«Это царь?» — спросил кузнец одного из запорожцев. «Куда тебе царь! Это сам Потёмкин», отвечал тот.
Н.В. Гоголь, «Ночь перед Рождеством»
На его похоронах епископ Екатеринославский Амвросий не сумел произнести речь, мешали слёзы. А панегирик получился примечательный:
«Я желал бы, чтобы все высокие пред людьми были смиренны, как он, перед Богом. Видя предстоящего его здесь с наполненными слёз очами, видя в последние дни жизни его с таковым же чувствием не единожды приобщающегося, напоследок видя его молитвенные обращения ко Спасителю и исполненные набожности лобызания икон его, едва мог я воздержаться, чтобы не растворить его слёзы моими».
О ком это? Неужели о Потёмкине? Фаворит, фат, чванливый сластолюбец, самодур и сибарит – и вдруг «смирение»? Пожалуй, никто из выдающихся деятелей нашей истории не был столь огульно оклеветан молвой…
И всё-таки верю: кто любит Родину, кто ни на что не променяет её уроки, у кого учащённо бьётся сердце, когда речь заходит о подвигах наших дедов – тот не пройдёт мимо грандиозной фигуры Григория Александровича Потёмкина. Ведь той Россия (можно добавить: и Украины!), которую мы знаем и любим, просто не было бы без трудов князя Таврического… Он для нашей страны – величина основополагающая. К сожалению, мы по-настоящему не осознаём этого… Вячеслав Сергеевич Лопатин – замечательный историк и кинематографист – тридцать лет разрушает стены непонимания, возвращая России национального героя. Но до сих пор мало кто воспринимает Потёмкина всерьёз. «Мы ленивы и нелюбопытны». В воображении нашем вертится образ бульварного героя, имеющий мало общего с исторической правдой.
Слово «реформы» сегодня и произносить противно. В девяностые годы этим словом прикрывали деградацию, искоренение всего живого и поощрение худшего, что было в науке, в производстве, в системе народного просвещения, в армии. В нынешнее время реформы превращаются в анекдотический бег по кругу: укрупнить министерства – разукрупнить – снова укрупнить. Отменить «зимнее время» — отменить отмену. И так до умопомрачения. А.Н. Островский когда-то заставил своего героя – генерала Крутицкого – написать трактат-прожект «О вреде реформ вообще». Конечно, драматург издевался над ретроградством. Грешным делом, иногда мне кажется, что Крутицкий не так уж заблуждался… Чтобы не путать Потёмкина с чиновниками последних лет, предлагаю наречь его не реформатором, но преобразователем!
Высшая оценка для администратора – это, когда после серьёзных политических преобразований кажется, что так было всегда. Такая судьба (счастливая!) постигла многие начинания Потёмкина: ему удавалось сочетать смелое «громадье планов» со здравым смыслом, с трезвой проницательностью. Мы считаем Крым райским уголком – а ведь во времена Потёмкина солнечный полуостров слыл гиблым местом. Безлюдная степь, жара, эпидемии, мерзость запустения… Генералы, дипломаты, а особенно их жёны не хотели служить в Крыму. Стоило реализовать планы Потёмкина – и Крым стал обителью царей и счастливцев.
Мы привыкли к мысли, что Россия до середины ХХ века «кормила Европу», была аграрной сверхдержавой. Но эту реальность создал Потёмкин! Ему удалось освоить и заселить Новороссию, которая стала житницей России – и крупным экспортёром зерна империя стала только в начале XIX века, в результате преобразований Потёмкина. Не правда ли, эта политика чем-то отличается от эпохального переименования милиции в полицию? Пожалуй, тем самым здравым смыслом.
Князь Таврический продумывал преобразования на много лет вперёд, сиюминутный успех его мало интересовал. Вот Новороссия – Потёмкин практически удесятерил население этой области, даже беглых крепостных там селил, фактически, даруя им свободу. И потёмкинская политика приносила плоды столетиями. В конце XIX века именно Новороссия стала ядром индустриального рывка России. И в СССР это были наиболее развитые области, без которых, скажем, нашу военную промышленность и представить невозможно!
А ведь современники скептически относились с будущему Екатеринослава, Николаева, Херсона, да и Одессы… Придумали хлёсткое, но несправедливое выражение: «Потёмкинские деревни». Это постарались мстительные враги Потёмкина: немцы, которых страшило расширение границ империи и российские масоны, которых князь Таврический не жаловал. Они и «князем тьмы» Потёмкина прозвали… Поводом для этого крылатого выражения, возможно, были передвижные гостиницы – шатры в кибитках – которые Потёмкин развернул по пути царского кортежа. Но никто и не пытался представить эти «времянки» фундаментальными постройками. Край-то был ещё не освоенный, пустынный, разбойничий. Всё, что Потёмкин тогда построил, было взаправдашним: несколько городов, Черноморский флот, переустроенная армия, ставшая сильнейшей в мире.
Крымские и северокавказские области, присоединённые Потёмкиным, столетиями существовали за счёт работорговли. Рабами были, главным образом, русские крестьяне, захваченные во время набегов. Первой шпагой Светлейшего в этом предприятии был Суворов, уничтоживший ногайскую конницу.
Потёмкин играл первую скрипку в европейской политике того времени. Создал уникальную сеть агентов России во всех сопредельных странах, не жалел на это средств. Единственный в своём роде дипломат и организатор международной разведки! Разведка помогала Потёмкину тягаться и с Британией, и с Пруссией. Империя задыхается без экспансии – и России повезло, что всесильный князь был не авантюристом, а рачительным прагматиком. Он знал свою страну, изъездил её вдоль и поперёк, с детских лет получил неоранжерейный опыт.
Григорий Александрович рано остался сиротой, воспитывался в Москве, где его пригрели дальние родственники. Образование он получил недурственное: сначала посещал пансион, а 26 апреля 1755-го поступил в Благородную гимназию Московского университета. Поначалу учился успешно: сказывались природные способности, сообразительность, присущая Потёмкину образная русская речь. В 57-м году он с золотой медалью окончил гимназию и продолжил образование в университете. Но через год-другой молодому Потёмкину стало казаться, что настоящая жизнь проходит мимо прилежных школяров.
Интересно, что юноша с фигурой гренадера, к неудовольствию родни, подумывал не только о военной карьере, но и о духовном служении. Он увлекался богословием, риторикой, демонстрировал чудеса памяти и в годы молодые время от времени мечтал стать священником.
«Привязанность молодого Потёмкина к духовенству была беспредельная. Он часто убегал к умному священнику церкви Николая Чудотворца, что в Воробине, толковать Священное Писание и обряды духовенства, а в церкви, прислуживая ему в алтаре, раздувал кадило и вынашивал свечу перед Евангелием и Святыми Дарами», — пишет П.Ф.Карабанов, родственник Светлейшего. Но век брал своё: Потёмкину пришлось некоторое время служить в Синоде, проводя политику секуляризации.
Когда молодой офицер потерял глаз – на полтора года он стал затворником. Много читал, размышлял, подумывал постричься в монахи… Потом он всё-таки вернётся в армию – но книгочеем останется навсегда. Во всех походах за Потёмкиным следовал возок с книгами: богословие, история, изящная литература. Лучшие богословы того времени были собеседниками Потёмкина.
Cчитается, что Потёмкин часто впадал в прострацию, в депрессию, страдал приступами хандры. И впрямь, периоды активной публичной деятельности сменялись у него днями затворничества. Но не безделья! Всякий раз после такой хандры он возвращался на свет Божий с новым продуманным проектом. А пересуды о приступах «душевной болезни» помогали Потёмкину отгородиться от рутины, переключиться на размышления. Во дни «хандры» его не беспокоили. Конечно, и Потёмкину при его невероятной работоспособности случалось переутомляться. Тогда он позволял себе на день-другой окунуться в пух-перо пассивного отдыха.
Потемкин был яркой личностью, его, как и Суворова, считали чудаком и оригиналом, правда, в ином, не спартанском, а сибаритском роде. Князь покровительствовал искусствам: дружил с поэтом Петровым, ценил и понимал музыку. Широкая натура, статный, рослый богатырь, Потёмкин любил пышные пиры и эффектные зрелища. И в то же время – практически не употреблял вина. У него ведь в сутках было два рабочих дня, а в году – ни одного отпуска. Такую работоспособность под хмельком не разовьёшь. Он иногда казался гулякой, но никогда им не был.
Суворов всей душой сочувствовал потёмкинской военной реформе (да-да, всё-таки без этого слова не обойтись!), был в числе единомышленников светлейшего в этом прогрессивном устремлении. Потемкин запрещает телесные наказания кавалеров боевых наград и новобранцев. Отменяет обязательное ношение шпаг в пехоте, отдавая предпочтение штыку. Упраздняет мундиры прусского образца, косы и парики, которые Суворов и Потёмкин называли не иначе как «дрянью» и «вшивнями». Прусское украшательство и впрямь было чревато вшами и болезнями. Потёмкин писал: «Завиваться, пудриться, плесть косу – солдатское ли сие дело? У них камердинеров нет. На что же пукли? Всякий должен согласиться, что полезнее голову мыть и чесать, нежели отягощать пудрою, салом, мукою, шпильками, косами. Туалет солдата должен быть таков, что встал – и готов. Если б можно было счесть, сколько выдано в полках за щегольство палок и сколько храбрых душ пошло от сего на тот свет!», — под этими словами Суворов готов был подписаться. Да и по таланту образной, эмоциональной русской речи Потёмкин здесь не уступает Суворову. А как Потёмкин заботился о гигиене, о госпиталях! Не боялся во время эпидемий проводить время в лечебницах, самолично распределяя больных по палатам.
Как и Суворов, Потёмкин ценил казачью конницу, рекомендовал всем кавалеристам придерживаться казачьей свободной посадке, а не «сидеть на лошади по-манежному». Быстрые штыковые удары и сабельные атаки Потёмкин с гордостью называл «вихрем». Потёмкинская и суворовская армия, несомненно, успешнее приняла бы на себя удары французских революционных дивизий, чем это случилось в XIX веке. Увы, новый император, проклинавший саму память о Потёмкине, будет с небывалым рвением насаждать в русской армии прусские порядки.
Кадр из кинофильма «Адмирал Ушаков». В роли Потёмкина — Борис Ливанов
Политическое сотрудничество Екатерины и Потёмкина никогда не было примитивным потаканием влюблённой императрицы пылкому фавориту и мужу. Талантливый, хаотически энергичный Потёмкин умел воплотить (а иногда – и предугадать) смелые административные планы Екатерины. А она знала о слабостях своего «полудержавного властелина» и пыталась то и дело наставить его на путь истинный, избегая конфликтов. Она уже и до 1773 года была истинно российской императрицей, но Потёмкин, познавший все срезы русской жизни, как никто образовал Екатерину Алексеевну в национальном духе, открыл ей особенности нашей страны, в которую бывшая немецкая принцесса влюбилась во многом благодаря Потёмкину.
Он был несметно богат, но не умел копить: презирал деньги и сорил ими, даже в военных походах окружая себя и всех своих соратников и гостей придворной роскошью столичной пробы. Потому и оставил, умирая, не только бриллиантов на миллионы рублей, но и немало долговых обязательств…
В начале августа 1791 года Потёмкин бурно приветствовал победу своего замечательного ставленника на Чёрном море – адмирала Ф.Ф. Ушакова. Именно Потёмкин разглядел в этом нелюдимом «медведе» великого флотоводца! За два месяца до кончины, уже смертельно больной Потёмкин пишет Ушакову: «С удовольствием получил я рапорт вашего превосходительства об одержанной вами над флотом неприятельским победе, которая, возвышая честь флага Российского, служит и к особливой славе вашей. Я, свидетельствуя чрез сие мою благодарность Вашему Превосходительству, поручаю вам объявить оную и всем соучаствовавшим в знаменитом сём происшествии. Подвиги их не останутся без достойного возмездия». Страстная натура, не лишённая эгоцентризма, Потёмкин до последних дней пёкся о благе самых талантливых своих соратников – тех, в ком видел опору своих завоеваний.
Князь Таврический так и не залечил «болотную лихорадку», схваченную под Силистрией в 1771 году – её приступы беспокоили его не один раз. Ни докторам, ни (с 1763 года) знахарям он не доверял. В сентябре обостряется болезнь Потёмкина, он ведёт переговоры с турками в Галаце и Яссах, уже будучи неизлечимо больным. По дороге в Яссы ему сделалось дурно, он приказал остановить карету, вынести себя на воздух.
Смерть Потёмкина — гравюра по рисунку Т.Шевченко
Умер он под открытым молдавским небом, успев осениться крестным знамением. Это случилось 5 октября, а в столицу известие о смерти светлейшего пришло только через неделю. Прервали бал, экстренно созвали Государственный совет, в Молдавию для продолжения переговоров с турками был направлен Безбородко… Никакие меры не могли возместить утрату Потёмкина.
Свято-Екатерининский собор в Херсоне. Здесь покоится Потёмкин
Секретарь императрицы Храповицкий так опишет реакцию Екатерины на смерть князя Таврического: «Слёзы и отчаяние. В 8 часов пустили кровь». В письме, после бессонных ночей, Гримму она писала: «Снова страшный удар разразился над моей головой. После обеда, часов в шесть курьер привёз горестное известие, что мой воспитанник, мой друг, можно сказать, мой идол князь Потёмкин-Таврический скончался в Молдавии от болезни, продолжавшейся целый месяц. Вы не можете себе представить, как я огорчена. С прекрасным сердцем он соединял необыкновенно верное понимание вещей и редкое развитие ума. Виды его были всегда широки и возвышенны. Он был чрезвычайно человеколюбив, очень сведущ, удивительно любезен, а в голове его непрерывно возникали новые мысли. Никогда человек не обладал в такой степени, как он, даром остроумия и умения сказать словцо кстати». Эти слова стали наилучшим некрологом величайшему управленцу в истории нашей страны.
Он, в отличие от многих современников, никогда не прерывал церковной жизни – и, как Суворов, успел слабеющей рукой набросать покаянный Канон Господу. «Страшусь, Господи, призвати Тебя в храм души моея; но, видя Твое снисхождение над грешниками, с коими Ты не возгнушался свечеряти в дому Симона прокаженнаго, отверзая душу и сердце мое, прошу якоже оный Евангельский муж, единаго слова Твоего к избавлению моему, и хотя не есмь достоин, но ты един властен освятить и очистить мя, да под кров внидеши души моея».
Нежеланный преемник Екатерины – император Павел – пытался искоренить память о Потёмкине. Даже прах его приказал потревожить! Однажды в беседе с В.С.Поповым – бывшим правителем канцелярии князя Таврического – император принялся обвинять Потёмкина во всех смертных грехах и вопрошал: «Как нам теперь исправить то зло, которое он причинил России?». – «Отдайте туркам южный берег», — ответил Попов, прекрасно понимая, что такая дерзость будет стоить ему свободы.
Дипломат, фельдмаршал, администратор, Потёмкин всё отдал Отечеству, не сумел должным образом позаботиться только о публичной репутации.
Таким он был, князь Григорий Александрович. Герой русской истории – недооценённый, но и непревзойдённый.