У Машеньки появился новый приятель — некрещеный агностик. Его мировоззрение я считаю нужным уточнить в самом начале повествования по той причине, что до сих пор в Машином круге общения преобладала активная православная молодежь из разных церковных клубов и движений. И тут вдруг — человек неверующий, но проявляющий к вере живой и неподдельный интерес! Заветная мечта любого православного миссионера.
Агностик, то есть Сережа, не просто появился в Машиной жизни, а даже серьезно в нее влюбился. А потому был готов разделять самые разные Машины интересы и увлечения, в том числе религиозные. В воскресенье он ждал Машу после литургии в церковной лавке, листая возле полки книги с диковинными именами авторов. После службы компания Машиных друзей празднично обедала в одном из ближайших к храму кафе, и Сережа присоединялся к посиделкам.
Как и странные «Лествица», «Невидимая брань», «авва Дорофей» с книжных полок, православные интеллигенты и их разговоры казались Сергею очень интересными и необычными, будто шагнувшими в наши дни из далекого Средневековья. За кружкой пива они бурно обсуждали уставы поста и спорили о том, можно ли сегодня закусывать креветками или лучше взять просто ржаные гренки. От еды переходили к традиционным для думающих людей разговорам о судьбах России, ее политике, истории, настоящем и будущем. Сергей не был человеком верующим, но богатая эрудиция позволяла ему чувствовать себя уверенно и не быть в этой компании чужим. В спорах и о политике, и об искусстве, и даже местами о богословии он оказывался на высоте.
«Ты знаешь, кажется, я готов креститься и стать одним из вас, — как-то шепнул Сергей Маше наедине, по дороге к метро. — Пожалуйста, расскажи мне, что нужно сделать. Я прочитаю все книги, которые ты посчитаешь нужными, буду знать все то, чем живут и о чем спорят твои друзья. Буду ходить на огласительные беседы, если теперь так положено».
Наверное, об этом в глубине души мечтал каждый воцерквленный человек — ну, по крайней мере, на заре своего неофитства. Чтобы представитель вражеского стана, нехристь и безбожник, вдруг уверовал и облекся во Христа. Но именно ли во Христа? Или просто в нашу милую, уютную интеллигентскую тусовку?
«Для того чтобы креститься, нужно поверить в Господа и Его полюбить, — отвечала ему Маша. — Но я сейчас особо не уверена, что ты любишь именно Христа, а не меня и компанию моих друзей как мое продолжение. Может быть, тебе, Сережа, стоило бы немного подумать и подождать? Ведь крещение — очень серьезный шаг, который стоит совершать ради себя и своего личного спасения по вере, а ни в коем случае не для того, чтобы взаимно понравиться каким-то симпатичным тебе людям».
Сергей же продолжал настаивать на своем:
— Если ты считаешь, что мне еще рано креститься, то что другое я могу для тебя сделать?
— О, что сделать? Да есть тут одно дело — я переезжаю с одной квартиры на другую, и нужно сначала рассортировать книги: нужные взять с собой, а ненужные отнести к лифтам — есть у нас такое место, где жильцы дома прочитанными книгами обмениваются бесплатно. А потом ценные книги сложить в большой рюкзак и перевезти на новую квартиру. Как раз подходящее задание для такого интеллектуала и спортсмена, как ты, — улыбнулась Маша.
— Буду рад помочь! — с готовностью согласился Сережа.
— Тогда очень жду утром в субботу, в 10 часов. Договорились?
В субботу в 10 часов утра Сергей не приехал. Не дал он о себе знать и в половине одиннадцатого, и в двенадцатом часу. Когда Маше все-таки уже надоело ждать, и она разразилась гневным телефонным звонком, на том конце беспроводной сети ей ответил вялый зевающий голос: «Я сплю еще. Давай как-нибудь в другой раз, а?»
Переехать в другой раз у Маши никак не получалось — это нужно было сделать именно сегодня. А потому ей не оставалось других вариантов, кроме как взвалить тридцатикилограммовый рюкзак с книгами себе на плечи и потопать к станции метро.
На следующий день Сергей, как ни в чем не бывало, снова встречал Машу на выходе из церкви и рад был присоединиться к их компании. Они снова сидели в кафе, пили пиво, закусывали его разрешенной по уставу вяленой рыбой и спорили о том, какой же политический выбор следует теперь сделать Украине. Маша была очень сильна обижена. Она отсела от Сережи на другой конец стола и не хотела с ним разговаривать.
— Маша, ну что ты дуешься? Серега — отличный парень! Ну, подумаешь, вчера не смог к тебе заехать — всякое же бывает. Смотри, как ты ему нравишься, — пытались наперебой ее утешить православные друзья.
Но обида на Сергея не прошла, а только усилилась. Кроме того, Маше на ум начали приходить все те поступки ее замечательных православных друзей, которые не нравились ей давно. Она вдруг вспомнила, что у интереснейшего знатока патрологии Пети есть бывшая супруга, которая в одиночку растит двоих его детей, и которым он практически не помогает, потому что теперь у него новая жена и еще один ребенок. А беременная жена историка-византолога Димы сильно страдает от того, что живут они в унаследованной от ее покойной бабушки однокомнатной квартире, где в последний раз ремонт делали в 1989-м году. И Дима искренне недоумевает, зачем он нужен, какой-то там ремонт, когда денег не хватает на самое необходимое: на поездки в Турцию по византийским руинам и на книги. Ведь ради этого можно потерпеть и серый потолок, и драный линолеум, и выцветшие обои.
Маша представила себе, что будет, если Сергей крестится. Один набор книг на полках его обширной домашней библиотеки немного потеснится, чтобы дать место новому — православному. В литургическую жизнь он, уже можно сказать, влился — ну, по крайней мире, в «агапу» после евхаристии. Сейчас в спорах он выступает с точки зрения человека сомневающегося, которому Церковь не внушает особого доверия. Может быть, потом он будет так же пламенно и аргументировано вести дискуссию с позиции ревностного неофита, даже фанатика.
Только внешне ничего не изменится. Будут те же посиделки после литургии в тех же стенах кафе с пивом, дома будут ждать те же обиженные или уже не ждать брошенные жены, а на лестнице будет стоять набитый книгами рюкзак, который некому донести.
— Вообще-то христианство — это про то, как менять свою жизнь. Жизнь повседневную, самую что ни на есть реальную, бытовую, отношения с близкими людьми, а не только текущие политические взгляды, исторические трактовки и понимание теории эволюции. Может быть, ты на самом деле готов, а я просто тебя недооцениваю?
— Только тогда мы, то есть наша компания, ничем не сможем тебе помочь. Мы так пока не умеем.