Преподобный Никон - последний Оптинский старец

Святой оптинский старец Никон исповедник

26. 09. 1888 г. – 25.06(08.07)1931 г.

Преподобноисповедник Никон (Беляев)

«Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить все, что принесет мне наступающий день. Дай мне всецело предаться воле Твоей святой…» – Молитва последних оптинских старцев сегодня включена во многие православные молитвословы. Составлена она была во времена, когда никто из братии в начале дня не мог сказать, что ожидает их обитель к вечеру.

В 1923 г. Оптину ожидал новый удар: сельхозартель, под видом которой монастырь существовал еще некоторое время после революции, была упразднена и на его территории – основан музей, находившийся в ведении «Главнауки». Храмы, трапезная, скит, семьдесят гектаров монастырского леса и даже кладбище поступили в распоряжение музея. Человек десять-пятнадцать из числа монахов были оставлены в качестве сторожей и рабочих, а всем остальным было приказано покинуть Оптину Пустынь. Начались скитания: большинство переселилось в Козельск, кто-то нашел приют в соседних деревнях: Стенино и Нижние Прыски. По просьбам крестьян монахам было позволено еще совершать богослужения в Казанском храме.

Служащим священником был оставлен о. Никон (Беляев). Как капитан корабля, терпящего крушение, о. Никон не уходил из монастыря до последней возможности.

Ровное горение

Путь о. Никона из мира в монастырь был необычным. Два брата, Николай и Иван Беляевы, выросшие в благочестивой московской купеческой семье, приехали в Оптину Пустынь, желая поступить в братию.

Послушники Николай и Иван Беляевы

Младший, Иванушка, «горел» монашеством, он-то и был главным вдохновителем их шага. Еще в гимназии с порывистостью, свойственной молодости, он написал однокашникам письмо, осуждающее все суетное, земное и преходящее.

Братья Беляевы. Николай - сидит справа

Николай был старшим и обладал характером более уравновешенным, и в то же время – более открытым. В семье обычно именно он сообщал всем дух простодушного ребячливого веселья. Теперь по сравнению с братом он выглядел более нерешительным, сомневающимся в своих силах встать на путь, требующий, особенно на первом отрезке, не только большого терпения, но и физической выносливости. Однако именно на него упал взгляд старца, скитоначальника – отца Варсонофия, предузнавшего в нем своего будущего ближайшего ученика.

Николай Беляев

Братья находились в том состоянии воодушевления, отчасти обязанного юному возрасту, когда за одну искренность упования Господь подает просящим ответ. Помолившись однажды и прося Бога указать им обитель, где лучше, удобнее всего им было бы пройти монашеское поприще, они разрезали на ленты лежавший без употребления ветхий справочник с перечнем русских монастырей, и тянули жребий.

На пожелтевшем от времени клочке бумаги значилось: «Козельская Введенская Оптина Пустынь», о которой они до тех пор ничего не слыхали.

Законоучитель Беляевых о. Петр Сахаров посоветовал им обратиться к епископу Трифону (Туркестанову), бывшему постриженику Оптиной Пустыни. Не откладывая задуманного, тогда же, в феврале 1907 г., Иван и Николай сообщили о своем желании поступить в монастырь матери, испрашивая ее родительского благословения.

Семья Беляевых. Николай Беляев - стоит крайний слева

Удивлению Веры Лаврентьевны Беляевой не было предела – Коля проявлял до тех пор интерес к течению общественной жизни(i) и, к тому же, был студентом физико-математического факультета университета, а Иванушка еще учился в старшем классе гимназии, – однако препятствовать стремлению детей она стала. Епископ Трифон успокоил ее опасения, сказав, что в Оптиной они научатся лишь хорошему, и, сколько бы они там не пробыли, в последующем с благодарностью будут вспоминать полученные там духовные уроки.

Великую силу имеет архипастырское благословение. Выдержав в Оптиной Великий пост и преодолев некоторые трудности, с которыми они встретились вначале, Николай и Иван были приняты в число послушников скита.

Под водительством старца

Представление о монашестве у братьев Беляевых в ту пору было несколько идеалистическим и даже не совсем верным. Однако Николай, не видя в себе никаких особых задатков подвижника и не дерзая приниматься за молитвенное делание сверх установленных скитским уставом правил для начинающих, решил во всем полагаться на совет и руководство более опытного – старца и духовника, отца Варсонофия.

Так, в силу природной мягкости, он интуитивно выбрал самое верное средство прохождения монашеского пути – послушание(ii). Иванушка же, вдохновленный подвигом афонских отшельников, много и усердно молился, так, что установленными по своему почину ночными бдениями довел себя до состояния истощения и повышенной чувствительности ко всему.

Последствия этого выбора не замедлили сказаться: спустя несколько времени, приливы уныния и горечи от однообразного течения внешней жизни скита побудили его искать чего-то более значительного, и послужили причиной нескольких уходов из обители, чередовавшихся с возвращениями, до момента, когда он покинул монастырь навсегда.

Николай же остался в Оптиной. Прежде не приученный к физическому труду, теперь он с радостью выполнял самую простую работу: носил дрова, расчищал снег, мыл посуду в трапезной и ходил в покос с братиями. Через год он был назначен на место письмоводителя начальника скита, и на долгие годы это стало его основным послушанием.

Преподобный Варсонофий Оптинский

Преимуществом его было то, что оно давало возможность быть при старце почти неотлучно, беседовать, общаться с ним. Грань между «деловым» общением и духовной школой была не твердой.

Под руководством о. Варсонофия проходил послушник Николай и обязательную для иноков «программу» – духовную, святоотеческую литературу, куда входило многое: от аввы Дорофея и Иоанна Лествичника – до Симеона Нового Богослова и сочинений Святителя Игнатия (Брянчанинова).

Самостоятельное, бессистемное чтение в Оптиной не поощрялось. Имела значение не только последовательность, но и чтение сообразно с внутренним возрастанием послушников и иноков. Прочитанное закреплялось в повседневном общении, заповеди проходили делом.

И вскоре Николай исполнился к о. Варсонофию глубокой, благоговейной привязанностью. «Я в первый раз вижу такого человека…Батюшка – великий старец! Я все больше убеждаюсь в этом…Без старца очень трудно жить», – писал он в своем дневнике(iii).

И не так важны были внешние шаги прохождения иноческого пути(iv), как то, что в Иоанно-Предтечском скиту душа обрела мир и покой, нашла свое место.

«Для меня прошедшее – мир, а настоящее – Скит. И я благодарю Бога… Мне здесь, действительно, очень хорошо, – покойно, скорбей никаких нет. Если и бывают иногда соблазны от братии, то они быстро проходят и не тревожат меня особенно… Я думаю, что Господь меня утешает, желая показать мне сладости иноческой жизни… меня ничто не смущает, и лучшего я не желаю… Начинаю понимать слова Батюшки: Как нам благодарить Тебя, Господи, что Ты отторг нас от мира и привел сюда! Теперь я едино прошу от Господа: еже житии мне вся дни живота моего в дому Твоем».(v)

Для того, кто решил всю жизнь посвятить служению Богу, и не нужно было внешних впечатлений. Высшим утешением было читать ту дивную книгу, которую раскрыл перед ним Господь. В ней каждое событие свидетельствовало о том, что в мире нет ничего случайного, во всем – в большом и малом – присутствует Его рука и Его святой промысл, только умей увидеть, заметить, как связаны земное и небесное.

Николай покинул мир в день Св. Вмч. Анастасии Узоразрешительницы, как бы разрешившись от мирских попечений, а в скиту они поселились в Навечерие Рождества Христова для того, чтобы родиться для жизни новой.

Пробуждение в нем стремления к монашеской жизни было устроено через брата – Иоанна, чьим святым был небесный покровитель Скита – Св. Пророк и Предтеча Господень, Иоанн.

Но было и еще одно обстоятельство – возможно, предзнаменование его будущей участи. Перед уходом из мира Николай долгое время проводил в уединенной молитве, выбрав для этого московский Чудов монастырь, в подземелье которого был замучен захватившими в смутное время Москву поляками Патриарх-мученик Гермоген.

И Николаю было уготовано совершить тот же путь исповедания веры, свидетельствуя перед миром о верности Православной Церкви.

Это определение о нем прозревал и его старец. Не однажды отец Варсонофий, страдая за своего воспитанника, говорил вещи не понятные среди благополучия тех лет; однако слова его вспомнились позднее:

«Господи! Спаси раба Твоего Николая! Буди ему Помощник! Защити его, когда он не будет иметь ни крова, ни приюта!»(vi)

«…Увидите вы день лют… Попомните мое слово… Много вам придется пролить поту, крови и слез… И придет моя деточка на мою могилку и скажет мне: «милый папочка, батюшка Варсонофий! Помоги мне, помолись за меня, мне очень тяжело!»(vii)

А одно слово старца указывало на то, что скорби, которые он предсказывал, будут касаться не только его учеников, но и всей Церкви в России:

«Монастыри будут в великом гонении и притеснении. Придет время, когда Оптиной будет тяжело… Истинные христиане будут ютиться в маленьких церквочках… Мы-то уж уйдем, а вы будете участниками и современных всех этих ужасов. До ужасных времен доживете вы».(viii)

И однажды безмятежная жизнь в оптинском скиту, этом «рае земном», где проходило время ученичества, для инока закончилась, и открылся тернистый и многоболезненный путь, на котором ему еще предстояло стяжать «земной рай» в душе, не имея ни клочка своей земли под ногами.

Иеромонах Никон (справа)

Восхождение

Первым ударом стал внезапный перевод в Московскую епархию старца Варсонофия, причиной чему послужила смута, затеянная мирянами, своевольно вмешавшимися во внутреннюю жизнь монастыря. Как на крестоношение согласился 67-летний старец на новое и тяжкое для него послушание – настоятельство в Старо-Голутвином монастыре. За недолгое время ему отпущенное он сделал все, что было в его сила(хix), но через год, в апреле 1913-го, тихо угас, как свеча, «вне града», за пределами Оптиной(x).

Затем началась Первая мировая, завершившаяся революцией и свержением законной власти. В первые годы после переворота большинство монастырей было закрыто и подверглось разорению, Оптина же держалась из последних сил. И тогда, среди гонений, обители особенно пригодились знания, усердие и способности к организации ближайшего ученика о. Варсонофия.

Николай был к тому времени уже пострижен в мантию с наречением нового имени – Никона и в ноябре 1917-го — посвящен в сан иеромонаха. Писавший когда-то в дневнике: «Умру, а не уйду», в критическом положении он не только стал отвечать за все хозяйственные стороны жизни монастыря, но и по благословению архимандрита принял на себя обязанности духовника и старца. – Многие приезжали тогда в Оптину за духовной поддержкой и утешением.

Отец Никон

Не испугал и не изменил его настроения и первый арест 1919-го года. Следующий же – в 1927 г., одновременно с закрытием музея, поставил о. Никона в ряды исповедников. По сфабрикованному делу священника, который вел уединенную жизнь(xi), заключили в тюрьму, а 27 января 1928 г. этапом отправили на Соловки.

Относительно терпимые условия содержания на пересыльном пункте в Кеми и на Поповом острове в Карельской республике, где в виду расшатанного здоровья(xii), о. Никону было определено место сторожа на складе и сотрудника канцелярии, сменились тяжелейшим испытанием уже после освобождения и определения на поселение.

Недолгое пребывание в Архангельске среди духовно близких людей, окончилось «перемещением» в Пинегу, где о. Никону с большим трудом удалось найти жилье в деревне Воепола за три километра от города, куда ему нужно было ходить отмечаться.

До того момента ему приходилось терпеть недоедание, холод, болезни. Однако еще была возможность читать, молиться, писать письма духовным детям, а теперь пришлось испытать исключительную жестокость хозяйки, согласившейся сдать ему угол. Видя безвыходность положения о. Никона, женщина потребовала от него выполнения всех тяжелых работ, продолжая относиться к батюшке как к «батраку» даже тогда, когда из-за очередного кровоизлияния и открывшейся раны на ноге он слег с температурой 40. Зашедший к нему ссыльный священник – о. Петр увидел о. Никона в совершенном бессилии лежащим на двух табуретках: узнав о том, что у него туберкулез, хозяйка в ярости вынесла кровать из его комнатенки и стала выставлять его на мороз.

С этого дня до последнего момента о. Петр, взявший его к себе, терпеливо, бережно заботился о нем. Отец Никон таял день ото дня. Повышенная и утром температура к вечеру переваливала за 40, в последние недели из-за болей и слабости батюшка почти совсем не мог есть, и только просил чая. Незадолго до смерти он видел являвшихся ему оптинских старцев, укреплявших его молитвой. А перед уходом ему было даровано утешение: в последние дни боль отступила, и кончина его была мирной и безболезненной.

Дом, где скончался преподобный Никон

На отпевание нового исповедника Русской Православной Церкви, приехали 12 священнослужителей из числа ссыльных, удивительным образом собравшиеся вместе: всего за несколько дней до того они находились в «командировке» в лесу, в 60 км от своего жилья, и вдруг все были отпущены. Земля провожала о. Никона с почестями, достойными архиерея.

Могила преподобного Никона

Дошедшие до нашего времени наставления отца Никона (Беляева) просты, но в них – много мудрости. Одна из самых главных для него тем – это напоминание о том, что спасают не ризы, не клобук и не мантия. Он старался предостеречь тех, кто идет по пути духовному от страшных подмен и гордости: «Важность в христианстве, а не в монашестве. Монашество в той степени важно, в какой оно приводит к совершенному христианству»(xiii); «Страсть тщеславия уничтожает веру в сердце человеческом»(xiv).

Учил терпению, смирению истинному, непоказательному и не внешнему, стяжать которое нельзя иначе, как принимая все, что происходит в жизни как от руки Господней: «Не попускает Господь искушений выше меры и сил наших»(xv).

Рукопись о. Никона

Фото с сайта optina.ru

Сноски:

i За резкую демонстрацию во время событий 1905 г. класс, где учился Николай Беляев и его брат Сергей, был исключен из гимназии, хотя и с правом сдавать выпускные экзамены. Но именно события 1905-1907 гг. определили изменение отношения Николая к жизни и вызвали разочарование в попытках изменения социальных условий насильственным путем.

ii «Путь послушания самый верный и самый скорый, – писал ученикам о. Варсонофий, – Для исполнения послушания, превосходящего естественные силы человека, Господь и силу дает, если послушник берется за дело именно как за послушание, принимая его как от руки Господней, как проявление воли Божией.»

iii Цит. по: Житие иеромонаха Никона. Преподобные оптинские старцы. Издание Введенской Оптиной Пустыни. По благословению Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II. 1996. С. 92

iv В апреле 1910 г. В день Св. мучениц Агапии, Ирины и Хионии, Николай был пострижен в рясофор.

v Цит. по: Житие иеромонаха Никона. Преподобные оптинские старцы. С. 107

vi Житие иеромонаха Никона. Преподобные оптинские старцы. С. 223

vii Житие иеромонаха Никона. Преподобные оптинские старцы. С. 253

viii Житие иеромонаха Никона. Преподобные оптинские старцы. С. 257

ix На новом месте, в Коломне он привел в порядок запущенные дела обители, духовно собрал, дисциплинировал братию.

x Мощи старца Варсонофия по его преставлении были с почестями перенесены в Оптину Пустынь ради сотен и тысяч людей, приезжавших к нему сюда при жизни.

xi Отец Никон жил к тому времени в Козельске, разделяя квартиру с оптинским монахом о. Кириллом (Зленко) и принимая людей с большой осторожностью.

xii Кроме тромбофлебита – воспаления сосудов на ноге, сопровождавшегося болями и кровоизлияниями, у него нашли туберкулезный процесс в запущенной стадии.

xiii Цит. по: Житие иеромонаха Никона. Преподобные оптинские старцы. С.371

xiv Цит. по: Житие иеромонаха Никона. Преподобные оптинские старцы. С. 370

xv Цит. по: Житие иеромонаха Никона. Преподобные оптинские старцы. С. 372

Преподобный Никон — последний Оптинский старец

Святой оптинский старец Никон исповедник

Ровное горение

Под водительством старца

Восхождение

Сноски:

Рекомендуемые для чтения источники и литература: