Дети кричат и шумят, громко плачут и заразительно смеются. Иногда — провозглашают истину. Из уст младенцев и питающихся грудью, во исполнение пророчеств, Христос при входе во святой город слышал: «Осанна Сыну Давидову». То, что когда-то было в Евангелии, рано или поздно, часто или только единожды, но обязательно ярко отображается в истории Церкви.
Церковь Медиолана выбирала епископа. Вот уже много столетий нам не дано понять, что это такое — выбор главного пастыря. Не понять народного шума, сопровождающего выбор; не почувствовать Духа, носящегося над избирающими. В соборной церкви города, не без претензии названного пупом земли, серединой Вселенной — Медиолан! — народ и собрание пастырей избирали предстоятеля. За порядком следил префект по имени Амвросий. Он не был крещён, но лишь оглашён. Он покидал храм на словах «Оглашенные, изыдите». Но в этот день он не покидал храма — он представлял светскую власть. Он был не один. На улице, да и в самом храме были солдаты, готовые принудить народ к порядку в случае, если вспыхнет волнение. И мера такая была не лишней. Часто выбор архипастыря доводил кипение мнений до угрозы беспорядков. Вот и сейчас выборы шли, но само избрание не совершалось. Как часто бывает, лебедь рвался в облака, рак пятился назад, а щука тянула в воду. Вдруг детский голос резко выделился на фоне приглушённого многоголосья.
— Амвросий — епископ! Амвросий — епископ!
Какой-то ребёнок, совсем ещё маленький, на руках у матери настойчиво, как будто с властью, твердил имя некоего Амвросия, пророчествуя городу епископа с именем напитка олимпийцев, дающего бессмертие. Амброзию пили, как баснословят греки, весёлые и грешные боги Олимпа. И в этом туманном образе при желании можно найти намёк на то, что человек был отогнан от Дерева Жизни, — для бессмертных есть бессмертная еда.
Амвросием был назван при рождении префект, вздрогнувший при звуке свеого имени. Взоры молящихся стали искать того, чьё имя прозвучало и продолжало звучать. Ребёнок не умолкал, настойчиво повторяя то, что внушил ему Бог. Амвросий найден наконец. Вот он.
— Но я не крещён. Я только оглашён. Я здесь по долгу службы. Меня нет в списках верных.
Отцы не внимали отговоркам. Дыхание Духа было знакомо многим. И то, что это не просто крик, понимали пожилые мужи в красивых одеждах, доходящих до пола. Амвросий был взят для беседы, где был распрошен о начатках веры, о воспитании, об образе жизни. Сомнений не было. Перед отцами стоял человек с сильным характером, образованный, ясный взором, обещающий многое.
— Ты будешь епископом. Это воля Бога!
Ночью Амвросий ушёл из города, ушёл из «пупа земли» куда гляза глядят. Он убегал от благодати и тяжелейшего креста, потому что не искал ни того, ни другого. Вымочив ноги в росе и совершенно обессилев, в предрассветном тумане он упёрся в стену неизвестного города. Боже! Это был опять Медиолан, снова Медиолан, как будто теперь к нему, а не к Риму, вели все дороги. Дело было решённым — епископом стать придётся. Мало того — придётся пройти все степени посвящения быстро, в несколько дней. Крещение, первое принятие Причастия, диаконство, священство, наконец — архиерейство. Посох в руках, на плечах — омофор и перед глазами — море лиц, ожидающих первого слова и первого благословения.
Так, нежданно став епископом, Амвросий ощутил всем существом, что это такое — быстрое восхождение по ступеням. Идущий быстро наверх страдает одышкой. Новый пастырь Медиолана стал строго следить за поставлением в священные должности. Неготовый пусть учится, недостойный пусть отойдёт. Иначе поколеблется Вселенная.
Из историй, связаных с Амвросием, больше всего известна его строгость к императору Феодосию. В далёких Фессалониках народ восстал. Тот велел солдатам обнажить мечи. Пролилась кровь. Где Фессалоники, а где Медиолан? Но царя, идущего к Причастию в Медиолане, Амвросий остановил прилюдно: «Отойди! Ты недостоин!» Тот, кто сегодня боится участкового милиционера или начальника районной администрации, не может даже издали представить, какой славой окружён был император Рима, какое раболепие и страх рождал он в подданных. Соответсвенно, трудно понять поступок Амвросия. И это не был отчаянный шаг наподобие обличительной речи в адрес тирана, после чего «пан или пропал». Это был спокойный и твёрдый поступок человека, прочного, как алмаз. Церковь Христа смотрела на Феодосия глазами Амвросия, и царь сделал шаг назад.
Здесь можно отступить от темы и посетовать на редкость подобных смирительных для власти событий. Поведение Амвросия — редкость и для Запада, и для Востока. Курбский из Литвы писал о злодействах Грозного и горевал, что нет Амвросия. А если есть (в лице Филиппа), то царь не сделает шаг назад, а сделает, наоборот, шаг вперёд и повелит казнить не в меру рьяного владыку. Но нужно понимать, что одно яркое событие — лишь звено в цепи других. Не проводи Амвросий ночи без сна, не погружайся он умом во всякое свободное время в тексты Писания, не учи он народ регулярно, разве была бы сила противопоставить крест короне?
Амвросий — учитель. Это самое главное. Он обрабатывает грубые умы, объясняя возвышенные тайны, выраженные простым языком Библии. Таким мы видим Амвросия в изображении Августина. Этот сын Северной Африки, эта бездонная душа так, быть может, и бродила бы по распутьям, если бы не проповеди медиоланского пастыря. Августин, наученый манихеями, смеялся над Шестодневом, презирал то, что казалось ему безыскусным и пригодным только для черни. А Амвросий с кафедры преподавал народу и мёд, и молоко, и твёрдую пищу. И гордый знаниями учитель риторики из Тагаста понял: «Если есть такие епископы, то Истина только в Кафолической Церкви». Он описывает нам Амвросия вечно занятым, вечно окружённым людьми. Если же отдыхающим, то непременно читающим книги про себя, то есть не вслух, а лишь водя по строкам пальцем. Это было редкостью, поскольку в те времена читали только вслух. Мудрость, святость, всеобщее уважение к епископу пленили тогда ещё весьма тщеславного Августина. Одного только он не мог ещё понять, принять и понести в жизни Амвросия, а именно — отсутствия женской любви. Ещё не наступил перелом, ещё Ангел не пропел Августину на ухо: «Бери, читай!». Потом, когда всё это произойдёт, Амвросий покрестит Августина и подарит миру такой просвещённый ум, что многие столетия после будут его должниками.
Проповедующий епископ, словом глубоко проникающий в некую избранную душу. Где мы видели это ещё? Пушкин, слушающий святителя Филарета, — вот где.
Я лил потоки слёз нежданных,
И ранам совести моей
Твоих речей благоуханных
Отраден чистый был елей…
Великий человек, словом проповеди переворачивающий душу в другом великом человеке, способном повлиять на целые поколения! Проходите мимо этого зрелища, если хотите, а я не могу не остановиться и не вздрогнуть от встречи с чудом. Филарет — Александр. Хочется крикнуть: «Ещё, ещё!»
Амвросий был постник и подвижник. Он не играл в христианство и не пользовался епископством. Он служил Христу и распинался за паству. Если нужно плоть умертвить, то, значит, нужно умертвить. Воля римлянина, принявшего благодать, способна творить чудеса аскетизма. И если истончается тело, если обостряется ум, если сердце даже во сне произносит имя Иисуса, то невидимый мир приближается к человеку. Так однажды во время долгого воздержания Амвросию явились двое в белых одеждах. Тени — не тени; Ангелы — не Ангелы. Они явились дважды и назвали свои имена. А потом указали место, где лежат их, за Христа изувеченые, тела. Их звали Протасий и Гервасий. Епископ нашёл место их погребения и обрёл тела двух мучеников, пострадавших в первом веке.
Такие события — великое торжество Церкви, подобное обретению Креста при Елене. Земля отдаёт сокровище, из многих глаз льются слёзы, которые невозможно сдержать, в воздухе разносится благоухание, умножая радость, Бог благоволит творить через новообретённые мощи чудеса. Кафедра Медиолана укрепляется невидано. Трудно сказать даже, кто более славен: Рим или престол Амвросия? Здесь свой литургический чин, отличный от римского, и епископ сам пишет многие песнопения. Одно из них — Te Deum, или «Тебе Бога хвалим», — доныне поётся и на Востоке, и на Западе. Так в трудах он проводит дни — рыцарь веры, поэт и духовный воин, избранный на епископство детским криком.
Он просил похоронить его вместе с мучениками, тела которых обрёл. На его лицо не положили серебряную маску, и он почивает в полном облачении между Протасием и Гервасием, лежащими справа и слева. Епископская митра надета просто на череп, на мощи. Глаза, некогда грозно смотревшие на Феодосия и умно сиявшие на Августина, который стоял среди слушавшего проповедь народа, на время перестали сиять. Они на время уступили пустоте глазных впадин, но непременно опять засияют в день воскресения мёртвых. Обновится плоть и оживут кости. Как от долгого сна, поднимутся лежащие рядом Протасий и Гервасий. Поднимутся и попросят багословения у епископа.
— Благослови, владыко.
— Нас благословит Тот, Кому служили вы и я, — ответит Амвросий и молитвенно сложит ладони, как не делают на Востоке, но как принято на Западе до сего дня.
Тогда он, носящий имя в честь напитка, дающего бессмертие, обретёт бессмертие подлинное и поток сладости, которым напояются святые. А пока его телу лежать под алтарём любимого храма, а нам преклонять колени у решётки, которой мощи отгорожены от молящихся.
Там мы его и видели в бытность в Милане, там и смахнули слезу, там и коснулись лбом холодного напольного мрамора.