За час до суицида: почему они не просят помощи у родителей?
В середине мая общество всколыхнула статья Галины Мурсалиевой в «Новой газете» о подростковых самоубийствах. В многочисленных дискуссиях поднимались вопросы: в чем причины суицидов? Действительно ли подростка из благополучной семьи может довести до самоубийства незнакомый человек в интернете? И как тогда быть родителям — доверять детям или спасать их, даже если для этого потребуется ограничить их свободу?
21 июня проект Nosuicide.ru и сайт «Православие и мир» организовали круглый стол на тему «Подростковый суицид: слово экспертам».
Эксперты:
- Ольга Калашникова, психолог суицидологического кризисно-психиатрического отделения при ГКБ № 20 (ГБУЗ «ГКБ им. А.К. Ерамишанцева ДЗМ»)
- Дмитрий Пушкарев, врач-психиатр, психотерапевт, кандидат медицинских наук, координатор DBT программы Linehan Institute в России
- Мария Абушкина, психолог, руководитель проекта Nosuicide.ru
- Полина Цыганкова, медицинский психолог суицидологического кризисно-психиатрического отделения при ГКБ № 20 (ГБУЗ «ГКБ им. А.К. Ерамишанцева ДЗМ»), доцент кафедры клинической психологии психолого-социального факультета РНИМУ им. Н.И.Пирогова, кандидат психологических наук
Попытка сбежать от сути проблемы
В начале эксперты рассказали о своих впечатлениях от статьи в «Новой газете» и о том, какие последствия выхода этой статьи они видят в своей практике.
Мария Абушкина рассказала о самых распространенных причинах, по которым дети не обращаются к родителям за помощью в трудный момент:
«Тема суицида в нашем обществе — табу. Как же решать эту проблему, если о ней не говорить? Статья Галины Мурсалиевой в „Новой газете“ поднимает тему подростковых самоубийств, но уходит от сути проблемы. Этот материал — попытка сбежать. Сбежать в негодование по поводу неких личностей, которые манипуляциями заставили детей совершить суицид. Но суть проблемы и реальные страдания детей обесцениваются, если мы ищем посторонних виновников трагедии. У нас появляется оправдание запретительным мерам и еще один способ не верить ребенку.
Мы проводили опрос на портале Nosuicide.ru — „почему вы не просите помощи у родителей?“. Самым популярным ответом была фраза „мне жаль своих родителей“. Если ребенок видит, что родители напуганы, тревожны, он не обратится за помощью».
«Испуганные родители бегут смотреть личную переписку ребенка, в каких он группах состоит, и доверие, таким образом, попросту пропадает. И пропадает не только доверие, но и возможность получить помощь от других людей в интернете: это, например, наш проект nosuicide.ru, это проект „Твоя территория“ и это множество поддерживающих групп в том же Вконтакте. Всего этого ребенок может лишиться и остаться наедине со своей болью.
Единственный плюс, который я вижу, это еще раз напомнить СМИ о том, как нужно правильно предоставлять информацию о суициде. При любом упоминании суицида обязательно должны быть указаны контакты телефонов доверия, кризисных центров и прочих подобных организаций. Это действительно важно — рассказывать о том, что так бывает, и что есть люди, которые могут помочь»
Суицид — это не проблема, а способ ее решить
Дмитрий Пушкарев объяснил, почему люди совершают суицид: «Это может звучать парадоксально, но суицидальное поведение — это не проблема, а способ ее решить. Суицид — это следствие определенных проблем. Столкнувшись с сильным стрессом и чувством бессилия, люди начинают рассматривать суицид как решение „нерешаемых“ (с их точки зрения) проблем.
Суицидальные мысли дают ложное ощущение „свободы“, возможного „выхода“ из положения. Важно понимать: когда человек находится во власти таких заблуждений, ошибочно усиливать контроль над его личной жизнью, действовать запретительными мерами. Этим мы можем подтолкнуть человека к попытке обрести контроль над его собственной жизнью таким страшным образом».
Дмитрий Пушкарев также отметил наличие биологических причин суицидальных мыслей: «Каждый из нас сталкивается с разными уровнями страданий. Здесь есть и биологические причины. У одних людей банально выделяется большее количество серотонина, и они меньше склонны к негативным эмоциям. Метод самоповреждений работает потому, что люди, которые режут себя, испытывают выделение эндорфинов, поэтому они используют временно не только физическое, но и эмоциональное обезболивание».
Подростки: где искать ориентиры?
Полина Цыганкова рассказала о специфике подросткового возраста:
«Подростковый возраст — это возраст, в котором человек формирует свою самоидентичность, пытается ответить на вопрос „кто я, какой я, каким я хочу быть, зачем я?“, даже вопрос о смысле жизни начинает задаваться. Также это возраст сепарации от родительской семьи, когда подросток ставит под сомнение семейные правила, семейные традиции, семейные устои. Это нормально — где-то протестовать, где-то проверять это на прочность. И подросток разворачивается от семьи к сверстникам и к обществу в целом, к тому социокультурному контексту, в котором он находится. Когда наш подросток разворачивается в поиске ролевых моделей, своих героев, на которых он хотел бы быть похож, к сожалению, не так много фигур, на которых бы нам, действительно, хотелось бы, чтобы подростки равнялись.
Поскольку проблема суицида очень нагружена большой тревогой, нам хочется, в первую очередь, устранить все суицидогеннные факторы, повышающие риск суицида. Но есть еще сторона антисуицидальных факторов и один из способов профилактики суицидального поведения — это наращивание, усиление антисуицидального потенциала. В социокультурном контексте это возможно через распространение ценностей и смыслов, на которые подростку, действительно, хотелось бы ориентироваться».
Причина суицидов: «Не хочу жить… так!»
Полина отметила, что в современной суицидологии выделяется несколько личностных смыслов суицидального поведения: «Чаще всего это крик о помощи, сигнал SOS. Возможно также самонаказание, избегание последствий своих действий, месть и истинный отказ от жизни. Особенность подростковых суицидов в том, что у подростков практически не встречается истинный отказ от жизни.
У подростков доминирует крик о помощи. Это означает, что у нас гораздо больше ресурсов, чем мы думаем. У подростка больше мотивация жизни, чем смерти. Он просто не знает, как сделать эту жизнь менее невыносимой для себя».
Ольга Калашникова сказала о необходимости слушать детей:
«Ребенок рождается и уже с самого первого дня социум кладет лапы на его тело, он как надо одевает его, что-то там протирает, начинает кормить. Ребенок не имеет никакого мнения, а родители даже не имеют потребности сверяться хорошо ли ему, плачет ли он, как его кормить, родители точно знают как правильно, как надо. Поэтому со временем у отдельных ребят, в отдельных ситуациях, формируется такое враждебное отношение к своему телу и к самому себе, и в момент тяжелых эмоциональных переживаний они что-то делают с собой для того, чтобы успокоиться».
Отвечая на этот вопрос о причине суицидов, Полина Цыганкова рассказала о путанице между причиной и поводом:
«Часто на вопрос „почему мальчик покончил с собой“ приходит ответ — потому что его девочка бросила, или потому что не поступил в учебное заведение, в которое пытался поступить. И, казалось бы, ответ найден, градус неопределенности снизился, тревога снизилась и всё понятно. На самом деле это всего лишь повод, некая верхушка айсберга, которая ничего не объяснят. Мало кто из нас женат и замужем за своей первой любовью, у многих первые отношения не закончились ничем счастливым, тем не менее мы здесь сидим. Это означает, что ни одно жизненное событие не может быть причиной суицида, оно может быть только неким условием, пусковым фактором той ситуации стресса или кризиса, с которой человек справляется либо нет в силу каких-то других причин и факторов.
Это могут быть индивидуально-психологические факторы. Допустим, крайне низкая самооценка, неприятие себя, даже ненависть к себе, по каким-то причинам у подростка возникшая. Это могут быть факторы межличностные — например, травля со стороны сверстников, очень важная тема, которая недостаточное освещение получает в СМИ. Это могут быть семейные факторы: такая семейная ситуация, в которой получить помощь и поддержку оказывается невозможным по каким-то причинам большим, чем он сам, иногда даже большим, чем семья, потому что семья тоже встроена в социум и может оказаться в тяжелой ситуации в целом. Поэтому,
на мой взгляд, очень важен индивидуальный подход, мы не можем перечислить список причин суицида, мы должны быть очень внимательны к каждому отдельному человеку,
уметь слышать и слушать непредвзято, заранее стереотипы на человека не навешивая. Нужно уметь услышать про ту боль, которую человек испытывает и понять источник его личной, неповторимой, уникальной боли — тогда мы сможем помочь».
Дмитрий Пушкарев упомянул биологические причины, которые могут влиять на суицидальное поведение:
«Есть биологические причины, есть дети, которые с более чувствительным темпераментом и более склонны к депрессивным состояниям и печали. Есть дети с большим количеством серотонина, и которые меньше склоны к тому, чтобы испытывать негативные эмоции. Есть дети, которые сталкиваются с травлей в школе, а есть те, которые не сталкиваются с травлей в школе. Есть различные факторы, которые приводят к тому, что в нашей жизни у кого-то больше страданий, а у кого-то меньше страданий. И в случае, если ребенок сталкивается с уровнем страдания, который больше, чем его умение регулировать свое эмоциональное состояние и уменьшить это страдание и сделать его переносимым, то человек может искать те способы, которые выходят за пределы общепринятых»
Суицид — крик о помощи
Ольга Калашникова:
«У меня был случай, когда мама потащила ребенка за руку в кризисный центр, услышав «я больше не хочу жить…» А девочка призналась, что это было незаконченной фразой. Она хотела сказать «я больше не хочу жить в ссоре с тобой». Ее проблему можно было легко решить.
«Если ребенок долго живет в состоянии физического или эмоционального насилия, рано или поздно он попробует любой способ изменить свою жизнь, поэтому „не хочу жить“ подростка — это всегда не „не хочу жить вообще“, а „не хочу жить так“».
Полина Цыганкова рассказала о личностном смысле суицида:
«У суицида помимо причин и поводов есть еще некий личностный смысл. Если причина отвечает на вопрос „почему это происходит“, то личностный смысл отвечает на вопрос „зачем, ради чего это делается“.
В отечественной суицидологии выделяется несколько таких личностных смыслов, чаще всего это крик о помощи, призыв „Мне плохо, помогите!“, сигнал SOS. Это может быть самонаказание, если я совершаю нечто, что расходится с моим образом должного настолько, что это невыносимо, я хочу себя за это наказать. Это может быть избегание последствий некоторых своих действий, допустим, человек совершает преступление и пытается избежать осуждение окружающих, в том числе юридических последствий.
Это может быть месть кому-то, кому ты не можешь прямо нанести вред — „назло бабушке отморожу уши“, только в более радикальном варианте. И наконец это может быть истинный отказ от жизни.
Особенность подростковых суицидов в том, что у них никогда не встречается истинный отказ.
Истинный отказ чаще свойственен еще одной группе, у которой на самом деле статистически больше суицидов, чем у подростков — это пожилой и старческий возраст, группа, которая у нас совсем не охвачена и не освещена»
Дмитрий Пушкарев рассказал о том, как суицид может быть способом о чем-то сказать:
Мария Абушкина:
«Когда говорится про попытки, которые вызваны не истинным желанием покончить с собой, это не значит, что к таким попыткам, к таким подросткам не нужно прислушиваться и не нужно принимать их всерьез.
Всерьез — это не только отвести их к специалисту помогающей профессии, к психиатру и психологу, а еще и самому отнестись со всем вниманием, чувствительностью, и попытаться услышать — что же такое происходит, что ребенок выбрал такой способ коммуникации».
Понимает ли подросток, что суицид — это навсегда?
Полина Цыганкова рассказала о том, что подростки часто не до конца осознают реальный риск суицидального поведения:
«Подросткам бывает свойственна так называемая иллюзия неуязвимости, что дурное может произойти с кем-то другим, а не со мной, это часто лежит в основе рискового поведения, всякие экстремальные виды проведения досуга, которые сейчас тоже распространены и имеют высокую смертность. Это такое около суицидальные вещи, игры со смертью, зацепинги, когда ребята на поездах катаются и гибнут в большом количестве, руфинг, когда они по крышам прыгают и срываются с этих крыш, и ряд других таких вариантов времяпрепровождения».
Как реагировать?
Ольга Калашникова обратила внимание на то, что всякое упоминание суицида должно быть важным сигналом для родителей:
«Каждый раз, когда ребенок косвенно или в шутку говорит о том, что я хочу покончить или эмоционально позитивно высказывается о том, что кто-то это сделал, это всегда сигнал о чем-то важном, о чем-то глубинном и никогда нельзя это сбросить со счетов, нужно задуматься всё ли так в нашем семейном королевстве».
Дмитрий Пушкарев:
«То, что родители могут сделать, не касается суицидального поведения как такового. Всё, что родители могут — это понимание, доверие и поддержка. Это то, что снижает уровень эмоционального накала у каждого из нас. Когда мы чувствуем поддержку близких, когда мы чувствуем доверие со стороны близких, когда мы чувствуем, что нас понимают — то интенсивность наших эмоций уменьшается, потребность в экстремальной коммуникации уменьшается.
Что родители действительно могут делать — это создавать такую атмосферу, такой контекст общения со своим подростком, в котором подросток не будет опасаться отвержения, в случае если он расскажет о каких-то своих мыслях, о каких-то своих фантазиях, о каких-то своих идеалах или задумках. Не обязательно суицидальных — в принципе связанных с подростковой жизнью».
«То, что можно делать с самим суицидальным поведением — это к нему относиться по возможности ровно, как к сигналу, симптому. О том, что жизнь подростка не в порядке, о том, что она мучительна, о том, что она сопровождается чувством бессилия. Но это не то, на что следует реагировать, не то, на что следует направлять усилия. Следует реагировать на эту жизнь, которая мучительна, а не на само суицидальное поведение».
Мария Абушкина:
«Для родителей, наверное, важно, в первую очередь или одновременно с поддержкой ребенка, поддерживать себя, и одновременно с тем, чтобы учиться принимать ребенка, учиться принимать себя.
И хочется сказать, что на фоне этой возникшей паники, хочется сказать, что и самим родителям, испытывающим такую тревогу и такую панику, совершенно нормальным будет обратиться к помогающему специалисту и сказать, что я так сильно волнуюсь о том, что мой ребенок может что-то такое совершить».
Обвиняя родителей, мы не помогаем
Ольга Калашникова: «Мне нравится, что ракурс смещается от суицида к тому, как всё-таки следует воспитывать, какие факторы важны, каким надо быть родителю, насколько важно самому жить интересную жизнь. Очень часто родители впахивают ради ребенка, но никто не спросил, это ли ему нужно».
Полина Цыганкова: «Одна из волн реакций на статью, которая послужила поводом нам здесь собраться, как мне показалось, были такие обвиняющие тексты в адрес родителей, что, если совсем грубо выражаться, То родители доводят своих детей, до суицида, такие они некомпетентные, они не справляются с воспитанием, они делают всё не так, нужно делать всё по-другому. В общем-то это послание достаточно деструктивное, потому что оно совершенно не помогает тем родителям, которые реально по каким-то объективным причинам не могут справляться на 100 процентов, вдруг взять и начать мочь, они не могут тоже по каким-то причинам».
Полина Цыганкова добавила, что очень важно рассматривать «суицидальное поведение в семейном контексте без поисков виноватого. Проблема — не в подростке и не в родителях. Она кроется в особенностях семейного устройства, в вопросах взаимодействия семьи с социумом. Обвиняя родителя, мы не поможем ему».
Депрессия
Дмитрий Пушкарев:
«Во-первых, бывает ли суицид без депрессии? Да, бывает. Бывает без видимых признаков, бывает вообще без депрессии, как таковой. Собственно, это очень важно понимать, что суицидальное поведение не является по сути клиническим поведением. Это универсальное поведение, которое свойственно в принципе людям.
Другое дело, что суицидальное поведение бывает чаще у людей, которые страдают определенными видами психических расстройств. В частности это депрессивное состояние, это пограничное расстройство личности, нарциссическое расстройство личности, как выясняется, и в некоторых случаях при психозах тоже суицидальное поведение может быть более частым, чем в принципе у населения».
«Есть типичные признаки депрессии. Если коротко, то это:
- — хронически сниженное настроение,
- — подавленность,
- — перестают радовать те вещи, которые радовали прежде,
- — нарушение сна,
- — нарушение аппетита,
- — пассивность,
- — снижение энергии, активности.
Причем снижение сна и аппетита может быть в две стороны: это может быть бессонница или сонливость, отсутствие аппетита и снижение массы тела или наоборот избыточное поглощение сладкого. Важно, что речь идет о кардинально изменившимся, по отношению к нормальным, пищевым привычкам и привычкам сна. То есть, важно понимать, что депрессия — это состояние, которое начинается, и которое заканчивается.
Кстати, основной риск суицида, у людей во время выхода из депрессии — потому что это период, когда появляется энергия, но все еще сохраняется ощущение безысходности. Это момент, когда у человека, который во время депрессии думал о суициде, может появиться достаточно энергии, для того это совершить».
Дмитрий Пушкарев также сказал о том, что для подростка повышение уровня агрессии нормально:
«Когда мы получаем послушных детей, у которых нет агрессии в подростковом возрасте, то это скорее больший повод беспокоиться, чем, когда у ребенка уровень агрессивности растет в подростковом возрасте.
И так же как суицидальное поведение заставляет родителей хвататься за голову и контролировать, так же агрессивное поведение зачастую со стороны родителей воспринимается как неприемлемое. „У нас был такой послушный мальчик, была такая послушная девочка, а теперь она кричит или тут он хамит учителям, родителям, дверьми хлопает, какой ужас!“.
Очень важно понимать, что в случае, если агрессия в подростковом возрасте воспринимается родителями как неприемлемая, то для подростка она тоже может восприниматься как неприемлемая. Это может приводить к направлению агрессии на себя, то есть к попытке наказать себя, и к увеличению риска суицидального поведения».
Что делать родителям?
Дмитрий Пушкарев посоветовал оставаться в контакте с детьми и следить за их эмоциональным состоянием всегда, а не только в моменты кризиса:
«Главное без паники, это важно. Лишь маленькая часть людей, у которых появляются суицидальные мысли, совершает суицидальные попытки. Лишь у маленькой части людей, которые совершают суицидальные попытки, эти попытки становятся летальными. Чем больше мы тревожимся, тем жестче мы реагируем, тем больше наше стремление контролировать — и в конечном счете, тем меньше мы в принципе способны поддерживать взаимно уважительный, конструктивный диалог со своими близкими.
Самое важное сообщение, которое необходимо передавать ребенку, в случае, если уже стало понятно, что у него есть суицидальные мысли:
- Пункт 1: Да, проблема есть, и она очень серьезная. Мы еще можем не знать, что это за проблема, нужно разобраться, но проблема есть.
Ни в коем случае не стоит говорить: «Не выдумывай, у тебя всё в порядке, посмотри, жизнь такая хорошая». Если человек сообщает о том, что у него есть суицидальные мысли — видимо, для него жизнь действительно не очень хороша. Пока мы не поймем почему же она для него так невыносима, очень важно принимать, как по умолчанию, что видимо она действительно невыносима, почему мы пока не знаем, но видимо проблема есть — это самое важное, не отрицать наличие проблемы.
- Пункт 2: С тобой всё в порядке, несмотря на то, что у тебя есть проблемы. Ты не больной, не неудачник, не поломанный, не надо тебя к врачу вести починить. С тобой вообще-то всё в порядке, ты стараешься — но да, у тебя проблемы, с которой видимо пока ты не знаешь, как справиться.
- Пункт 3: С этим можно справиться, и мы справимся с этим вместе.
Это три ключевых сообщения, которые стоит передавать словом и делом: первое — это то, что проблема есть; второе — это то, что с тобой всё в порядке, несмотря на то, что у тебя есть проблема, и третье — что с этой проблемой можно справиться. Очень важно подчеркнуть, что не только словом, но и делом — потому что, если мы говорим «с тобой всё в порядке, но давай я теперь буду проверять твою электронную почту или ночью буду смотреть карманы», то это сообщение, что с тобой всё не в порядке, и раз я не могу тебе доверять, я буду тебя контролировать. Если я говорю ребенку о том, что мы справимся, а потом я плачу ночью, и ребенок застает меня в слезах — то это говорит о том, что на самом деле я не верю в то, что мы справимся с этой ситуацией.
Это, действительно, огромная нагрузка на родителей: одновременно нужно поддерживать три этих компонента. Это очень трудно, и
самое худшее, что родитель может сделать в этой ситуации — это начать винить себя за то, что он не справляется с этой ролью.
Винить себя за то, что это произошло. То, о чем Полина говорила, наверное, это самое важное здесь, это доверять себе помимо прочего, не отрицая проблемы.
Как говорить с ребенком, если всё видимо благополучно? Мне кажется, что самое важное говорить с ребенком в принципе о разных вещах и интересоваться его жизнью. И если ответы нам не нравятся, не порицать его и не устраивать из этого какой-то трагедии и катастрофы. Потому что если ребенок боится рассказать о том, с кем он встречается или в каких группах Вконтакте он сидит, или какие вещи его интересуют, или что он хочет сделать — то ожидать, что он будет с нами свободно обсуждать суицид — это маловероятно«.
Полная версия видео
Куда обращаться за помощью в Москве:
— Московская служба психологической помощи — телефон 051 (бесплатно, круглосуточно)
— Городская клиническая больница № 20 (бесплатные для подростков психологические консультации, группы по диалектической поведенческой терапии)
— Некоммерческое партнерство содействия развитию детей и подростков «Перекресток Плюс»
— Институт интегративной семейной терапии (ИИСТ) (есть возможность бесплатных консультаций)
— Сайт о преодолении суицида Nosuicide.ru
— Интернет-ресурс «Твоя территория»
Видео: Виктор Аромштам
Фото: Ефим Эрихман