Дата
— Господин Терзич, в этом году 15 лет бомбардировкам натовскими войсками Белграда. Как сегодня Вы могли бы оценить события 1999 года?
— Как часто говорят — история будет давать свою оценку. Но мое личное мнение – это был беспрецедентный акт агрессии НАТО против суверенного государства, против международного права, с нарушением его основных норм. Акт, совершенный вероломно, невзирая на отсутствие разрешения со стороны совета безопасности ООН.
В историческом смысле эта агрессия обозначила новый этап международных отношений. Она показала, что один огромный союз, в который входило тогда девятнадцать стран, действительно может взять и начать бомбить одно небольшое суверенное государство – европейское, христианское, славянское.
НАТО бомбил Сербию и Югославию, якобы ради защиты национальных прав одного меньшинства. И если сегодня НАТО начнет бомбить кого-то еще, руководствуясь теми же причинами, мы уже не будем удивляться – в 1999 году был положен прецедент.
В Сербии и Югославии было албанское меньшинство. Лично я считаю, что внутри этого меньшинства широко действовало сепаратистское, террористическое движение. Но если действительно права албанцев в Косово нарушались – для этого есть международные инстанции. Они могли приехать, увидеть какие именно права там нарушены и просто заставить югославские власти эти права возвратить. Но, вместо этого, мне кажется, вперед вышел совсем другой вопрос – вопрос геополитического и военно-политического значения.
Я не знаю, куда этот новый этап международных отношений может нас привести. Международное право — основа цивилизованного общения между народами — было попрано. Если не принять меры по его восстановлению, мир очень быстро превратится в кошмар.
— У вас есть какой-то ритуал памяти о тех событиях?
— Ежегодно 24 марта мы собираемся в посольстве, чтобы почтить память жертв бомбардировок. Самое страшное, что жертвы были не только среди военных, пострадало гражданское население. Молодежь, женщины, старики — не только сербские, много жертв было и среди албанского населения. У меня есть сведения, что НАТО бомбило колонну гражданского населения — албанская колонна двигалась по дороге, а НАТО начало бомбить этих людей. В самом Белграде разбомбили сербское национальное телевидение — погибли 16 человек, телевизионщиков, и это была большая трагедия.
На мой взгляд, бомбежка телецентра показала бессилие НАТО. Значит, северо-атлантический союз не мог сопротивляться информационной деятельности нашего телевидения, раз начал его бомбить? Не мог сопротивляться кадрам, которые показывали жертвы среди гражданского населения, разрушение мостов, больниц, школ, церквей.
Мы глубоко тронуты поведением наших русских друзей. В 15-летие трагедии они пришли к нашему посольству, принесли несколько сотен красных роз, оставили памятную доску. Приходили самые обыкновенные люди, разных возрастов – мы понимаем это как искреннюю и глубокую солидарность с сербским народом.
— Господин посол, а где были Вы во время бомбардировок?
— Во время бомбардировок я был в Белграде. Я работал в Сербской Академии Наук, и как раз во время бомбардировок академия организовала большую международную конференцию в Белграде. Она называлась «Европа на перекрестке». На нее прилетели 23 человека со всего мира. Были люди из России, Греции, Германии, Японии – из Англии прилетел даже бывший советник Маргарет Тэтчер.
Старт конференции назначили на 28 апреля – это были дни самых жестких бомбардировок. И когда конференция уже началась, поступила информация, что к Белграду движется большая эскадрилья самолётов НАТО. Я обратился к коллегам: что мы будем делать? Прекращаем? Или продолжим? Все высказались за то, чтобы не прерывать работу, и мы продолжили, и все остались целы.
В то время я был своего рода корреспондентом русского радио «Маяк». Каждый день из Москвы мне звонил Максим Приходько, ведущий эфира, и я рассказывал ему, что происходит. Я до сих пор очень благодарен ему – за то, что они давали нам голос, давали возможность рассказать, что на самом деле было в Сербии и Югославии.
Пасха под бомбами
— Бомбардировки Белграда по времени совпали с празднованием Пасхи. В храмах продолжали совершать праздничные богослужения?
— В истории города это был не первый раз, когда его бомбили на Пасху. Такое уже случалось в 1944 году — тогда Белград, оккупированный немцами, атаковали союзные бомбардировщики. Город очень пострадал во время того налета.
В 1999 году все повторилось. Да, в храмах продолжали вести богослужения. И, на мой взгляд, эти военные действия в пасхальную ночь были символичны. НАТО рассчитывал на быструю войну, в два-три дня, но вместо этого она длилась семьдесят восемь дней. Причем, закончилась она без капитуляции. Ее итогом стало соглашение между Югославией и НАТО о том, что сербские военные силы покидают Косово, а вместо них туда вводят международные военные силы, которые, якобы, будут обеспечивать безопасность населения. Но что произошло? Сразу после выезда наших сил из Косово выгнали около 250 тысяч сербов, были разрушены православные церкви и монастыри, уничтожены почти все сербские кладбища. Это стало настоящей катастрофой сербского народа в масштабе своей культуры, своей цивилизации и государственности.
— Как складывается сегодня судьба косовских православных святынь? Монастырь Дечаны, монастырский комплекс Печская Патриархия, храм Богоматери Левишской и монастырь Грачаница были включены в список всемирного наследия ЮНЕСКО? Насколько это помогает их сохранению?
— Несколько лет назад я написал книгу о старой Сербии — «Драма одной цивилизации». На ее обложке как раз был храм Богородицы Левишской. Он очень пострадал после ухода сербов из Косово, его грабили и поджигали, а вместе с ним тоже самое делали с другими средневековыми монастырями.
Мне хочется верить, что ЮНЕСКО будет защищать православные святыни. Но, говоря искренне, из опыта последних 15 лет я не очень верю международному сообществу. Помимо охраны памятников оно обещало многое – в первую очередь, это возврат выгнанных сербов в Косово. Но сегодня по-прежнему не имеют там никаких прав: не могут свободно жить, передвигаться, разговаривать на своем языке. ЮНЕСКО наверняка примет какие-то меры по охране. Но перед лицом албанской мафии – именно мафии, у меня нет другого слова – имеющей международную поддержку, боюсь, сохранить культурное наследие сербского народа будет трудно.
Вместе с этим, я хотел бы подчеркнуть нашу великую благодарность Российской Федерации и Русской Православной Церкви. Они очень много помогали сохранению нашего искусства. Московский Патриархат до сих пор собирает помощь для сербских монастырей, для сербской православной Церкви.
— Сейчас опять близится Пасха — каковы вообще сербские пасхальные традиции? Что принято делать в этот день, что готовить? Как его проводит обычная сербская православная семья?
— В это день принято собираться в доме всей семьей. Женщины украшают яйца – и хотя сейчас можно купить искусственные украшения для яиц, я знаю, что во многих семьях по-прежнему почетно раскрасить их вручную. Часто женщины в семье даже соревнуются – у кого получится красивей.
И еще этот день отличается всегда особенно торжественной и богатой трапезой. Пасха и, может быть, еще Рождество Христово – это два праздника, когда в сербской семье всегда очень богатое и щедрое торжество.
Самосознание
— На Ваш взгляд, возможен диалог между Приштиной и Белградом?
— Этот диалог уже существует, он идет под предводительством Евросоюза. Было подписано Брюссельское соглашение, которое выражает готовность правительства Сербии пойти на диалог с властью нашей автономной области. Мы хотим, чтобы отношения с албанцами – то есть, по конституции, это наше меньшинство в составе Сербии – были урегулированы.
Но Сербия никогда не признает независимость Косово — это наша твердая позиция. Но при этом, как сказал недавно наш президент: мы готовы дать албанцам самую широкую автономию, в рамках конституции Сербии.
— Некоторые здания Белграда до сих пор остаются разрушенными. Это – дань памяти жертавм бомбардировок 1999 года или невозможность восстановления по разным причинам?
— Мне кажется, главная причина, почему большинство этих зданий все еще находится в таком виде — это отсутствие денег. Но при этом я знаю, что в центре Белграда, среди прочих, осталось разрушенное здание генштаба. И сегодня многие сербы предлагают оставить его в таком состоянии, предлагают сделать из него памятник, напоминание о тех событиях.
Прошло пятнадцать лет, но следы агрессии еще очень видны – в Белграде и в других местах Сербии. И я бы сказал: видны не только в материальном смысле, но и в душе сербского народа.
— Как изменили события 1999 года жителей Сербии? Что поменялось в их менталитете, настроении, взгляде на жизнь?
— В то время сербы ждали от Европы свободы, демократичного мира, но после бомбежек наступило всеобщее разочарование. Обычный житель Сербии думал примерно так: мы верили в эту Европу, а она сейчас нас бомбит.
Сейчас можно сказать, что Югославия стала началом одного большого военного похода, который потом приехал в Ирак, в Ливию, Афганистан. Конец 20 века окончился очень трагически, и начало нового столетия пока тоже не дает каких-то светлых прогнозов.
— Насколько информировано о событиях 1999 года молодое поколение сербов, родившееся уже после трагедии?
— Сербский народ – это народ эпического самосознания. Более трех столетий Сербия находилась под властью турецкого ига. В то время у нас еще не было своих университетов, не было школ, но все равно народ устными песнями, эпическими сказаниями сохранил память о том времени. Сохранил историческое осознание: что у нас было своё государство, были большие монастыри, были герои и так далее. Мне кажется, что эта историческая память есть и у современной молодежи, и она знает и помнит о событиях конца прошлого века. Вообще патриотизм сегодня сильно развит у молодых сербов.
Записал Михаил Боков.
Фото Ивана Джабира