Прошлой весной о докторе Максиме ОСИПОВЕ заговорили все СМИ: врач, приехавший из Москвы в маленький провинциальный городок, за короткий срок создал в местной больнице современное кардиологическое отделение. Да еще и сумел противостоять произволу чиновников. В наши дни такое звучит как чудо. Но в биографии этого человека немало необычного. Например, Максим Осипов не только лечит больных, но и пишет талантливую прозу. Поклонники даже сравнивают его с другим знаменитым коллегой — доктором Чеховым. Но тарусский доктор к своей писательской славе относится спокойно, а на вопрос, чего это он вдруг поехал в этот никому не известный городок N, отвечает со свойственным ему юмором: «Мой прадед, тоже врач, после лагеря жил на 101-м километре, до смерти — в городе N. Теперь на 101-й километр не посылают, надо об этом побеспокоиться самому…»
Максим Александрович ОСИПОВ родился в1963 году в Москве. Окончил 2-й Московский медицинский институт. Работал в нескольких московских научно-исследовательских и учебных институтах, в Калифорнийском университете в Сан-Франциско. Кандидат медицинских наук. Автор нескольких научных публикаций и монографии по ультразвуковому исследованию сердца . Редактор и издатель переводных медицинских книг, директор медицинского издательства «Практика», врач-кардиолог, работает в больнице города Таруса, основал Общество помощи Тарусской больнице. Автор нескольких эссе: «В родном краю», «Грех жаловаться», «Об отце Илье» и других и повести «Встреча», опубликованных в журнале «Знамя». Лауреат премии журнала «Знамя».
Почти четыре года назад Максим Осипов приехал в больницу Тарусы. Через несколько месяцев он организовал благотворительный фонд «Общество помощи Тарусской больнице», и в больнице появилось медицинское оборудование: эхокардиограф, дефибрилляторы, аппарат искусственной вентиляции легких, хирургический стол и еще многое другое. Его знакомый предприниматель из Москвы сделал на свои средства в больнице ремонт, а в конце февраля 2008 года в Тарусе торжественно открылось кардиологическое отделение.
Но уже через три дня отделение было закрыто, главврача больницы сняли с должности, грозились даже завести уголовное дело. Инициатор этих репрессий — местная администрация. Чиновники не могли поверить, что действия врачей бескорыстны и абсолютно законны, хотя все лицензии-согласования с министерством имелись. Откуда у больницы деньги на оборудование, с чего это вдруг кто-то в Москве будет помогать провинциальной больнице, рассуждали они. Тот факт, что смертность в больнице за год снизилась вдвое, они во внимание не брали.
К счастью, на помощь врачам пришла общественность: об этой истории написали в прессе, в интернете собирали подписи в защиту больницы, по центральному телевидению и на нескольких популярных радиостанциях прошли передачи, волна возмущения захватила всех, кто хоть краем уха услышал об этой истории. «Чиновники, руки прочь от Тарусской больницы!» И случилось почти небывалое — через две недели отделение снова заработало, главврача восстановили, а главу администрации, затеявшего произвол, сняли с должности! В дело вмешался губернатор Калужской области. Справедливость восторжествовала.
Сверху небо, снизу земля
— Вы чувствуете себя победителем чиновников?
— Ну, не я победил чиновников, чиновников победил губернатор. Не стоит преувеличивать общественный протест — самую большую роль сыграла публикация в «Российской газете». Вообще, я очень рад, что все это закончилось. Когда тебя журналисты со всех сторон снимают, вокруг появляется очень много энтузиазма и много болтовни и можно с упоением что-то такое наговорить безвкусное. Я никогда не собирался быть общественным деятелем. Я врач.
— Вы, москвич, выбрали работу в провинции — Москва надоела или захотелось быть «ближе к народу»?
— Я не считаю нашу работу «хождением в народ». Просто в тот момент, почти четыре года назад, когда я решил возобновить свою врачебную деятельность, сложно было найти в Москве место, чтобы работать на полставки. А в Тарусе был дефицит врачей. В Тарусе я провел детство, у нас там была дача. Прадед мой там врачом работал.
| «…Сереньким апрельским утром я подъезжал к нашему городу. Со мной был чемоданчик с эхокардиографом и множеством медицинских мелочей. Десятки, сотни раз я ездил этой дорогой, но такого ликования доселе не испытывал. Грустная красота ранней весны, бедные деревянные и богатые кирпичные дома, даже разбитая скользкая дорога — все радовало. Хотелось крикнуть: “Граждане, подставляйте сердца!”». (Максим Осипов «Грех жаловаться»). |
Мне нравится больше жить здесь, чем в Москве. Здесь как-то все соразмерно человеку — есть больница, есть ты — врач, ты ответствен за результат, ты встречаешь потом пациентов на улице, ты знаешь, чем заканчивается каждая история. Уровень агрессии здесь гораздо меньше, чем в Москве. В Москве все друг другу мешают, здесь этого нет. Потом, жить в своем доме гораздо приятнее — над тобой небо, под тобой земля, а не соседи сверху и снизу.
— Москвичи иногда уезжают в провинцию — там природа, свобода, но потом через некоторое время начинают тосковать. Вы этого не боитесь?
— Ну, может быть, когда-нибудь и затоскую, но надо будет это как-то побороть. Той Москвы, которую я люблю: сентябрьский вечер, выходишь из консерватории, идешь куда-то гулять, — этого очень мало осталось… Поэтому я не думаю, что будет сильно Москвы не хватать. Потом в Москву все равно нужно будет приезжать по медицинским делам — конференции, консультации, может быть, лекции. Есть вещи и пострашнее тоски, так что я все-таки хочу переехать в Тарусу насовсем.
— Кажется, отец Александр Шмеман как-то записал в своем дневнике: почему человек обязательно должен чем-то заниматься? Может быть, достаточно просто жить? Может быть, в провинции люди больше «просто живут»?
— Я согласен, просто жить — это идеал. Но люди не живут «просто». Просто жить — что это значит? Лежать, смотреть телевизор? Просто жить может цельный человек, у которого «хочу» и «хочется» совпадает. Мы же обычно хотим одного, а хочется нам другого — например, я хочу избавиться от какой-то вредной привычки, а хочется мне при этом эту привычку удовлетворять. Я хочу выучить немецкий язык, а вместо этого лежу и смотрю телевизор. Это пример нецельности.
Понимаете, чтобы быть, надо служить. Человек должен служить ближнему, но это реализуется через служение каким-то ценностям: здоровью, знанию, порядку, справедливости, красоте, культуре, природе, святыне. Один работает врачом, другой учителем, третий художник, а четвертый занимается спасением китов… Когда это служение есть, у человека жизнь наполненная, он имеет ощущение бытия, того, что он есть. Вот состояние депрессии — это ощущение, что тебя нет. У тебя есть руки, ноги, какие-то реакции, но самого тебя нет. Может быть, поэтому у нас так много пьют, в том числе и в провинции, что люди себя не ощущают никак. Еще Блок про Шахматово, кажется, говорил: здесь живет народ, совершенно забывший себя.
Хотя интеллигенция—народ — это неправильное противопоставление, это Чехов заметил, а правильное — интеллигенция—обыватели. Я бы сказал так: обыватели — это люди, не занятые никаким служением.
И дело здесь не в провинции. Все люди очень разные. Это не правда, что в провинции все пьют. Есть люди, которые много пьют, а есть — которые не пьют, а заботятся о своих близких и даже о соседях. Хотя о провинции я могу рассказать много ужасающих историй. Вот, например, отношения между жителями провинции и москвичами вполне описываются такой историей: мой друг-художник, москвич, шел со своими детьми по Тарусе (они летом здесь живут) в гости, и к ним прибился мальчик лет семи, очень ободранного вида. Он взял этого мальчика в компанию к своим друзьям — в нормальный, благополучный, веселый дом, там был какой-то детский праздник. Мальчика даже помыли и приодели. Вечером они его отвели домой — там сидел на железной кровати голый пьяный мужчина, мальчика никто не искал. Назавтра мой друг снова встретил этого мальчика на улице, тот его при этом совершенно не узнал и стал рассказывать: я вчера был у москвичей, у них такой дом хороший — вот люди наворовали! Вот этот мальчик с детства уверен, что если люди живут благополучно, то значит — наворовали.
Вылечить нельзя
— Говорят, что врачом без определенной доли цинизма быть нельзя. Это так?
— Нет. Цинизм порожден страхом. Чтобы не видеть трагизма жизни, мы объявим его несуществующим, посмеемся над ним. В чем защита врача? В выполнении им своих обязанностей, своего долга. Умер больной — давайте обсудим, что мы для него не сделали. Суть врачебной профессии — в выполнении врачебных действий, выработанных стандартов, которые существуют сейчас почти на все случаи медицинской практики. Это так же как священника делает священником не духовная опытность, а то, что он правильно рукоположен и правильно служит службы. Сказано: «Стандарты защищают больного от гениальности врача». В России врачей, следующих этим стандартам, ничтожно мало.
| «Меня спрашивают, — говорит доктор Осипов, — жители Тарусы как-то реагируют на вашу деятельность? Я отвечаю — да, они стали меньше умирать» |
Одна из главных бед нашей медицины — катастрофическое интеллектуальное отставание врачей. Мой сын учится в мединституте — там учат не просто плохо, а очень плохо. Очень часто он занимается по тем самым учебникам, по которым я занимался. Так не должно быть. За это время на Западе учебники обновлялись по пять раз.
Надо понимать, что у медицины есть две функции — оказание медицинской помощи и создание иллюзии защищенности — и четко их разграничивать. Иллюзия защищенности — это когда старушка ходит к терапевту, который даже, может, ничего не знает, но тем не менее ей есть куда пойти. Можно вызвать «скорую помощь», и она приедет. Медицинская помощь доступна. Громкие эффектные мероприятия, например трансплантация легкого, первая в России, только усиливают впечатление всеобщей защищенности — если надо, у нас могут все. Это, безусловно, важная функция медицины, но не нужно путать иллюзию с оказанием реальной помощи. У нас до сих пор при гипертоническом кризе вводят внутримышечно магнезию — это уровень 50-летней давности. Да, кому-то помогут, не дадут умереть, а кому-то и дадут. Врачей у нас очень много — с врачебными дипломами 600 тысяч человек. Из них, я думаю, процентов пять читают современную западную медицинскую литературу, повышают уровень своего образования. (Доктор Осипов не только сетует: его издательство, например, недавно перевело и выпустило книгу американских врачей «Кардиология» в 1200 страниц. — М. Н.)
У нас еще очень много проблем: и неготовность россиян заниматься собственным здоровьем, и отсутствие в обществе интереса к медицинским проблемам, и нежелание лечить стариков, и отсутствие серьезной медицинской науки, и ложное представление о роли денег в медицине. Не стоит надеяться, что хорошее финансирование и ликвидация воровства приведут к качественной медицинской помощи. Будет много денег — будет назначено больше ненужных лекарств и лишних обследований.
— Как все успеваете? Лечить и писать? И руководить издательством?
— У меня почти нет выходных, никогда не бывает отпуска. Это трудно, но пока как-то хватает сил. Хочется успеть побольше. Сейчас для меня самое трудное — необходимость частого переключения, это как нервное щелканье шариковой ручкой: четыре дня в неделю я провожу в Тарусе, три — в Москве. От издательской деятельности я собираюсь отойти. А о писательской пока говорить рано — я еще очень мало написал.
Марина НЕФЕДОВА
Из эссе Максима Осипова «В родном краю» «Старушки интереснее всех. Недавно полночи ставил временный кардиостимулятор; когда наконец все получилось, пожал руку своему помощнику, и тогда полубездыханная прежде старушка тоже протянула мне руку: “А мне?” — и крепко пожала».«У нас почти не лечат стариков. Ей семьдесят лет, чего вы хотите? Того же, чего и для двадцатипятилетней. Вспомнил трясущуюся старушку в магазине. Кряхтя, она выбирала кусочки сыра, маслица, колбаски, как говорят, половчее , то есть подешевле. За ней собралась очередь, и продавщица, молодая белая баба, с чувством сказала: “Я вот до такого точно не доживу!” Старушка вдруг подняла голову и твердо произнесла: “Доживете. И очень скоро”». «Главный миф, в реальность которого верят почти все, — о решающей роли денег… Идея денег в умах людей, особенно мужчин, производит большие разрушения. За деньги можно все — вылечиться самому, вылечить ребенка, мать. По этому поводу много тихого отчаяния. Причина гибели — невысказанная — такая, например: мать умерла, денег на лечение не было. Знаю точно: дело не в деньгах, лекарства почти все доступны небогатому человеку. Отчаяние подогревается телевизионным: “Тойота, управляй мечтой”. А ты, ничтожество, не можешь заработать, на худой конец — украсть (чтобы мать вылечить, можно и украсть). Настоящие мужчины управляют мечтой, о них всегда думает “Тефаль”, об их зубах заботится “Дирол с ксилитом и карбамидом” (кстати, карбамид — это по-английски “мочевина”, ничего особенного). Деньги, конечно, нужны, на многое не хватает, но главная беда иная, внеэкономическая». «Оказалось, что дружба — интеллигентский феномен. Так называемые простые люди друзей не имеют: ни разу меня не спрашивал о состоянии больных кто-нибудь, кроме родственников. Отсутствует взаимопомощь, мы самые большие индивидуалисты, каких себе можно представить. Кажется, у нации нет инстинкта самосохранения. Юдоль: проще умереть, чем попросить соседа довезти до Москвы. Жены нет, а друзья? Таких нет. Брат есть, но в Москве, телефон где-то записан». «Есть радость встречи: недавно лечил худенькую, веселенькую девяностолетнюю Александру Ивановну (отец-священник погиб в лагере, мать умерла от голода, осталась без образования, была воспитательницей в детском саду), человека, более близкого к святости, я не встречал. Говорю ей: у вас опасная болезнь (инфаркт миокарда), придется остаться в больнице. Она весело: птичий грипп, что ли?» «В больничном сортире — обрывки кроссворда (и больные, и сотрудники помногу решают кроссворды): “жалкие люди”, слово из пяти букв. Женским почерком аккуратненько вписано: НАРОД (по мысли авторов кроссворда, правильно — “сброд”)». |
Нескучный сад — Архив по номерам