеран, и охранник с «плешью», и многие, многие еще такие вот «пограничники», из тех, что одной ногой в Церкви, а другая — невесть где заблудилась. И так больно, горько за них, а уж когда ловят их за эту самую ногу те, кому «проценты» покоя не дают, и тянут вон из Церкви в это самое «невесть куда», то еще больнее и горше делается. И грех со своей стороны «правильную» ногу не придержать…
Грех? Конечно…
…Бедный заблудившийся русский человек… Который и будучи атеистом может оставаться православным. И став православным может быть все тем же атеистом. Как же нам не считать его своим, как не любить его, как за него не бороться? Ведь, кроме Бога и нас, мало кому он нужен.