Патриарх Болгарский Максим умер во вторник от сердечной недостаточности в Университетской больнице Софии, сообщила Болгарская Православная Церковь. Своими воспоминаниями об этом человеке делится Игорь Калиганов, доктор филологических наук, профессор, декан филологического факультета Государственной академии славянской культуры, кавалер ордена «Стара-Планина»I степени — высшей государственной награды Болгарии.
Игорь Калиганов. Фото: pravoslavie.ru
Я не богослов, а филолог, светский ученый, поэтому мои встречи со Святейшим Патриархом Болгарской Православной Церкви Максимом носили эпизодический характер. Тем не менее, они оставили глубокий след в моей памяти.
Просьба о содействии
Первая моя встреча с Патриархом Максимом произошла в 1978 году. В то время я, совсем еще молодой ученый, занимался историей средневековых болгаро-русских связей в области церковно-религиозной книжности.
Будучи командирован в Болгарию на полгода по стипендии ЮНЕСКО, я через Болгарскую Академию наук обратился к Его Святейшеству с просьбой о содействии моим археографическим разысканиям.
Мне хотелось получить циркулярное письмо Патриарха Максима с наказом болгарским иерархам предоставлять мне свободный доступ к восточнославянским рукописным и старопечатным книгам, хранящимся в библиотеках болгарских епархий, монастырей и церквей. Их фронтальное исследование могло прояснить картину духовных связей между Россией и Болгарией в период средневековья и более позднее время — по XVIII в. включительно.
Дело в том, что многие из этих книг находились в плачевном состоянии: без переплетов и титульных листов с выходными данными, от некоторых сохранились лишь фрагменты. Местные священнослужители из-за отсутствия соответствующей подготовки не могли сказать что-либо определенное о происхождении и датировке подобно рода источников. Все это предвещало множество неожиданных находок, но самое главное для исследователя — свободный доступ и возможность фронтальной проверки.
Вот почему я очень волновался: как отнесется Его Святейшество к моей просьбе? Состоится ли вообще моя встреча с ним? Смогу ли я получить от него такое письмо? Но все мои страхи и волнения рассеялись, как только я увидел Патриарха Максима воочию.
Настоящий библейский старец
От предстоятеля исходили такая доброжелательность и такая готовность вникнуть в проблемы любого чада из пасомого им стада, что я сразу успокоился и сумел четко изложить суть своей просьбы и перспективы своих разысканий. Наше общение происходило на болгарском языке, но в один момент Его Святейшество великодушно предложил мне перейти на русский язык, что вначале меня очень расстроило.
Я решил, что мой болгарский язык не очень хорош, хотя все мои болгарские знакомые в один голос твердили обратное. Лишь потом я узнал, что в молодости, задолго до своей интронизации, Патриарх Максим, несколько лет провел в Москве в качестве настоятеля Болгарского подворья и прекрасно говорил по-русски. Тогда же я поразился его тонкому знанию русского языка, почти полному отсутствию акцента и безошибочному использованию падежей (камень преткновения для подавляющего большинства болгар).
В Болгарии особое отношение к священнослужителям, обычно их называют «дядо» (то есть дедушка), даже если они молоды и моложе тебя самого. Патриарх Максим был тогда относительно молод (ему не исполнилось в то время еще и 65 лет), но он воспринимался мной как настоящий библейский старец: вдумчивый, немногословный, седые мохнатые брови. Действительно, настоящий «дядо»!
Больше всего мне запомнилось, насколько быстро он смог вникнуть в суть стоящих передо мной задач и насколько быстро (практически мгновенно) сумел устранить все проблемы. По истечении многих лет не могу точно передать в деталях дальнейшее содержание нашей беседы, помню лишь, что она приняла неформальный человеческий характер, я ощутил любовь Патриарха к России и русским, и по окончании нашей беседы, получив патриаршее благословение на свои разыскания, возвращался в свою софийскую квартиру окрыленный.
«Это письмо я храню как реликвию»
На следующий день я получил в канцелярии циркулярное письмо «дядо» Максима, обращенное ко всем болгарским митрополитам, епископам, игуменам монастырей и настоятелям храмов с распоряжением оказывать мне содействие в знакомстве с рукописной и старопечатной восточнославянской литературой, хранящейся в церковных библиотеках.
Это письмо с красивой подписью Патриарха Максима я храню в своем архиве как реликвию. Оно открывало передо мной двери церковных библиотек и помогло открыть ряд раритетных восточнославянских церковно-религиозных книг.
Пастырь и ученый
Второй раз я видел Патриарха Максима в 1981 году, когда в Болгарии на самом высоком государственном уровне праздновалось 1300-летие Болгарской государственности. Участвовал в нем и предстоятель Болгарской Православной Церкви. Речь Его Святейшества бы прекрасно отшлифована и произвела на присутствующих большое впечатление. Патриарх Максим был не только искусным пастырем, но и отличным ученым. Не случайно Софийский университет присудил ему почетную степень (honoris causa) доктора богословия.
Он умел оставаться над суетой
А третья моя, эпизодическая, встреча с Его Святейшеством произошла в девяностые годы — очень трудное для Болгарской Церкви время. Тогда появились люди, твердившие что все, ранее занимавшие ключевые посты в Болгарской Православной Церкви, являются агентами КДС (то есть болгарского КГБ) и не имеют морального права дальше оставаться в руководстве. Благодаря поддержке извне образовался альтернативный Синод, раскольники стали занимать православные храмы, изгоняя из них их законных настоятелей.
Тогдашняя власть в Болгарии была заинтересована в расшатывании и расколе болгарского общества и поэтому не препятствовала разгулу раскольников. Против многих иерархов выдвигались обвинения на основе компроматов, найденных в архивах болгарских спецслужб. Но, несмотря на все старания, ни одного компрометирующего Его Святейшество документа в этих архивах не обнаружилось.
Раскол продолжался почти 10 лет, и только когда в Болгарии сменилась власть, церковной смуте был положен конец, и раскольников удалось выставить из незаконно захваченных ими храмов.
В те тяжелые начальные 90-е я пришел к Патриарху Максиму по личному делу: просить благословение на создание труда о Георгии Новом — софийском мученике, сожженном турками в 1515 г. за отказ принять ислам. Культ этого святого широко распространился по русской земле: в XVI–XIX столетиях он был едва ли не самым известным у нас южнославянским подвижником. Работа предстояла долгая, трудная, в России наука тогда почти не финансировалась, и я не был уверен, хватит ли у меня сил и терпения довести дело до конца.
Ожидая аудиенции в приемной, я увидел, как из патриаршего кабинета выскочил разъяренный человек в рясе — раскольник ли то был или очередной бунтарь из «своих» — судить не берусь. Возникло сомнение, стоит ли мне в такое напряженное для Болгарской Православной Церкви время беспокоить Патриарха своими мелкими просьбами.
Но меня пригласили в кабинет, и, войдя, я увидел на лице Святейшего выражение библейского спокойствия. Даже такие испытания как раскол, крики и ругань противников не могли поколебать величие его духа — он умел оставаться над суетой. Внимательно выслушав мои слова, Патриарх Максим сказал, что мне предстоит нелегкий путь — более долгий и более тернистый, чем я предполагаю. Но усилия будут вознаграждены.
Слова Его Святейшества укрепили меня в решимости осуществить задуманное, а сами они оказались пророческими: в 1997 году двухтомная рукопись моего труда «Георгий Новый у восточных славян» завоевала первую премию им. Макария, Митрополита Московского и Коломенского и спустя 3 года была опубликована.
Только добрыми словами
В заключение хочу опять вернуться в 1978 год. Несколько дней я провел тогда в Троянском монастыре, обрабатывая хранящиеся там рукописные и старопечатные восточнославянские книги. Некогда в этом монастыря подвизался и молодой монах, будущий «дядо» Максим. Здесь его помнили и поминали только похвальными добрыми словами. Они звучали в неформальной обстановке, и в их искренности нельзя было усомниться.
В последнее время, зная, что Патриарх Максим очень болен и стар, многие болгары в беседах со мной высказывали опасения, что после смерти Святейшего может начаться новая церковная смута. Патриарх Максим вносил в болгарское общество ощущение стабильности, потому что во времена любых потрясений сохранял незыблемость духа и твердую позицию. Его кончина — утрата не только для Болгарии, но и для всего православного мира. Царство Небесное тебе, отче Максиме!
Читайте также:
Патриарх Болгарский Максим: Я грешный человек, но компромиссов во вред Церкви не делал никогда
Руси Русев: Трудно будет привыкнуть к отсутствию Патриарха Максима в духовной жизни Болгарии