Многие помнят интервью адвокатов Михаила Кузнецова и Сергея Штина, защищающих тонкую ранимую душу охранника храма Христа Спасителя, который даже два месяца на работу не мог ходить после увиденного.
Сергей Штин: «Безусловно, прошлые события не привяжешь к подсудимым из группы Толоконниковой. Но повод задуматься для православного человека и для любого россиянина есть. И еще один случай из нашей истории. В основном храме одного известного монастыря какой-то бесноватый забрался на солею и тоже начал бесноваться на священном месте: прыгал, ругался, что-то кричал, а вскоре началась кровопролитная русско-японская война«.
Что за историю они рассказали? Где и когда такое было?
Для меня, старого оптинца, история эта хорошо известна. Более того, все, кто читал «Записки православного» С. Нилуса (первая часть «На берегу Божьей реки»), ее хорошо помнят. Но у нас сноски и комментарии читать не любят. Даже адвокаты на них внимания не обратили. А жаль.
Дело было так.
В начале каникул лета того года (1), в Оптину пустынь к настоятелю и старцам явился некий студент одной из Духовных Академий, кандидат прав университета (2). Привез он с собою от своего ректора письмо, в котором, рекомендуя подателя, отец ректор (преосвященный) просит начальство пустыни дать ему возможность и указания к деятельному прохождению монашеского послушания во все его каникулярное время.
Аспирант монашеского подвига был принят по-оптински, — радушно и ласково. Отвели ему номерок в гостинице, где странноприимная, а послушание дали то, через которое, как чрез начальный искус, оптинские старцы проводят всякого, кто бы ни пришел поступать к ним в обитель, какого бы звания или образования он ни был: на кухне чистить картошку и мыть посуду. Так как у нового добровольца-послушника оказался голос и некоторое умение петь, то ему было дано и еще послушание — петь на правом клиросе. Оптинские церковные службы очень продолжительны, и круг ежедневного монастырского богослужения обнимает собою и утро, и полдень, и вечер, и большую часть ночи (3): чистить картошку и посещать клиросное послушание — это такой труд, добросовестное исполнение которого под силу только молодому, крепкому организму и хорошо дисциплинированной воле, одушевленной к тому же ревностью служения и любви к Богу. Но этого труда ученому послушнику показалось недостаточно, и он самовольно (по-монастырски — самочинно) наложил на себя сугубый молитвенный подвиг: стал молиться по ночам в такое время, которое даже и совершенным положено для отдохновения утружденной плоти. Это было замечено гостиником той гостницы, где была отведена келья академисту; пришел он к настоятелю и говорит:
— Академист-то, что-то, больно в подвиг ударился: по ночам не спит, все молится; а теперь так стал молиться, что, послушать, страшно становится; охает, вздыхает, об пол лбом колотится, в грудь себя бьет.
Призвали старцы академиста, говорят:
— Так нельзя самочинничать: этак и повредиться можно, в прелесть впасть вражескую. Исполняй, что тебе благословлено, а на большее не простирайся.
Но усердного не по разуму подвижника, да еще ученого, остановить уже было нельзя: что, мол, понимает монашеская серость? Я все лучше их знаю!
И, действительно, узнал, — дошел до таких степеней, до каких еще никто не доходил из коренных подвижников оптинских!..
Вскоре после старческого увещания, певчими правого клироса была замечена явная ненормальность поведения академиста: он что-то совершил во время церковного пения, такое, что его с клироса отправили в монастырскую больницу; а в больнице у него сразу обнаружилось буйное умопомешательство. Пришлось его связать и посадить в особое помещение, чтобы не мог повредить ни себе, ни людям. За железной решеткой в небольшом окне, за крепкой дверью и запором, и заключили, до времени, помешанного, а тем временем дали о нем знать в его академию.
Событие это произошло первого августа 1904 года, а второго августа оно разрешилось такой катастрофой, о какой не только Оптина пустынь, но и Церковь русская не слыхивала, кажется, от дней своего основания.
Во Введенском храме (летний оптинский собор) шла утреня. Служил иеромонах, отец Палладий, человек лет средних, высокой духовной настроенности и богатырской физической силы. На клиросах пели «Честнейшую Херувим»; отец Палладий ходил с каждением по церкви и находился в самом отдаленном от алтаря месте храма. Алтарь был пуст, даже очередной пономарь, и тот куда-то вышел. В церкви народу было много, так как большая часть братии говела, да было немало говельщиков и из мирских богомольцев… Вдруг, в раскрытые западные врата храма, степенно и важно, вошел некто совершенно голый. У самой входной двери этой, с левой стороны, стоит ктиторский ящик, и за ним находилось двое или трое полных силы, молодых монахов; в трапезной — монахи и мирские; тоже — и в самом храме. На всех нашел такой столбняк, что никто, как прикованный, не мог сдвинуться с места… Так же важно, тою же величественною походкой, голый человек прошел мимо всех богомольцев, подошел к иконе Казанской Божией Матери, что за правым клиросом, истово перекрестился, сделал перед нею поклон, направо и налево, по-монашески, отвесил поклоны молящимся и вступил на правый клирос.
И во все это время, занявшее не менее двух-трех минут, показавшихся очевидцам, вероятно, вечностью, никто в храме не пошевельнулся, точно силой какой удержанные на месте.
Не то было на клиросе, когда на него вступил голый: как осенние сухие листья под порывом вихря, клирошане — все взрослые монахи, — рассыпались в разные стороны, — один даже под скамейку забился, — гонимые паническим страхом. И тут, во мгновение ока, голый человек подскочил к царским вратам, сильным ударом распахнул обе их половинки, одним прыжком вскочил на престол, схватил с него крест и Евангелие, сбросил их на пол далеко в сторону и встал во весь рост на престоле, лицом к молящимся, подняв кверху обе руки, как некто, кто «в храме Божием сядет, как Бог, выдавая себя за Бога…(2 Сол. 2.4).
Мудрые из оптинских подвижников так это и поняли.
Этот голый человек был тот самый академист, что, вопреки воле старцев и без их благословения, затеял самовольно подвижничать и впал в состояние омрачения души, которое духовно именуется прелестию…
Тут сразу, как точно кандалы спали с монахов — все разом бросились на новоявленного бога, и, не прошло секунды, как уже он лежал у подножия престола, связанный по рукам и ногам, с окровавленными руками от порезов стеклом, когда он выламывал железную решетку и стеклянную раму своего заключения, и с такой сатанинской, иронически злой усмешкой на устах, что нельзя было на него смотреть без тайного ужаса.
Одного монаха он чуть было не убил, хватив его по виску тяжелым крестом с мощами; но Господь отвел удар, и он только поверхностно скользнул, как контузия, по покрову височной кости. Он ударил того же монаха вторично кулаком по ребрам, и след этого удара, в виде углубления в боку, у монаха этого остался виден и доселе.
Когда прельщенного академиста вновь водворили в его келью, где, казалось, он был так крепко заперт, он сразу пришел в себя, заговорил, как здоровый…
— Что было с вами? — спросили его, — помните ли, что вы наделали?
— Помню, — ответил он, — все хорошо помню. Мне это надо было сделать: я слышал голос, который повелевал мне это совершить, и, горе было бы мне, если бы я не повиновался этому повелению… Когда, разломав раму и решетку в своем заключении и скинув с себя белье, я нагой как новый Адам, уже не стыдящийся наготы своей, шел исполнить послушание «невидимому», я вновь услыхал тот же голос, мне говорящий: — «иди скорее, торопись, а то будет поздно!» — Я исполнил только долг свой перед пославшим меня.
Так объяснил свое деяние новейший Адам, сотворивший волю пославшего его отца лжи и духовной гордости.
Отправили прельщенного в Калугу, в «Хлюстинку» — больницу для душевнобольных, а оттуда его вскоре взял на свое попечение кто-то из его ближайших родственников. Дальнейшая судьба его в точности неизвестна. Слышно было, что он окончательно выздоровел, духовную академию оставил и служит где-то по судебному ведомству (4).
______________________
ПРИМЕЧАНИЯ.
1. События происходят летом 1904 года.
2. Сергеи Яковлевич Смарагдов. Впоследствии, след его отыскался: он оказался священником сухумского собора. Ему принадлежит сомнительная честь разгрома Иверско-Алексиевской женской общины святителя Софрония, близ Туапсе.
3. Утреня начинается в час ночи, оканчивается в начале пятого утра: ранняя обедня от половины шестого до семи утра: поздняя — от половины девятого до половины одиннадцатого в будни, и в праздники до половины двенадцатого: вечерня — от пяти до половины восьмого вечера: правило — от восьми до половины девятого вечера. Таково, приблизительно, ежедневное распределение оптннских служб.
4. Из «Прибавления к церковным ведомостям» №43: В настоящее время в Крестовой церкви в Екатеринбурге при архиерейских служениях большею частью проповедником выступает отца И. Сторожев. а в числе богомольцев стало не редкостью видеть прежних товарищей его. — людей большею частью давно отбившихся от церкви и богослужения. Через несколько дней после товарищ отца И. Сторожева. также екатеринбургский присяжный поверенный. С.Я. Смарагдов был рукоположен в священный сан преосвещеннейшнм Андреем Сухумским. В г. Екатеринбурге, да и в епархии знали присяжного поверенного Сергея Яковлевича Смарагдова. как честного защитника, хорошего оратора и скромного человека. Но едва ли многие знали его, как христианина. Едва ли многие из обращавших внимание на его скромность знали истинную основу ее. Да и кто мог подумать, что скромность этого, подававшего такие большие надежды, адвоката истекала из его христианской настроенности. А между тем это было так. Адвокат продолжал всегда быть христианином и верным сыном Святой Православной Церкви. Адвокатская практика не выработана из него себялюбивого «дельца», не загасила горевший в нем пламень веры. Среди своих занятий С. Я. находил время для изучения священного писания и чтения святоотеческих писании. За несколько лет он, можно сказать, изучил всю библиотеку кафедрального собора. Клирос собора был его любимым местом в храме. Здесь, особенно в будние дни, он пел вместе с псаломщиками, читал часы, шестопсалмие и проч., день ото дня становясь все более и более «церковным человеком». И вот — свершилось. Подававший блестящие надежды адвокат решил порвать карьеру, сулившую ему славную будущность, и принять сан священника. К сожалению по семейным обстоятельствам вследствие болезни жены, нуждающейся в теплом климате, С.Я. не мог остаться в Екатеринбурге и вынужден был уехать на юг в г. Сухуми. Там он радушно встречен был преосвященным епископом Андреем и стал готовиться к посвящению. Двадцать девятого сентября г. Смарагдов прислал на имя преосвященного Митрофана. епископа Екатеринбургского и Ирбитского. следующую телеграмму из Сухуми: «Милостивейший архипастырь. Первого октября 1911 года назначено рукоположение меня грешного во диакона, пятого — во пресвитера. Припадая к стопам вашего преосвященства усердно прошу вашего святительского молитвенного заступления». Владыка прислал преосвященному Андрею телеграмму следующего содержания: «Прошу ваше преосвященство передать мой привет Смарагдову и молитвенное пожелание возмогать во благодати, яже о Христе Иисусе». Теперь, когда печатаются эти строки бывший присяжный поверенный уже стал служителем алтаря Божия. благослови его. Господь. Пятого октября владыка получил следующую телеграмму: «Еше раз сердечно благодарим за любовь вашу, владыка; просим святых молитв. Епископ Андрей, священник Смарагдов».
Вот так. Голый бесноватый, о котором говорит господин Штин, был его коллегой — адвокатом. До этого он весьма успешно учился в Духовной Академии, а после своего буйного помешательства стал священником.
После безумства Смарагдова (какая роскошная «достоевская» фамилия) на престоле Введенского собора, следуя логике «наших» православных адвокатов, началась Русско-Японская война. Наверное, связь какая-то есть. Но вот незадача: началась война 27 января (9 февраля по новому стилю) 1904 года. Ровно за 7 месяцев до того, как у Смарагдова съехала крыша.
Рукоположили бывшего пациента калужской «Хлюстинки» 5 октября 1911 года. А вот сразу после рукоположения психа началась революция. Смотрите, какая точная связь: октябрь 1911 — это октябрь 1917. На годы внимания не обращайте. Тут главное слово «Октябрь»!
Доказать мудрость своего открытия и глубину серьезного расследования я хочу словами адвоката Штина: «со стороны православных усматривается и мистическая составляющая, которая непонятна атеистам сатанинского толка и иным сочувствующим, но хорошо понятна воцерковленным людям».