На интервью она согласилась не сразу, ведь пятая девочка, прожив в семье несколько лет, захотела уйти из неё. Для супругов говорить об этом – болезненно, ведь к девочке они привыкли, успели полюбить. Но всё-таки об этом тоже есть в беседе, чтобы те приёмные родители, которые столкнулись с такой непростой ситуацией, знали, что подобное, к сожалению, случается.
Папа – Олег Зинатуллин, ведущий конструктор Лаборатории научной реставрации часов и музыкальных механизмов Эрмитажа, лауреат Государственной премии РФ;
Мама – Виктория Светличная, специалист по биоповреждениям музейных ценностей в Эрмитаже;
Дети:
Николай – 26 лет;
Василий — 24,5 года;
Лиана – почти 17, в семье – десять лет;
Антонина – 14, в семье – 8 лет;
Татьяна – 17,5 лет, в семье – 4 года;
Анастасия –11 лет, в семье – год.
– До свадьбы мы были знакомы с будущим мужем ровно восемь дней. Предложение Олег сделал на второй день знакомства. Наверное, если бы всё длилось дольше, я бы и не согласилась, стала размышлять, взвешивать, появились бы сомнения: я была уже взрослым 26-летним человеком, муж старше меня почти на девять лет.
Что касается отношения к семейной жизни – у меня была не очень удачная модель поведения родителей. Хотя они – порядочные люди, внешне – благополучная семья, но постоянно ругались и я, ребёнок, это слышала и переживала.
Я была девочкой – романтиком, которая проживала жизнь в книжках. Когда другие девочки ходили на свидание с мальчиками, целовались, обнимались, я с куклами разговаривала, придумывала себе какую-то иную, романтическую реальность.
Слава Богу, у меня были бабушка с дедушкой, их пример взаимоотношений. Благодаря им, я смогла удержаться в жизни и начать строить свою собственную семейную историю.
Сначала, конечно, было сложно. Еще и потому, что пришлось ухаживать за близкими. Мама мужа к тому времени была очень пожилым человеком и у неё начала развиваться старческая деменция, когда происходят необратимые процессы в головном мозге.
Старшая сестра мужа – ровесница моей мамы – одинокая женщина, блокадница, инвалид. И мы решили все съехаться, чтобы ухаживать за ними.
Удержаться на плаву было непросто, помогало, наверное, «банальное» понятие – «любовь». Думаю, что любви достаточно, чтобы все сохранить, перетерпеть.
Хотя время было тяжелое – конец восьмидесятых, девяностые. Папа у нас поздно пошел учиться в вуз, учился на вечернем, после работы (он уже тогда работал в «Эрмитаже»). На мне были двое детей с разницей в полтора года. Для того чтобы нам выжить, я подрабатывала – стригла пуделей.
Маленькие дети, бытовые проблемы девяностых, когда элементарного было не найти, забота о бабушке, которая в силу своего состояния была уже неадекватной и могла причинить вред и себе и другим…
Я еще тогда не была крещеной, но теперь понимаю и удивляюсь, как Господь вёл меня тогда.
Новый этап
О том, что это правильно – взять ребёнка из детского дома, я задумывалась буквально с детства. К тому же бабушкина сестра провела десять лет в лагерях, как «врач-вредитель», куда её отправили ещё до масштабной акции борьбы с «убийцами в белых халатах». Её сын, мой дядя, в это время жил с моей бабушкой.
У Олега в семье очень интересная история. Его дедушка был мулла. Первая жена родила ему троих детей, затем они взяли ещё троих сирот. Потом жена умерла, он вновь женился, и во втором браке у него родилось одиннадцать детей. То есть большая семья, где рядом растут кровные и приёмные дети, для Олега была делом естественным.
Поженившись, мы через какое-то время задумались о приёмном ребёнке. К тому же у нас были сыновья, и почему-то очень хотелось девочку. Это сейчас мы знаем, что с девочками сложнее, чем с мальчиками!
Тогда не сложилось, потому что мы реально оценили свои силы и поняли, что, имея на руках двоих детей и тяжелобольную бабушку, мы просто не справимся.
Хотя тогда взять ребёнка было просто: не было бюрократических сложностей, механизм устраивания ребёнка в семью еще не был отработан. Проще в этом смысле было и почти десять лет назад, когда мы брали первую девочку, Лиану.
Ей было семь лет, девочка «национальная» – папа индус. Привыкание шло «по всем правилам»: сначала было трудно принять даже то, как пахнет ребёнок, его привычки. Но всё это быстро прошло.
Классические этапы адаптации были у нас и чуть позднее, когда она придумывала разные истории, воровала.
Мы с этим справились, поскольку оба с мужем упёртые – зубы стиснем и вперед.
Переходный возраст – дело привычное
Сейчас у первой дочки продолжается переходный возраст. Но мы к этому готовы, поскольку у сыновей этот период прошёл так, что держись. У старшего он закончился после армии, причём он ещё сверхсрочно служил, а в общей сложности – три года. Так что после двадцати он, наконец, повзрослел, а до этого были такие баталии! Но пережили же, и это дает какую-то надежду.
С другой стороны, дети из учреждений – внутренне раненные, у них, на мой взгляд, всё равно существует ослабление привязанности. И нам от этого еще сложнее, поскольку мы упрямо не хотим становиться профессиональными приемными родителями, несмотря на весь свой опыт.
Мы упорно стараемся быть просто родителями. Может быть, это, с одной стороны хорошо, с другой – не очень. Мы пропускаем всё через сердце. Может быть, если бы мы были профессиональными родителями, мы бы на все проблемы смотрели более отстраненно, и, может быть, проходили бы легче те или иные этапы.
Но у нас не получается отстраниться, каждый ребёнок уже – родной и переживаешь за него именно как за родного, просто по-человечески, а не профессионально. Мы постоянно говорим с детьми, что пусть они и приемные, но родные для нас.
Лиана и Тоня
Через год после Лианы в семье появилась Тоня. Девочки очень разные. Лиана – яркая восточная красавица, темпераментная девочка. Но жизнь в кровной семье в раннем детстве наложила отпечаток на дочку и до сих пор она переживает всё это.
Она у нас умница, после девятого класса поступила в полицейский техникум. У нее хорошая память, девочка любит читать. Ещё в прошлом году сама прочитала «Войну и мир», сейчас вот читает Достоевского. Единственный читающий ребёнок в семье.
Тоня приехала к нам из Новосибирска. Причём изначально я отправилась туда за другими детьми, но за ними приехали усыновители из Москвы и эти дети были похожи на приемных родителей просто как две капли воды. Естественно, они их взяли.
А я сказала: «Возьму любого ребенка лет шести». Одной девочке предложили, она не захотела. О Тоне в детском доме никто толком ничего не знал: она появилась в этом учреждении всего десять дней назад.
Её мама умерла от туберкулеза, когда Тоне был год. Следующий год она жила с прабабкой. В два года девочку с запущенной открытой легочной формой туберкулеза изъяли, и два года, до четырёх лет, ребенок провел в больнице, в боксе, один.
Затем около двух лет она провела в больнице в санатории, в приюте. Ее на два месяца брали в приемную семью и вернули. Тоне ставили умственную отсталость, когда мы её привезли, она была бледная и худая-худая.
Моя подруга-психолог говорила, что девочка показывает процесс развития ребёнка в ускоренном виде. Когда она только попала в семью, её рисунки, выполнение психологических тестовых заданий было на уровне двухлетнего малыша. Затем она очень быстро стала развиваться, делая вперёд гигантские шаги.
Тоня учится в обычной школе. Она ответственная добрая девочка, на нее можно оставить племянников. Например, она помогает невестке и когда та уходит на английский, сидит, нянчится с её сыночком, которому чуть больше двух лет. Я шучу: «Тоня, ты у нас такая хозяйственная, ответственная, – попадьей будешь. Отдадим тебя замуж за священника». Она отвечает: «Я не смогу за священника. У меня же характер вредный».
Видимо, Тоню обижали там, где она была до прихода в семью. Я – человек эмоциональный, во время разговора начинаю размахивать руками, особенно если сердита. Начнешь с Тоней разговаривать, она увидит, что человек руками размахивает – и садится на пол, сжимается в комочек и голову руками закрывает.
Наверное, ее няньки обижали, потому что к врачам она относилась спокойно, все медицинские манипуляции переносила как стойкий оловянный солдатик.
Мужчин до того, как оказалась у нас в семье, Тоня тоже почти не видела и потому папу сначала дичилась. Теперь Олег для неё – любимый папочка.
Вика
Через год мы взяли и Вику, с которой менее чем через пять лет нам пришлось расстаться.
У девочки оказалось полное отсутствие эмпатии, привязанности. Это не её вина, но от такого сознания легче не становилось. Мы всячески старались решить проблему. В том числе перевели Вику из обыкновенной школы – в маленькую, с понимающими руководством, педагогами, психологом.
Сложности с Викой были с самого начала, и они не прекращались все время нашего совместного существования.
Вика – и хорошая, и умная девочка, но в семье она сразу стала таким кукушонком, который хочет всех выкинуть из гнезда.
Были истерики по любому поводу. Вроде бы приёмных родителей истериками не удивишь, но вскоре мы поняли, что они её внутренне совсем не затрагивают, она просто пытается чего-то добиться. Мы пытались с этим как-то жить. Но, видимо, всё к тому придвигалось, что Вика уйдёт.
Решающим моментом стали съёмки в фильме «Я не вернусь» Илмара Раага, где в свои 12,5 лет снялась Вика в одной из главных ролей.
То, что было на съемках, вспоминается мне как кромешный ад. Я не могу даже этот фильм объективно оценить, вспоминая, что тогда происходило. Были истерики по каждому поводу: «Я буду так, я вот это делать не буду». В какой-то момент, в самом начале съемок, даже хотели поменять главных героев, но Вика была подготовлена, я очень много с ней работала, и девочку оставили.
Видимо, наша семья стала для Вики отработанным материалом. Больше, с ее точки зрения, мы ей уже ничего не смогли дать. Ничего, что ей надо было бы. Причём в семье есть свои требования, нужно быть включенными в её жизнь, а для Вики это было лишним. Да и с материальной точки зрения мы, музейные работники, зарабатываем средне. Такой достаток её явно не устраивал и она начала поиск новой семьи.
Убедила маму одной своей одноклассницы, что мы её не кормим, не одеваем. Потом начались побеги из дома, чтобы ночевать у этой одноклассницы, встречаться с молодыми людьми.
А потом Вика пошла к медсестре фиксировать мифические побои с нашей стороны. Хорошо, что её перехватили социальный педагог, завуч и психолог, которые очень хорошо видели и понимали всю ситуацию. Со стороны, а потому гораздо лучше, чем мы.
Мы решили на время отдать ее в специальный реабилитационный центр, чтобы с ребенком и с нами поработали, чтобы она хоть на время рассталась с этой подружкой-одноклассницей.
Вика написала заявление, что она от нас отказывается, не хочет жить в нашей семье. Она не стала с нами контактировать, отказалась от совместной психологической работы.
Специалисты центра поговорили с нами, рассказали, что у них бывают такие случаи. Подключилась и опека, у нас там работают очень хорошие люди, которые нам очень помогли.
И потом уже специалисты консилиумом решили, что ребенок не хочет привязанности, она не нужна ей абсолютно. Девочка отправилась в детский дом.
Вика с нами не общается. Общается по-хорошему со мной её бабушка (она не взяла Вику по ряду причин, которые оставляем за скобками). Бабушка считает, что это фильм все подрубил, но мне кажется, ситуация произошла бы рано или поздно.
К тому времени у нас было четверо приёмных детей. Таню, уже большую, 14-летнюю, попросила взять школа. Она попала в семью за год до истории с Викой. Таня восприняла ситуацию немного на расстоянии вытянутой руки, потому что ей уже 14 лет, сильно внутренне привязаться к нам она не может, но чётко осознаёт, что ей лучше у нас в семье, чем в детском доме.
Первые девочки вздохнули с облегчением, когда ушла Вика: она, например, могла и на Тоню с ножницами броситься.
А вот мы с папой переживали очень сильно. Олег даже больше, потому что меня подкосили два месяца Викиных съёмок. Муж сказал: «Да, у нее не сформировалась привязанность, а у нас-то она сформировалась».
Пережить случившееся нам помогла и школа. К нам пришли педагог, завуч и психолог и сказали: «Теперь вы можете увидеть ситуацию со стороны, понять то, что раньше не хотели понимать, грудью бросаясь защищать ребёнка, стараясь изо всех сил справиться. Вы можете увидеть то, что мы видели уже давно. Вы понимаете, по какому лезвию вы вообще проскочили?»
И мы представили, что было бы, если бы Вика дошла до медсестры и показала якобы нанесённые нами побои. Прямо сюжет для передачи Малахова: «Сотрудники Эрмитажа избивают беззащитного ребёнка».
Хотя всё равно жалко, что в итоге не получилось.
Еще одна дочка
А потом я, не знаю почему, совершенно иррационально, зашла на усыновительскую конференцию «7я.ru», куда не заглядывала сто лет. Открыла и увидела фотографии девочки. «Олег, смотри, как похожа на твою бабушку», – сказала я мужу.
Он посмотрел, потом сказал: «Нет, на бабушку мою совсем не похожа. Но в комнате надо делать перестановку, ребенок же не может спать здесь с мопсами». Год назад, 15 декабря, у нас появилась Настя.
8 ноября ей исполнилось 11 лет. Когда мы знакомились с Настей, сначала по телефону, звонили ей каждый день, она был готова отправиться в семью. Но когда мы приехали, заявила: «Нет, я никуда не поеду». Мы предполагаем, может быть, ошибочно, что с ребёнком не хотели расставаться воспитатели: если детей забирают, люди лишаются рабочих мест…
Тогда я привезла Лиану, чтобы показать: вот приемная дочка, красавица, умница… В итоге мы ребенка буквально волокли под руки в машину, а она кричала: «Не поеду!»
Дома началось привыкание. Как-то наш папа лежал в больнице, пришла крёстная Тони, а дети что-то мелкое набедокурили. Крёстная и говорит: «Ну как же вы так, когда папа в больнице. Вдруг с ним что-то случится? Он же переживает, как вы здесь…» Настя на это испуганно: «А нас что, в детский дом опять отправят?». То есть, уже привыкла, боится потерять семью.
Хотя адаптация идёт полным ходом и еще будет продолжаться, еще нет полной привязанности. Но сейчас она уже наша. И день рождения мы ей сделали большой, семейный. У нас семья – вместе с двумя внуками (детьми сыновей) – двенадцать человек.
Братья – самые главные
Когда мы взяли Лиану, братья её защищали в школе. Порой было достаточно, чтобы они подошли и ласково посмотрели на обидчика.
Потом был период, когда Вася не очень хорошо относился, особенно, когда Ляля воровала. Сколько мы её увещевали, применяли все возможные психологические приёмы, – не помогало. До тех пор, пока Вася не увидел, как она вытаскивает мелочь у него из кошелька. Он не выдержал и – толкнул её.
И вот, по собственному призванию девочки, это её проняло, заставило задуматься. Потому что она знала – мальчики так воспитаны, что руку на девочку никогда не поднимали. А тут…
Все девочки смотрят на братьев с уважением, снизу вверх. И если родителями можно помыкать, то братьев нужно слушаться беспрекословно.
Кстати, когда мы с мужем уезжаем куда-нибудь и дети остаются с кем-нибудь из братьев, учителя говорят, что они становятся более дисциплинированными, не опаздывают, ничего не забывают.
Распределение
У нас есть распределение домашних дел: старшие девочки моют пол и посуду, выносят мусор. Младшие девочки гуляют с собаками. Собаки у нас в основном, на Тоне, Настя ей помогает. Тоня выгуливает больших, Настя – маленьких. У нас шесть собак и четыре кошки. Настя также убирает за кошками.
Но это всё в идеале, а так приходится постоянно напоминать, заставлять убирать за собой…
Бывает, прихожу, дома грязь, так, что руки опускаются. Причем на это я слышу, что понятно же, у вас столько собак. Но собаки семечки не грызут, где захочется и не бросают кожуру, не засовывают фантики под матрацы, не разбрасывают одежду по квартире… Я понимаю, подростковый возраст, им не до уборки. Но – стараюсь бороться за чистоту.
Готовлю в основном я. Иногда в доме праздник: приходит Вася, повар по профессии, и готовит что-нибудь вкусное.
24 года назад мы купили домик в Псковской области, в деревне Москва, вложили средства в московскую недвижимость.
И вот 24 года подряд мы привозим из деревни мясо, которое хранится в большой и маленькой морозилках. Так что весь год дети едят экологически чистое мясо.
Лето проводим в деревне, там – свежий воздух, настоящие молоко и творог.
Готовить и девочки помогают. Настя может блины испечь или картошку поджарить.
Помогают сыновья и невестки.
Кровные родители
С детьми мы разговариваем про их кровных родителей, отвечаем на вопросы. У Тани мама на соседней улице живет, она ограничена в правах. Таня к ней иногда ходит.
Ляля общаться с кровной матерью не хочет, переживает, говорит, что, ей легче было бы знать, что кровная мама умерла, чем осознавать, что она живёт где-то, и ей нет дела до дочери. Я знаю адрес этой мамы, мне звонили приставы из области, где она живёт, пытались с моею помощью ее приструнить, потому что, говорят, она на Лялю получает какие-то алименты и тратит их на себя.
Тоня – круглая сирота. А у Насти мама признана судом без вести отсутствующей. Какие-то мамины подружки нашли Настю «В Контакте», и вроде бы и сама мать написала: «Доченька, как ты?» Настя рассказала: «Живу в Питере, у меня есть мама и папа». Больше сообщений не было.
Плохого мы про кровных родителей никогда ничего не говорим. Мне это нетрудно, я понимаю, что слаб человек, и не просто так случилось с ними то, что случилось. Вот Лялина мама – сама детдомовская, не имея перед глазами опыта нормальной семьи, она не смогла удержаться на плаву…
Трехногая собака
Кстати, Насте, когда она пришла к нам, помогло принять ситуацию именно то, что здесь живут дети из детского дома, собаки из приютов.
Её уже брали в семью, она там истерила три дня, нудела, и ее отдали обратно. Но мы упёртые, сразу показали Насте документы, сказали, что она здесь навсегда.
Вот истории наших питомцев. Одна из наших собак умирала на улице. Сначала я её пристроила, но у Груши оказался мерзкий припадочный характер, она всех кусала, пришлось забрать себе. Но дома я ей твёрдо сказала: «Груша, у меня много детей, если ты укусишь хотя бы один раз кого-то из них, у меня не будет другого выхода, как только усыпить тебя. Так что или с жизнью прощайся, или не кусайся».
За шесть лет никого не укусила, только рычит. Выбрала Тоню себе в хозяйки, когда Тоня уходит, берёт её тапок себе и охраняет.
Нашей семье везёт на трехлапых собак. Была трехлапая собака Шура, теперь Кира на трех ногах, из приюта. Шуру мы на улице подобрали, всю израненную.
Недавнее венчание
Я крестилась вместе со старшими сыновьями, почти 25 лет назад. А папа у нас крестился перед Пасхой 2014 года, 19 апреля. Причём до этого он ездил вместе с нашим приходом Троицкого собора во все паломнические поездки, мы вместе ездили в Израиль, но он принципиально оставался некрещеным.
А потом вдруг понял, что ему это необходимо, буквально Господь вошел в его душу и он стал православным человеком. Вскоре после его крещения, 2 мая, мы повенчались.
Свидание с мужем
Если я сердита, сообщаю детям: «Сейчас меня не трогать, я сейчас злая, могу вас обидеть, я раздраженная, устала. Отдохну и буду вполне адекватной».
Когда нам с мужем хочется побыть вдвоём, поговорить, мы так и говорим детям: «У нас сегодня романтическое свидание». И идем куда-нибудь в кафе.
У нас есть традиция, что в Новый год обязательно под звон курантов папа с мамой целуют друг друга. И дети уже заботливо спрашивают: «Вы не забудете поцеловаться?»
В деревне, если хочется побыть вдвоём, поговорить, отправляемся прокатиться на скутерах куда-нибудь подальше и без детей.