Несколько лет назад Алексей Коровин (в то время – президент ОТП Банка) познакомил меня с человеком, который заинтересовался моей книгой об истории взаимоотношений русских и венгров. Сразу завязался разговор обо всём на свете – от Бартока до Косыгина, от Кальмана до Брежнева…
Я видел перед собой энергичного, остроумного, элегантного человека, погружённого в научные проекты, мечтающего о переустройстве общества и в то же время – знатока музыки и литературы. К спинке кресла он прислонил трость с затейливым набалдашником.
Если бы вы вот так, в комнате для переговоров, познакомились бы с Яковом Захаровичем Месенжником – тоже вряд ли догадались бы, что перед вами – инвалид с детства, подранок Великой Отечественной, который выжил чудом. Обречённый на гибель, но который спасся!
Эхо войны до сих пор звучит в его сердце. Продолжается и череда операций, но он привык и в больничных палатах работать полноценно: пенсионное спокойствие – не для Месенжника.
Наука для него – круглосуточное служение. Эту истину передали Месенжнику учителя – профессура старой выучки, старого закала. Выдающиеся учёные.
В Ташкентском ядерном институте Месенжник был аспирантом академика Сергея Васильевича Стародубцева, под его руководством написал кандидатскую. Из других учителей Яков Захарович неизменно называет электроэнергетика с мировым именем, академика Хасыла Фазиевича Фазылова. А ещё – Бориса Михайловича Тареева, физика и просветителя, которого (по широте интересов!) называет человеком эпохи Ренессанса, и Анатолия Петровича Александрова, много лет возглавлявшего Академию наук СССР.
В наше время такие люди – уходящая натура. Никакая химия не способна возродить этот тип учёных. Тут важны только «почва и судьба». Яков Захарович с первых шагов в науке был одержим работой, мог по десять суток не выходить из испытательных лабораторий.
Он трудился «на оборону» и свою работу воспринимал как священный долг – служение Родине. Патетика для него естественна, как и юмор. А вот отчаяние он научился перебарывать.
Семья Месенжников и космонавт Г. Гречко
Его отец – доброволец, ополченец – погиб в первые дни Великой Отечественной войны. От него не осталось даже фотографий. Яков с матерью и старшей сестрой оказался в фашистском концлагере.
Балта, Одесская область, 1941-й год. Год поражений, год отчаяния. Гитлеровцы накатываются на Москву, занимают город за городом. В концлагере трудно было верить в Победу. Казалось, что спасения не будет. А Яков верил.
В проклятой Балте Яков переболел всеми возможными болезнями, стал тяжелым дистрофиком, а зимой 1944 года вдобавок получил сильное общее обморожение. Началась роковая болезнь ног.
Но Яков Захарович чаще вспоминает не своих мучителей, а тех, кто его спас – партизан-ковпаковцев, неизвестных героев. Они отбили у немцев несколько смертников, среди которых был и будущий академик – измождённый, изувеченный, но непобеждённый. Что дальше?
С космонавтом Павлом Поповичем
Началось хождение по мукам, которое превратилось в восхождение. После освобождения четыре года Яков провел в госпиталях и на больничных койках, перенёс одиннадцать тяжелейших операций по поводу газовой гангрены (3 рецидива за 4 года), в том числе, ампутацию ступней ног!
Были поражены почки и другие жизненно важные органы. Некоторые разводили руками: «Не жилец».
К сожалению, Яков Захарович всю жизнь был и остаётся завсегдатаем больниц. Он шутит: врачи меня совершенствуют по заветам Родена: отсекают всё лишнее. И всегда рядом с больничной койкой профессора Месенжника лежит том Николая Островского – в послевоенные годы эта книга его спасла.
Месенжники после войны осели в Узбекистане. Десятилетку он освоил за пять лет. Выручала мама, помогла и целеустремлённость, которую он в себе воспитал, оказавшись один на один с тяжёлым недугом. Ребята уважали его за корчагинский дух, избрали комсомольским вожаком. В институте, несмотря на инвалидность, возглавляет отряд народной дружины. А послевоенный Ташкент не был безопасным городом!
Всю жизнь ему приходится преодолевать боль – и он научился делать это с улыбкой, без жалоб. Чтобы закалить не только характер, но и тело, поступает в боксёрскую секцию. Даже тренер не сразу понял, что у его подопечного ампутированы ступни.
В движении по рингу Яков, конечно, уступал соперникам, но он разработал разящий удар, отправлявший в нокдаун парней, не знавших, что такое инвалидность. В боксёрском мире и по сей день Месенжника уважают, считают за своего.
Главные научные достижения Якова Захаровича – в разработках электроизоляционно-кабельной техники. Для геофизики, для нефтегазовой промышленности технологии Месенжника стали прорывными.
Фото: nekrasovka.ru
Почему-то стало хорошим тоном говорить о нефтедобывающей промышленности свысока. Как будто нефтедоллары достаются нашей стране задарма, как будто «нефтянка» – это «поле чудес в стране дураков», а не наукоёмкое производство.
Презирать «нефтянку» способны только дилетанты, а не геологи, не горные инженеры, не коллеги Якова Месенжника по кабельной промышленности. В реальности никакая модернизация в нашей стране невозможна без главенства добывающей промышленности, которая всегда была кузницей высоких технологий.
Как учёный и организатор научной работы Яков Захарович создал проекты мирового уровня. Кабели и провода – важнейшая область техники. И в ней мы – среди мировых лидеров. Эти успехи не с неба упали и не в магазине куплены. Это – творческие прозрения Месенжника, его товарищей и учеников. А после прозрений – годы каждодневного труда.
Сегодня Месенжник – доктор технических наук, профессор, мировая величина в сфере разработки электроизоляционной и кабельной техники. Его знает весь научный мир, но предан Яков Захарович только одной стране, во благо которой он работал на Украине, в Средней Азии, в Москве.
И продолжает работать после сотни опаснейших операций, когда врачи, как шутит наш собеседник, «отсекали ему всё лишнее». Человек, которого едва не раздавила война, стал учёным с мировым именем. Не раз он мог заключить контракт и покинуть Россию. Но учёный любит свою страну: правда, он сожалеет, что распалась большая держава…
Научную работу он совмещал с общественной – смолоду, с ташкентских лет: всё время кому-то помогал, хлопотал, встречался со школьниками, ездил по стране. И всегда отказывался от зарплат и гонораров за этот труд: если уж «на общественных началах» – то какие могут быть деньги? Нужно как можно больше времени отдавать другим людям, обществу – таков принцип Месенжника.
Он размышляет о законах нравственности, считает их непреложными для учёного. Он записал в блокнот слова Николая Бурляева из какого-то интервью: «От тебя самого зависит, каким будет твоё лицо в почтенном возрасте и при уходе из жизни. Живи чисто, поступай чисто, борись с искушениями».
Добрые дела, альтруистическую помощь ближнему он ставит выше научных достижений, выше самого изощрённого профессионализма. Альберт Эйнштейн говорил: «Жизнь отдельного человека имеет смысл лишь в той степени, насколько она помогает сделать жизни других людей красивее и благороднее… Нравственность – основа всех человеческих ценностей».
Но наука – удел честолюбцев, и мало кому удавалось воплотить эти красивые принципы в реальной жизни. Мы привыкли, что провозглашение высоких принципов то и дело оборачивается саморекламой или – того хуже – ширмой для расчётливого, холодного эгоизма. Это тревожит Месенжника, он боится разочароваться в людях…
В музее «Преодоление» имени Н.А. Островского есть стенд, посвящённый Якову Месенжнику. Люди читают про него и поражаются: «Он жив? Он работает?!»
Награждение медалью «Преодоление». Фото: mainb.ru
Весть об этой судьбе вырвала из омутов отчаяния немало искалеченных солдат и офицеров, воевавших в Афгане и Чечне. Значит, в самой страшной ситуации человек может сказать себе: «Встань и иди!» – может победить, реализоваться…
Опыт Месенжника уникален. Именно поэтому люди, попавшие, как им кажется, в тупиковую, безысходную ситуацию, оживают, познакомившись с этим человеком. Многим он помог! Особенно – инвалидам последних войн, прошедшим дорогами Афганистана и Чечни.
В нынешней действительности ему многое не по душе: коммерция уничтожает науку и промышленность, а вместе с ними – и «белых ворон», людей, пытающихся жить чисто, ради дела, а не ради наживы. Ему грустно, что в наше время нет прежнего интереса к музыке, к Бетховену, которого ещё недавно понимали миллионы, а нынче…
Но мрачно смотреть в будущее Яков Захарович не умеет. Он рассуждает так: Мы подгнили, но сердцевина-то у людей здоровая! Нужно строже к себе относиться, не поддаваться порокам – и отторгнуть от себя гниль.
По мнению Якова Захаровича, счастье для учёного – умереть с карандашом в руках, не прерывая поиска. Но в одной из его любимых песен есть такие слова: «А помирать нам рановато, есть у нас ещё дома дела!».