23 апреля 2012 года в здании Синодальной библиотеки имени Святейшего Патриарха Алексия II состоялись X Румянцевские чтения — межвузовская научная конференция, традиционно посвященная теме «Государство, Церковь, право: конституционно-правовые и богословские проблемы». На конференции выступил председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви и общества протоиерей Всеволод Чаплин.
Я не хотел бы долго говорить, тем более, что к заседанию никакого специального выступления не готовил. Прежде всего я хотел бы выразить радость в связи с тем, что эта конференция в очередной раз проходит в древних стенах Андреевского монастыря, в помещении Синодальной библиотеки, в рамках Румянцевских чтений. Становится уже доброй традицией обсуждение очень важных вопросов взаимоотношений государства и религиозных общин, правовых аспектов этих взаимоотношений, конституционно-правовых и богословских проблем, которые возникают в этой сфере.
И особенно символичным я считаю то, что сейчас, в дни празднования 400-летия преодоления Смуты и восстановления российской государственности, 400-летия преставления священномученика Патриарха Гермогена, эта конференция посвящена празднованию памяти этого не только выдающегося церковного деятеля, но и выдающегося патриота России, человека, который сыграл очень важную роль в спасении нашей государственности и восстановлении ее величия и славы, в обеспечении на огромных просторах страны мирной и достойной жизни на несколько столетий вперед.
Патриарх Гермоген был ярким примером гражданской позиции православного христианина. Это был монах, это был епископ, это был церковный деятель, но одновременно это был человек, которому было не безразлично все, что происходило в стране. И в период крайней опасности для ее будущего он оказался в большей степени государственным деятелем, чем все государственные деятели этого времени. Он спас государственность тогда, когда государевы мужи, в отсутствие государя, ее губили. Губили предательством, губили отсутствием единства, губили распрями, губили соглашательством со злом, которое представляли собой попытки лишить Россию ее исторического пути, ее духовной свободы, ее самостоятельности, ее собственного вектора политического развития.
Святитель Гермоген был человеком, не облеченным властью — у него не было оружия, у него не было денег, у него не было полков. Но его слово сформировало обновленную государственность, сформировало духовные и политические основы преодоления Смуты, вдохновив ополчение на освобождение Москвы. Решительно отвергнув соглашательство с греховным порабощением России внешней воле, он задал тот духовный вектор государственности и духовный вектор политики, который и обеспечил многовековое поступательное, свободное, спокойное, мирное развитие России.
Я думаю, что для современных православных христиан — как священников, так и мирян, так же, как, думаю, и для представителей других христианских конфессий, которые сегодня участвуют в этой конференции, этот человек, его жизнь и мужество должны быть примером гражданского действия.
Христианские общины, в том числе Православная Церковь, не должны быть государственными — я в этом глубоко убежден. Они не должны быть частями государственной машины, руководимыми теми, кто этой машиной управляет. Мы из своей собственной истории знаем очень хорошо, что любая попытка превращения религиозной общины в орган власти, в часть государственного механизма всегда вредила и государству, и в первую очередь самой религиозной общине.
Но сказанное вовсе не означает, что религиозная община, в частности, Православная Церковь, должна быть отделена от общества или должна быть враждебной власти. В некоторых западных странах принято считать, чуть ли не на уровне политической философии, что религиозные общины всегда должны быть в оппозиции к власти, должны быть в напряжении с властью, должны действовать с властью разнонаправлено. Нам сейчас некоторые публицисты прозападной ориентации пытаются навязать такую же точку зрения.
На самом деле православный идеал, как и мусульманский идеал, иной. Государственная власть, религиозная община и народ должны действовать в гармоническом единстве друг с другом. У них во многом общие интересы, их составляют в значительной степени одни и те же люди. И значит, нет никаких оснований считать, что тело общества, которое в значительной степени состоит из людей, принадлежащих к власти, и людей, принадлежащих к религиозным общинам, не должно стремиться к единству, а должно стремиться к постоянному управляемому или неуправляемому конфликту.
В то же время у Церкви и у власти, как мы знаем, разные предназначения, и это нужно всегда иметь в виду, и значит, нужно уклоняться от тех схем, которые бы приводили бы к смешению функций Церкви и функций власти. Церковь не должна быть машиной подавления, Церковь не должна быть частью системы государственного управления, власть не должна пытаться становиться религиозным авторитетом и определять, что плохо, а что хорошо в богословии, церковной жизни, церковном устройстве и так далее. Об этом мы с вами говорили в прошлый раз.
Тем не менее, мы знаем, что Церковь и в целом мир религиозных общин — это не только мир священнослужителей или профессиональных церковных работников. Что такое Церковь? Это не только церковные институции, это, тем более, не только духовенство — это и сообщество людей, которые, будучи мирянами, участвуют во всех областях церковной жизни, включая политику, включая государственное управление, включая воинское дело, науку, культуру, творчество, сельское хозяйство, промышленность, экономику и так далее. Все эти люди, конечно, призваны, и очень настоятельно призваны, не отделять веру от жизни. Поэтому верующие люди всегда могут и должны говорить и поступать в обществе и в государстве так, чтобы их поступки и их слова не противоречили их религиозным убеждениям.
Мне много раз приходилось говорить, что отделение Церкви от государства не означает того, что верующие люди, в том числе священнослужители, не должны давать оценку всему, что происходит в стране — действиям политиков, вектору развития общества и государства, социальным проблемам, проблемам в области межнациональных отношений, законам, уже принятым и тем, которые находятся в стадии разработки. Это естественная роль религиозных общин и их членов — как священнослужителей, так и мирян. Эта роль органично присуща жизни в любой стране, в которой нет жесткого подавления одного мировоззрения другим.
Поэтому я убежден в том, что тот идеал, который в свое время воплотил Патриарх Гермоген, а также большое количество наших пастырей, монашествующих, активных мирян в период преодоления Смуты, сегодня очень актуален для современных православных христиан — священнослужителей и мирян. И этот идеал побуждает их к активнейшей гражданской позиции и к активнейшему гражданскому действию. Мы должны молиться, думать и действовать. И я уверен, что этого от нас сегодня ждет окружающее общество.
Сейчас церковную жизнь окружает определенная дискуссия, которая мне кажется не случайной потому, что даже жесткая дискуссия, возникшая вследствие нападок, не остается без внимания людей и без духовного смысла, и благодаря этой дискуссии сегодня удалось очень много сказать о том, что же такое настоящее христианство, что же такое христианский нравственный и общественный идеал. Так вот, в процессе этой дискуссии некоторые люди вновь пытались сказать: верующим людям якобы нечего делать в общественном пространстве и в обсуждении общественных проблем. Некоторые даже говорят о том, что ломается консенсус, якобы сформированный, очевидно, в 90-е годы, который предполагает, что сфера религиозного и сфера общественного должна быть разделена.
Так вот, господа, не было, нет и не будет такого консенсуса, даже если кто-то пытался его проговорить в рамках тех или иных кулуарных договоренностей. Эти договоренности недействительны, потому что в условиях, когда любой человек, в том числе православный христианин, может и должен влиять на жизнь общества, никакие кулуарные договоренности ему не указ. И сами эти договоренности не имеют никакого значения для человека, совесть которого побуждает его к гражданскому действию.
Ложный «консенсус», которого не было и не должно было быть, который якобы предполагал разделение сферы религиозного и сферы общественного, сегодня практически утратил какую бы то ни было моральную легитимность. И сегодня православные христиане призваны к тому, чтобы везде, где только можно, говорить о православном общественном идеале, говорить об оценке различных явлений жизни государства и общества с христианской точки зрения. Убежден, что к этому же призваны и все христианские общины, которые действуют в России и в мире. У нас есть и мощный голос мусульманской общины, у нас есть достаточно сильное присутствие иудаизма и буддизма, у нас есть мыслящие, общественно активные католики и протестанты. Я убежден, что голоса этих верующих людей будут всё больше и больше слышны в общественном пространстве. Без этого не будут уже происходить никакие общественные процессы.
Конечно, в нашем обществе есть немало неверующих людей, и их голос также будет слышен, некоторые из них исключительно активны, я отношусь с симпатией и с уважением ко многим этим людям, мы ведем достаточно активный, подчас эмоциональный, но вполне серьезный диалог. Единственное, чего не будет больше никогда, это не будет больше никогда у этих людей монополии на государственную идеологию, на право, на влияние на общественные процессы. Вот это нужно очень и очень ясно понимать: эта монополия нелегитимна, она не имеет под собой ни правды, ни законных оснований. Поэтому мы будем дискутировать, мы будем вести диалог. Я надеюсь, что такой диалог будет доброжелательным, мы будем вести его в общем пространстве, стараясь делать так, чтобы и верующим разных религий, и неверующим можно было вместе жить, при всём понимании того, что у нас могут разниться модели общества, модели общественных правил, модели тех идейных конструкций, которые должны присутствовать в общественном пространстве.
Вот, пожалуй, все, что хотелось бы сказать. Успехов в работе нашей конференции желаю всем ее участникам. Я, к сожалению, через полчаса примерно буду вынужден вас покинуть, но вот такая жизнь — большое количество разных мероприятий должен посещать. Спасибо.