Австралия: Православие в стране антиподов

Объединение с РПЦЗ показало много интересных людей и обнаружило любопытные факты: например, в Австралии, расположенной в Южном полушарии, где географически все наоборот, Православная Церковь освещает плоды на Сретенье, а вербу — в память о русской традиции — хранят в холодильнике до календарного Вербного воскресенья, хотя есть свои пальмы. О том, как живут православные в Австралии, корреспонденту «НС» Ирине ЛУХМАНОВОЙ рассказал клирик РПЦЗ протоиерей Михаил ПРОТОПОПОВ. 

Протоиерей Михаил ПРОТОПОПОВ родился в 1944 году в Сербии в семье русского офицера. С трех лет прислуживал в часовне при военном лазарете в лагере беженцев в Зальцбурге. С 1949 года живет в Австралии. Окончил четыре факультета Мельбурнского университета: исторический, педагогический, богословский и административный. Доктор исторических наук. Преподает богословие в Мельбурнском университете. 28 лет работал в австралийской школе, из них 12 — директором. В 1972 году рукоположен в дьякона, в 1975 году — в иерея. В 1989 году по состоянию здоровья ушел с преподавательской деятельности, сейчас — настоятель храма Успения Божией Матери в Мельбурне, благочинный Южных приходов Австралийской и Ново-Зеландской епархии. В мае 2007 года в составе делегации РПЦЗ от Австралийской епархии участвовал в мероприятиях, посвященных воссоединению РПЦз и РПЦ МП.

Храм Успения Божией Матери в Данденонге (30 км от Мельбурна), настоятелем которой является о.Михаил

— Но ведь известно, что именно в Австралию ссылали каторжников.
— Видите ли, в австралийском понимании каторжники восемнадцатого века — это теперь самые достойные дворянские семьи страны. Многие из них по окончании своих сроков оставались, занимали землю и становились «новыми австралийцами», бизнесменами и проч. Да, он, может быть, приехал в кандалах, а через десять лет у него имение в десять тысяч гектаров. Но русских Австралия тогда не пускала. Только в 1927 году страна опять открыла границы для русских эмигрантов. Русские начали тогда селиться не только в Бризбоне, но и в Сиднее, в Мельбурне. И постепенно в 1938 году открылся второй приход — Владимирский храм в Сиднее, а в 1948-м — храм в Мельбурне. В 1948 году первый епископ — Федор Рафайский — был назначен на австралийскую кафедру. Австралия стала епархией. При нем в 49, 50, 51, 52-м году хлынули эмигранты из Европы. И в Австралию приехало довольно много россиян. И начали появляться приходы. Если в 50-м году было фактически три прихода на всю Австралию, в 54-м — уже 13. На сегодняшний день у нас 35 приходов, мужской Преображенский монастырь, женский монастырь во имя Казанской иконы Божией Матери, несколько скитов. Есть приходы, где служат только на английском языке. Но у большинства приходов раннюю литургию служат на славянском, позднюю — на английском или наоборот. Язык для нас — не проблема, потому что большей частью наше духовенство выросло уже в Австралии.

— Австралия такая далекая, о ней даже в новостях редко когда услышишь. Что это за страна?
— Австралия — очень благополучная, технологически развитая, многонациональная страна. По уровню жизни она ничем не уступает Европе или Америке. Хотя Австралия и участвовала во многих войнах, но на своей территории у нее никогда не было врага. Потому австралийцы всегда жили как у Бога за пазухой, им было хорошо, спокойно, жизнь была очень равномерная. И они любят этот уют. Страна имеет большей частью английские традиции: наша система парламента, система Вестминстера, суд и прочее построены на английской системе. У нас даже за последние двадцать лет размер армии уменьшился. Проблемы алкоголизма в таких размерах, как в России, нет. И преступность небольшая по сравнению с другими западными странами.

— История показывает, что, когда у людей все есть, появляется опасность застыть в материальном и душевном комфорте. Например, богатые Скандинавские страны в религиозном отношении довольно индифферентны. А во что верит «средний австралиец»?
— Для большей части австралийцев религия — это футбол. Еще — скачки, пиво, семья. И несмотря на то что более 46 процентов браков распадаются, большинство австралийцев скажет, что семья — «это для нас». Но мне кажется, у нас в какой-то мере происходит то, что происходило в Риме в конце империи: спортивными состязаниями и прочим мы отводим мысли о том, что общество разлагается. Мы увлекаем людей футболами, скачками, гонками и чем-то еще, лишь бы они не думали о том, что христианские ценности, на которых основана западная культура, утрачиваются.
Хотя посмотрите: недавно в Аделаиде на ежегодном фестивале искусств был представлен рекламный плакат: Божия Матерь сидит, но вместо младенца у Нее гармошка. Крик поднялся на всю страну! И не только Церковь, вся страна возмутилась, в газетах много об этом писали. Значит, если расшевелить австралийца, у него за душой есть что-то настоящее. Ведь известно: гром не грянет, мужик не перекрестится.

— А как в Австралии относятся к Православию, другим религиям?
— Мне кажется, что мы живем в постхристианской эре. Если раньше говорили, что Австралия — это христианская страна, то теперь этого уже не скажешь. Теперь начали говорить, что Австралия — это светская, секулярная страна, в которой все конфессии уважаются и прочее. Государство говорит, что это мнение людей, люди говорят, что это мнение государства. Заколдованный круг. Но у англикан и у католиков храмы пустеют.

На территории Австралии никогда не было войн, но солдат в стране уважают. На илл. справа: Плакат времен 1-ой Мировой (Австралия участвовала в ней на стороне Союзников): «Хорошо купаться, но что с теми, кто в трашеях?» На фото внизу: Австралийский солдат в Палестине, 1918 г.

— Есть ли в стране православная миссия? Ведь в Австралии живут язычники, аборигены.
— С аборигенами мы не встречаемся и своей миссии среди них у нас нет. У сербов есть один храм в среде аборигенов. Но туда ходят исключительно белые. Аборигены даже и не думают туда ходить. Они до сих пор живут в каменном веке.
Конечно, у нас есть определенное пополнение в рядах православных. Православие принимают, когда женятся или выходят замуж за православных. Иногда это происходит формально, иногда очень искренне. Но мне кажется, что, для того чтобы православие могло бы стать коренной верой этой страны, оно должно быть рожденным кровью мучеников. Если человек не готов постоять за что-то, он это не ценит. Например, очень много англикан относятся к Православию с огромным уважением, ходят на службы, расспрашивают, вникают в подробности, но не могут сделать решительный шаг. Ведь для них, особенно если человек из высшего общества, это означает не только переход в другую веру, но и другую культурную, социальную среду. Они должны отказаться от всей прежней жизни. И потом Православие в Австралии сегодня все-таки сохраняет эмигрантский оттенок.
Одно время была большая волна католиков, которые перешли в Православие, среди тех, кто не принял решения Второго Ватиканского собора, проходившего в Риме в шестидесятых годах. Тогда начали упразднять массу вещей, которые Католическая церковь признавала до этого. И многие католики разочаровывались и уходили к нам. Они говорили: «Мы у себя потеряли чувство мистицизма в службе. Нам нужна вот эта таинственная связь с Богом, которую сейчас католики упразднили».
Я помню, пришла одна женщина англиканской веры, эрудированная дама, и просто сказала: «Я пошла в вашу церковь и почувствовала, что я дома. Я ничего не могу понять, но я чувствую, что я дома». И вот так Бог трогает сердце человеческое, и человек остается. Но, конечно, это не массовое явление.
Сейчас в Австралии больше миллиона православных, но в сравнении с англиканами и католиками это немного.

— В любое время и в любой стране Церковь призвана заниматься делами милосердия. Как это происходит в суперблагополучной Австралии? Ведь у вас и бомжей-то, наверное, нет?
— Если поискать, найдутся. Я являюсь председателем русского благотворительного общества, которое занимается социальными вопросами. У нас своя больница, дом престарелых: участок земли, на котором мы построили маленькие коттеджи, огородили забором, посадили березки, развели садики, — все равно как деревня своя в городе. И там живут одинокие люди, большею частью вдовушки, которые уже не в состоянии смотреть за своими домами, и они предпочитают перейти к нам, потому что знают, что их не оставят в одиночестве.
Такие общества есть не только в Мельбурне, но и в Сиднее, Бризбене. Наше общество также имеет программу помощи новым эмигрантам. Вот приезжают люди из России — мы им находим квартиру, подготавливаем все, что нужно для того, чтобы получить медицинскую страховку, открыть банковский счет, получить права на вождение машины и прочее. В общем, все то, что самому не сделать. В австралийском посольстве в Москве висит плакат: «Обращайтесь прямо из Москвы, мы вас встретим в аэропорту и поможем вам все это сделать».

— А чем объясняется такая особая забота?
— Тем, что, когда мы приезжали, такой помощи не было. И было трудно. Мы делаем то, что можем. Это неблагодарная работа, я вам скажу правду. Недавно мы смотрели статистику: из тысячи семей, которым мы чем-то помогли, за последние, скажем, три-четыре года к Церкви примкнуло только десять. Ведь сейчас эмигрируют в Австралию в основном люди, которых интересует только хорошая жизнь. Они получают то, что им надо, и уходят, потом исчезают. Мы их больше не видим. Иногда кто-то может позвать священника на венчание или крестины: «А вы мне помогли пять лет тому назад, здравствуйте». — «А где же вы были пять лет?» — «Ну, мы заняты, устраиваем жизнь». Но мы привыкли к этому.

— На ваш взгляд, какая самая серьезная проблема для Православной Церкви в Австралии?
— В Австралии есть одна на всех очень серьезная проблема — это засуха. Все водохранилища страны содержат менее 30 процентов запаса воды. Австралия высыхает, самая большая река Мари, наша австралийская Волга, почти совершенно обмелела из-за того, что у нас не было приличных дождей около десяти лет.

— А молебны вы служите?
— Служим. И хорошо потом капает. У меня газон тогда зеленеет. Но водохранилище не наполняется, к сожалению.
Если же говорить о церковной жизни, самый серьезный вопрос — это ассимиляция молодежи, ее отход от Церкви, от ценностей родителей. Молодежь становится менее активной. А сегодня менее активной, завтра — безразличной, послезавтра вообще уйдет. Потому мы очень много сил направляем на то, чтобы молодым было в Церкви интересно. Создаем приходские школы, организуем певческие съезды для тех, кто любит петь, ежегодный молодежный съезд, лагерь. Для того чтобы заинтересовать тех, кто говорит, что уже и так все знает, мы восстановили литургию святого Марка, которую будем постепенно проводить по приходам. Ведь молодые готовы и выучить песнопения, и научиться правильно прислуживать, если все это им интересно.
Сейчас мы организовываем паломничество в Россию на сто человек. Нам хотелось бы, чтобы молодые люди приехали, посмотрели, зарядились бы духовно и, вернувшись, поняли, что они принадлежат к чему-то великому, красивому, большему, нежели то, к чему они привыкли у себя на приходе. Мы иногда становимся очень узкими и замкнутыми и не видим того, что происходит вокруг. Мы забываем, что являемся неотъемлемой частью великой Русской Церкви, великого русского народа. У нас общая история, общие святыни и святые. Из Австралии мы вскоре планируем привезти одну из наших чудотворных икон Божией Матери, вывезенных еще Белой армией.
Очень нужны такие паломничества, просто человеческие связи. Сейчас наши приходы ведут переговоры о том, чтобы из России приехала драматическая группа для постановки приходских спектаклей. Чем больше будет таких контактов, тем меньше будет переживаний о нашем каноническом общении, тем легче будет доверять друг другу.

— Вам удается сохранять русскую культуру или ей тоже угрожает ассимиляция?
— Видите ли, когда люди уезжали из России за границу, первое, что они делали, это строили храмы. Потому что храм олицетворял потерянную родину. И вся культурная жизнь строилась вокруг прихода. И потому для нас неразделимы церковь и культура, это наше общее наследие.
Церковь была местом, где человек, который был профессором в хорошее время, в Австралии убирал уборные, но в церковь он мог прийти и быть тем, кем был всегда. И к нему относились с тем уважением, к которому он привык. Поэтому люди в Австралии могли начинать жизнь с ничего, но в русской колонии они чувствовали себя полноценными и уважаемыми. Это было очень важно. Даже те, кого трудно назвать очень верующим, приходили в храм, чтобы побыть «со своими».

— Праздники — Рождество, Вербное воскресенье — вы отмечаете как-то по-своему, по-австралийски? Ведь в Австралии, наверное, и елок нет.
— Почему нет елок? Есть елки. Здесь пихты растут. А на Вербное воскресенье мы заранее готовим вербу. Она тоже у нас растет, только цветет в другое время года. Но мы веточки снимаем, заворачиваем и кладем в морозилку. И к празднику у нас — свежие вербочки. Зато у нас и пальмы бывают на Вербное воскресенье. А освещение плодов на Преображение у нас происходит зимой, в феврале, на Сретение.

— Отец Михаил, вы — участник исторического события — подписания Акта о каноническом общении между РПЦЗ и РПЦ МП. Насколько единодушны были в этом вопросе приходы Австралии?
— Не все приветствуют объединение. Один из главных аргументов оппозиции — неверие в то, что Церковь в России теперь не служит государству. За всем этим стоит отсутствие информации и страх. Есть люди, которые никогда не были в России, живут старыми шаблонными идеями о том, что здесь все плохо. Для них в России все попы с погонами, с портупеями и пистолетами, все свои проповеди кому-то докладывают. Те, кто в свое время пострадал от коммунистов, или те, кто жил в Китае (в Австралии очень много русских приехало из Китая), и видели там в пятидесятых годах советский террор, — просто не доверяют. Битая птица и куста боится. Но их всех надо понять, это наша паства.
Есть и простое нежелание выйти из зоны собственного комфорта: мы привыкли так, на нас хватает, зачем нам соединяться? После нас пусть наши дети соединяются, а нам хорошо так. Кстати, молодежь совершенно спокойно относится к объединению.
Но все-таки 90 процентов людей — за объединение. Акт о каноническом общении ничем не компрометирует наши принципы, абсолютно ничем. Мы остаемся самостоятельной Церковью, которая живет по своим исконным законам. Лично я считаю, что с подписанием Акта о каноническом общении гражданская война в России кончается.

— Как возникла Православная Церковь в Австралии?
— У Православия в Австралии история, прямо скажем, не хрестоматийная. Русские в Австралии появились еще в девятнадцатом веке. А первый священник оказался самозванцем — некто Николай Манович. Он приехал в Австралию в 1916 году, начал крестить и венчать, и брал настолько большие суммы денег за требы, что русские пожаловались на него в полицию. Русский консул, Алексей Дмитриевич Путята, узнав об этом, просил Синод найти настоящего священника, который мог бы приехать и восстановить авторитет Православия. И был послан отец Павел Корчинский с Гавайских островов. Он был известным миссионером в Америке, вместе с будущим патриархом Тихоном путешествовал по Аляске. Но он, к сожалению, только год здесь побыл, потому что климат оказался неподходящим. Он вернулся в Россию и в Синоде попросил, чтобы сюда назначили священника. Но началась революция, и Австралия осталась без священников до 1923 года. В 1923 году, когда Белая армия на Дальнем Востоке прекратила свое существование, в Австралию приехало три священника. И уже в 1925-м первый русский православный приход во имя святителя Николая Мирликийского был создан в Бризбоне.
А вскоре Австралия, опасаясь «большевистской заразы», прекратила принимать русских. Просто закрыла свои границы и сказала: «Никаких русских мы не пускаем».