Протодиакон Николай Петрович Попович, клирик московского храма Спаса Нерукотворного Образа на Сетуни – человек удивительной судьбы. В роду у него были и священники, и военные. Его дед, командир роты гренадерского Таврического полка, освобождал Плевну в Болгарии и принимал личное участие в пленении главнокомандующего турецкой армии Османа-паши. Дед Поповича по материнской линии прослужил в сане протоиерея целых 70 лет!
В 1943 году, имея бронь на Московском авиационном заводе, Николай Попович ушел добровольцем на фронт. Окончив сержантскую школу, стал командиром пулеметного расчета «Максим». В 1944 году после тяжелой битвы на реке Неман и отражения немецкой контратаки был награжден орденом Красной Звезды.
Пройдя с боями Белоруссию, Литву и Польшу, был тяжело ранен осколком в голову на подступах к Восточной Пруссии, направлен на излечение в госпиталь в г. Чкалов и впоследствии демобилизован. После войны получил два высших образования – юридическое и экономическое. Работал в Госплане Российской Федерации, занимал ответственные посты в системе Госкомитета по труду и заработной плате при Совете Министров СССР.
Узнав о вводе советских войск в Чехословакию – к тому времени он был уже верующим, – решительно положил свой партбилет на стол перед онемевшим секретарем райкома партии и, по благословению духовника, ушел в церковные сторожа.
В душе Николай Попович остался воином, но только уже Христовым и, работая в приходском совете, делал все возможное, чтобы в храм не проникали связанные с органами лица, которые в те времена частенько пытались внедриться туда то в качестве старост, то казначеев. При необходимости он давал им бесстрашный и – что всегда особенно поражало непрошеных визитеров – безупречно грамотный юридический отпор.
Всю свою церковную жизнь – а это без малого тридцать семь лет служения чтецом, а затем и дьяконом – он мечтал стать священником. И – продолжает носить эту заветную мечту в сокровенной глубине своего сердца, хотя и достиг преклонного возраста.
Отец Николай – миссионер от Бога, эрудит с энциклопедическими знаниями, с даром живого убеждающего слова. Многие люди, в том числе известный поэт Леонид Дербенев, ученые-физики из Арзамаса-16 (Саров), именитые деятели культуры, видные военные, не говоря уже о главном редакторе «Шестого чувства», обратились в свое время ко Христу через живое и поистине пастырское слово дьякона-миссионера. Ко всем людям у него есть свой неизменный и надежный ключ – искренность, удивительная человеческая открытость, евангельская простота и ясность суждений.
Сегодня отец Николай по-прежнему бодр духом, обладает феноменальной памятью и полон энергии. Вокруг него всегда много людей. Он уже давно ведет занятия с детьми по Закону Божиему – сначала в лицее, затем у себя на приходе. Можно только по-хорошему позавидовать этим детям. Раз в неделю они имеют счастье общения с человеком, деятельная вера и жизнь для которого стали единым целым. И еще – в Москве он сегодня уже почти единственный священнослужитель – участник Великой Отечественной войны.
Таких людей надо беречь как национальное достояние, их уже и в России – считанные единицы. Но так часто бывает – пока жив человек, мы, его окружение, как-то не замечаем его достоинств и относимся к нему по-домашнему заниженно. Особенно, когда он стареет. Не слушаем, не реагируем на просьбы, видим только одни недостатки и раздражаемся, забывая о главном. И только потом запоздало сокрушаемся: ах, какой человек жил среди нас!..
Нельзя забывать о том, что кровь оставшихся в живых фронтовиков там, в боях за свободу России была пролита и за нас, ныне веселых и здравствующих. Перед солдатами Великой Отечественной нам, не знавшим ужасов войны и родившимся в мирное время, нужно с глубочайшей сыновней признательностью и любовью преклонить колени.
– Отец Николай! Как вы, человек умудренный, с большим духовным и житейским опытом понимаете душу? Наша тема – душа в горниле войны. Каким воздействиям она подвергается и как война способствует приходу души к Богу?
– Я не имею права определять такие таинственные вещи, как душа и вера, своими словами. Буду говорить так, как нас учит Православная Церковь. Человек состоит из духа, души и тела. Душа, по учению Святых Отцов, находится во всем теле человека и не имеет какого-то определенного локального места. Когда Господь на иконе Успения Богородицы держит на руках душу Божией Матери, Ее душа изображена в виде младенца, но с тем же обликом, что и Ее пречистое тело. Душа – особо таинственное и бессмертное творение. В своей сущности она непознаваема, как непознаваем сам Бог, сотворивший ее по своему подобию. По определению церковного апологета древности Тертуллиана, она по сути своей христианка. Человек с душой сотворен для вечной жизни и вечного блаженства. Он призван соединиться со Христом. При этом человеческая индивидуальность сохраняется. Она только преодолевает прежнюю греховную сущность и полностью раскрывается в своей таинственной красоте. Но это дело всей жизни.
Вопрос о душе человеческой зело сложен. Она бесценна в глазах Божиих. За каждую нашу душу пострадал на Кресте сам Господь. В Евангелии от Марка говорится: «Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?» (Мк.8. 36–37). Мы, христиане, не убегаем от мира. Но мы хотим, чтобы мир стал духовен и нравственен. А в отношении Второй мировой войны скажу так – да, мы победили врага чудом. И здесь, конечно же, можно говорить о гении Жукова, Рокоссовского, Ватутина или Василевского. Это все верно. Но главное здесь было то, что победили мы, прежде всего, силой духа.
– Перед татаро-монгольским нашествием были катаклизмы в природе. Была комета, реки текли вспять – и люди связывали это с падением веры и оскудением нравственности. Мы сами виноваты, говорили наши предки, что навлекли на себя такую великую беду. Так что война – это следствие духовного состояния общества, того нравственного и идеологического тупика, когда уже ничего, кроме общей беды, людей исправить не может. В чем вы видите духовную суть и причины Великой Отечественной войны, в которой принимали участие?
– С одной стороны, я вижу ее как страшную трагедию для нашего народа. Победа была достигнута страшной ценой. Были потеряны жизни миллионов, погибла молодежь и лучшие люди. С другой стороны, война спасла нас, нашу душу от материалистического вырождения. Материализм довлел буквально над всем. Его идолы были настолько могущественными, что казалось, они вечны.
– Вы имеете в виду двадцатые и тридцатые годы ХХ столетия?
– Нет. Революция произошла не потому, что из-за рубежа приехала кучка каких-то мерзавцев – Троцкие, Свердловы и Ленин в том числе. Она назревала давно. Ее главная причина была в том, что душа русского человека потеряла веру. И когда мы постепенно утвердились в этой страшной материалистической идеологии, тогда и грянул семнадцатый год. Материализм тогда принял не только жестокую, но и хитрую личину, чтобы подменить собой христианство. У него был свой Символ веры – Интернационал, были свои мощи, которые до сих пор лежат у Кремля, была почти вся христианская атрибутика. Но у него не было Христа. Мало того, XVIII съезд партии принял решение: к 42-му году – XIX съезду ВКП(б) – закрыть все церкви. Россия должна была стать страной сплошного атеизма.
Между тем великий афонский старец Аристоклий, который приехал в Россию перед войной, произнес удивительные слова: «Россию спасут… немцы!» Все были поражены: как?! Да, получалась парадоксальная вещь. Немцы – наши враги. Они обрушили на нас страшную военную силу, но тем самым, наконец, пробудили в русском народе национальное сознание. Ведь до войны коммунисты вытравили и осмеяли понятие патриотизма, ратного подвига, все национальные традиции, неотделимые от христианства. Вы только представьте себе – они поехали в Бородино на могилу Багратиона и взорвали ее – да так, что даже его ботфорты взлетели на воздух!
– Какие ботфорты? Настоящие?
– Ну да! Я читал об этом у Солоухина. Вот какая ненависть была к России! Ладно уж – взорвали в Москве Храм Христа Спасителя. Здесь все понятно – это был символ православия. Но памятник Багратиону-то тут при чем? Оказалось, что очень даже при чем. Специально поехали в чистое поле, нашли и совершили акт вандализма. Вот так. Воистину что-то инфернальное. И это было, увы, при молчаливом согласии народа. Поэтому что могло нас тогда спасти – при таком жутком ослеплении? Только беда. Только покаяние. Только страшная трагедия Второй мировой войны. Нельзя превращать человека в бездушный винтик исторического процесса, миллионами убивать его в ГУЛАГе, делать рабом партийной богоборческой касты и вытравливать из его сознания Бога, доводя человека до уровня скота. Поэтому и грянул гром. И конечно, в Великой Отечественной войне победил дух русского солдата, который был сформирован всей тысячелетней историей Церкви. Именно она воспитала в народе патриотизм. Мы не воевали за новые земли. Не провозглашали себя нацией господ, как это сделали немцы. Мы отстояли свое Отечество. Отсюда – и политическая конъюнктура Сталина. Он поднял знамена Суворова, Кутузова, Багратиона, Александра Невского и Федора Ушакова.
– Есть точка зрения, что война всколыхнула религиозные чувства людей. И что именно вера стала основным невидимым фактором победы.
– Несомненно!
– Об этом до сих пор как-то не очень пишут. Правда, мы знаем, что Сталин во время войны начал открывать церкви. Что можно сказать на это? Немцы в занятых ими районах тоже передавали храмы верующим. Но делали они это вовсе не потому, что уважали веру «унтерменшей», а из сугубо идеологической конъюнктуры – чтобы сформировать у местного населения положительный имидж немца как «цивилизованного освободителя». Кстати, когда наши войска эти оккупированные территории отвоевали, то открытые немцами храмы были снова закрыты, священство с верующими поставлено к стенке или отправлено в лагеря, а церкви вновь обращены в конюшни, свинарники и складские помещения. Если, по мнению Советов, поп с общиной «прогнулись» под немцами, – что ж, поставьте других, но из храма-то свинарник зачем опять делать! Вот тут бы и отличиться! Но куда там!.. Абсолютная политика. И у Сталина была точно такая же конъюнктура. Верно?
– Согласен. После войны был принято секретное постановление Правительства, о котором нам рассказал недавно член Синодальной комиссии Московского Патриархата по прославлению новомучеников игумен Дамаскин (Орловский). В соответствии с указом, после войны все духовенство было обложено десятикратным налогом на все коммунальные услуги. Все церкви, которые до войны находились под хозяйственными нуждами, предписывалось вновь вернуть для их прежнего советского назначения.
– То есть то, что открыли во время войны уже по приказу не Гитлера, а Сталина, тоже начали закрывать?
– Совершенно верно. Хозяйство ставилось неизмеримо выше. Но это старый менталитет. Он шел еще от Петра Первого. Этот «первый большевик» перелил колокола, закрыл монастыри и запретил дворянам принимать священный сан и монашеский постриг. То же самое делала после него и Екатерина. Советы ничего нового не придумали. Так что военная политика в отношении Церкви – умная, толковая… но целиком конъюнктурная.
Возвращаясь к теме войны и ее влияния на душу, скажу так: ценой этой беды было предотвращено самое страшное зло – окончательное богоотступничество русского народа. Если бы мы в 41-м году ударили первыми по немцам, имея шестикратное превосходство в танках, троекратное – в артиллерии, располагая громадным количеством боеприпасов, – мы, конечно, сокрушили бы Запад, и мир стал бы коммунистическим. Но Господь попустил совершиться всему так, что немцы оказались под самой Москвой. Почему? По сути – чтобы мы обратились к Богу, как евангельский блудный сын – к отцу. А внешне – потому что все колоссальное количество танков, пушек и боеприпасов захватили немцы. И армии как таковой уже не было. Да, кадровая армия погибла – шесть с лишним миллионов. Четыре из них оказались в плену, а два – рассеяны. Воевали уже резервисты. Нужно было их одеть, свести в части, бросить на фронт. А оружия в должном количестве не было. Оно осталось у противника. И при всем таком раскладе мы все-таки выиграли войну, хотя немцы были вооружены на несколько порядков лучше нас, и притом еще и нашим же оружием. Наши 150-миллиметровые пушки, не имевшие равных в артиллерии, стреляли по нам до 45-го года. То же самое и танки и 76-миллиметровая дивизионка.
– Помните какие-нибудь живые свидетельства высоты духа у рядовых людей?
– А как же! Однажды был удивительный воздушный бой. Есть такое понятие «немецкий ас» – надменный рыцарь, холодный и гордый профессионал, исполненный спеси. Такие специалисты были у немцев во множестве. А с нашей стороны были герои сердца, горящие любовью и желанием защитить ближнего даже ценой собственной смерти. Так вот, дивизия, в которой я служил, форсировала в Белоруссии реку Березину и растянулась на несколько километров по огромной равнине – не только солдаты, но и обозы, и госпиталя. Вдруг я увидел, что на нас летит двенадцать юнкерсов. И четыре мессершмита прикрывают их сверху. Раздалась команда: «Воздух! В укрытие!». А какое на равнине укрытие? Все разбежались кто куда и залегли – по канавам, в том числе и я. Лежу и думаю: ну все, сейчас будет мясорубка. Двенадцать полностью нагруженных юнкерсов! У них был еще такой характерный звук: «Ве-з-зу, ве-з-зу!». И вдруг откуда-то взялись два наших истребителя. Один сразу поднялся вверх и стал биться с четырьмя мессершмитами, которые отнюдь не уступали ему по своим параметрам. А другой стал клевать юнкерсов и сжег три-четыре машины. Оставшиеся покидали как попало бомбы и, не защищенные своими мессерами, в беспорядке улетели. В результате в живых осталась многотысячная дивизия. Это был удивительный подвиг. Наши герои шли на верную смерть. Первого нашего летчика подбили, второй выжил. И это было не рыцарство асов, а самое настоящее самопожертвование. Проявилась потрясающая сила духа, которая победила там, где победа казалась невозможной. Шестнадцать самолетов против двух! Я был восхищен! Лежал в канаве, совсем еще мальчишка, и страшно жалел, что не стал летчиком. Вообще, каждый день, пережитый на войне и адекватно осмысленный, объективно приводит человека к вере. Война – это совершенно особое состояние, при котором жизнь в течение долгого времени держится на тончайшем волоске. Когда для многих нательный крестик, вшитый матерью в сыновнюю рубашку, становится невероятно значимым и дорогим – даже, в конечном счете, более дорогим, чем глаза любимой и руки матери. Война лично мне помогла быстрее прийти к вере.
Есть целая масса других героических эпизодов. Они все описаны в литературе. Взять того же Матросова! Что побудило его совершить такой подвиг? Горделивое рыцарство? Нет, любовь солдата к своему Отечеству.
А Сталинградская битва? Когда нечем было воевать, когда все держались чудом? Вспомните сержанта Павлова! На лестнице дома, который он защищал, Павлов увидел рваное Евангелие. Видно, вылетело на лестничную клетку из простреливаемой квартиры. Сержант никогда его раньше не читал. Открыл его, прочитал несколько страниц и сказал: если выживу, стану священником. В течение долгого времени маленькое отделение Павлова в пять-шесть человек держало оборону дома и не подпускало немцев. Что это? Чем объяснить? Не исключено, что ныне здравствующий духовник Троице-Сергиевой Лавры архимандрит Кирилл Павлов все-таки и есть тот самый легендарный сержант.
Откуда у меня такие предположения? Когда в 2000 году нас, священнослужителей, собрали в Кремлевском дворце съездов по случаю 2000-го юбилея христианства, маститый протоиерей Петр Бахтин, который недавно скончался, рассказал мне, что он, как фронтовик, начал служить еще в войну с Финляндией – не то артиллеристом, не то разведчиком, сейчас уже точно не помню. Прошел всю Отечественную и в сорок пятом году вместе с будущим духовником Лавры поступал в семинарию, которую только-только открыли в Новодевичьем монастыре. И там он узнал, что Павлову при поступлении чекисты пригрозили: «Если только скажешь, что ты тот самый сержант Павлов, то забудешь о всех своих звездах и прочее. Держи язык за зубами». Что ж, понятное дело – в стране была атеистическая пропаганда. Чтобы герой войны, коммунист – и стал верующим?! Ни в коем случае нельзя было допустить такой огласки! Ну, и плюс к тому личное смирение отца Кирилла. Хотя, конечно, ничего не берусь утверждать окончательно. Но отец Петр знал его тогда очень близко. Сам протоиерей тогда в семинарии недоучился – был репрессирован и провел несколько лет в лагерях. А еще он мне тогда во Дворце съездов сказал вот что: «Представляешь, Хрущев бы в гробу перевернулся, если б увидел, сколько попов в его Кремле собралось!» Такие, брат, дела.
А какими самоотверженными были наши девочки! Я, помню, читал, как над Кубанью был решающий воздушный бой с немецкими люфтваффе. С тех пор мы стали господствовать в воздухе. И там был сбит полковник, чья машина была вся в бубнах – знаки того, сколько самолетов он уничтожил. Он прошел всю войну, воевал во Франции и у нас. И никогда не терпел поражения. Когда его привели в наш штаб, он сказал: хочу посмотреть на того, кто меня сбил, потому что это невозможно.
Ему отвечают: «Сейчас доставим!». Вошел молоденький стройный лейтенант, снял шлем, и – по плечам его рассыпались кудри! Полковник закричал: «Не может быть!». А она говорит: «Давайте вспомним бой». Тот, пораженный, ответил: «О, майн Готт! С такими амазонками вы непобедимы!». И опять – с его стороны – холодное рыцарство, а с ее – чувство долга и жертвенной любви, которое было заложено уже в генах народа всей тысячелетней историей христианства на Руси.
Могу сказать так – народ наш де-юре был атеистом, а де-факто – христианином. Основная масса в армии была крестьянская и рабочая. В этих семьях искони воспитывали детей в любви к Отечеству. Несмотря на то, что после революции крестьянство страшно попирали и уничтожали. И когда Родина оказалась в опасности, все встали на ее защиту. Народ в массе своей вырос в семьях, где еще были живы старые люди, да и многие родители все еще были верующими. По сути, тем, кто участвовал в войне, было дано христианское воспитание. Нравственные заповеди там были беспрекословны и обязательны. От этого в армии у нас тогда и не было никакой дедовщины. Помню, мы пришли – поколение молодых ребят, я приехал из сержантской школы, – и нас солдаты буквально расцеловали. Без их совета мы не смогли бы воевать. Мы преклонялись перед их солдатским опытом, а они встретили нас, как своих детей.
– У вас много боевых наград. Какая из них для вас наиболее дорогая?
– Орден Красной Звезды, хотя звезда и считается масонским знаком. Но я его считаю за солдатский Георгиевский Крест. Он такой и есть. Дело же не во внешнем облике. Он давался за боевой ратный подвиг. А получил я его за то, что мы форсировали Неман в тяжелейших условиях. Не знаю, как мы выжили. Плавсредства были примитивными, пулемет мы перевозили на маленькой лодчонке. И еще пять коробок пулеметных лент вместе с амуницией. Я, кстати, был командиром пулеметного расчета. А немцы били по воде из всех орудий, стараясь сорвать переправу. Когда мы его форсировали, то, слава Богу, на той стороне оказался песчаный берег, мы быстро вырыли позиции, и немцы пошли в бешеные контратаки. И вот мы две отразили, немцы шли на нас пьяные и в полный рост. Психическая атака. Никогда этого не забуду. Страх был невероятный. Мы их косили, а они все шли и шли. Вот за этот бой я и был награжден Красной Звездой. Позже на подступах к Восточной Пруссии я получил тяжелое осколочное ранение в голову и впоследствии был госпитализирован. Но когда я всю ночь лежал в траншее и истекал кровью, то был готов отдать всю свою жизнь за глоток воды. И только тогда я понял отчасти, как тяжко мучился Господь наш Иисус Христос на Кресте, когда провозгласил: «Жажду!». Читаю теперь это место в Святом Евангелии и всегда плачу… Потом меня подобрали. А орден Отечественной Войны I степени мне был дан за непосредственное участие в боевых действиях армии.
Самая дорогая для меня церковная награда – орден святого благоверного Дмитрия Донского. Его в честь 60-летия Победы приколол мне недавно собственными руками наш ныне здравствующий Первосвятитель Патриарх Алексий Второй. Но это не моя заслуга, а милость ко мне, недостойному, нашей Матери-Церкви.
– Когда говорят «советская армия» применительно к вооруженным силам тех лет, то в ней еще ведь были отзвуки прежних дореволюционных времен, не так ли?
– Конечно! Вне всякого сомнения! И офицеры хорошие были. Офицер – это отец-командир. Это хорошо показано в фильме «Штрафбат». Не знаю, почему его многие не любят. Да, офицер был несвободен. За ним наблюдал чекист. Причем он, этот чекист, мог быть майором, а генерал его боялся, потому что тот подчинялся Берии, а Берия был всесилен. А генерала можно было легко снять и осудить. В немецкой армии офицера нельзя было арестовать, он был защищен кодексом чести, как когда-то у нас в русской армии. Так что наши офицеры оказались в очень тяжелом положении. А в фильме «Штрафбат» я узнал и себя. И хотя в штрафбате я не был, но наши передовые части подпирали все те же чекисты – и если бы мы побежали, они стали бы в нас стрелять.
– То есть за вами, свободными, тоже стояли заградотряды? Они что – за всеми, выходит, наблюдали?
– Разумеется. Но они побежали бы первыми. Потому что если бы побежали мы, они бы нас не удержали. Но в любом случае, это оскорбляло честь армии. Заградотряды – недоверие армии. И, несмотря на это, мы все равно победили. Мое мнение такое – по всем стратегическим соображениям мы должны были войну проиграть. Но победа осталась за нами потому, что мы были духовно сильнее.
– Ходил слух, будто Сталин во время войны ездил к Матронушке – спросить у нее, когда кончится война. Что вы скажете по этому поводу?
– Да не мог он ездить к Матронушке! А вот насчет его визитов в домовую церковь в Кремле, вполне возможно. Но чтобы он поехал к святому человеку, к старцу, и тем более к старице, это невозможно. Во-первых, все бы тотчас об этом узнали. Ну а во-вторых, не такой он был человек. Я убежден: Сталин – трагическая личность. Он до конца был верен марксизму-ленинизму.
– А домовый храм, куда он, возможно, ходил, был пустой?
– Ну, разумеется! Сейчас охранники пишут, что он бывал там по часу и по полтора. Это все-таки о чем-то да говорит, не так ли?
Но идеалы марксизма оказались сильней. Сталин прекрасно учился, он закончил на одни пятерки духовное училище и три класса семинарии. У него были великолепные работы, он мечтал о монашестве. А потом начался революционный угар. Это – беда и болезнь. Кстати, в своей курсовой работе он в 18 лет написал: причина гибели Юлия Цезаря состояла в том, что он не создал аппарата личной власти. Какая мысль для молодого человека… Он и воплотил ее в жизнь.
– А если бы он пошел по духовной линии…
– Если бы он стал из Савла Павлом, многое бы изменилось. Об этом думали и Святейший Патриарх Алексий Симанский, и святитель Лука Войно-Ясенецкий, когда поздравляли его с семидесятилетием и обращались к нему как к отцу. Объективно то, что он сделал для Церкви, было великим делом. Была восстановлена духовная школа, из ссылок возвратились многие архиереи и духовенство – прежде всего те, кто принял декларацию митрополита Сергия о лояльности к советской власти. Ну, а кто ее не принял, остались в лагерях до шестидесятых годов. И это опять-таки была политика. Сталин был убежденным и властолюбивым марксистом – и этим все сказано. Марксист несопоставим с верой так же, как демоническая личность – с Богом. Азбука марксизма напрочь отрицает дух. Я все это в свое время досконально изучал. И Ленин говорил: «Если вы признаете первичность духа – вы поп и мракобес! Тогда мы с вами, батенька, и разговаривать не будем! А вот если вы признаете первичность материи, то мы с вами – друзья!»
Сегодня, кстати, некоторые политики говорят о примирении коммунистов и христиан, атеистов и верующих. Если речь идет об активных носителях идеологии, то, увы, это в лучшем случае чистой воды утопия. Примирить идеолога-коммуниста с верующим абсолютно невозможно. Совершенно разные полюса. Помирите-ка Троцкого с Врангелем или Свердлова с расстрелянными им четырьмя миллионами казаков! А уничтоженные коммунистами миллионы русских крестьян, которых огульно обозвали кулаками – крестьян-середняков, у которых было по пять-семь сыновей, по несколько лошадей да свои мозолистые рабочие руки?! Кто покается перед ними?!
А геноцид христиан?! Так что все эти акции – спектакль, видимость. Говорят: дай человеку власть – и ты увидишь, кто он есть на самом деле. И точно. Коммунизм теоретический мог говорить о своем «человеческом лице» что угодно. Но как только он в ХХ столетии получил власть, то сразу же показал себя во всей своей мерзости. Она присуща ему органически. Убежденные коммунисты никогда не покаются в преступлениях против православной России, потому что они полностью отрицают Бога и проявляют крайний нигилизм к богозданной человеческой личности. В этом смысле идеологи коммунизма даже хуже дьявола, потому что последний Всевышнего хотя бы никогда не отрицал. А подлинное примирение происходит только на основе покаяния и признания Бога своим высшим Судией. Так было во все века, и нынешнее время – никакое не исключение. А вот с рядовыми коммунистами вопрос совершенно другого порядка. Но об этом – чуть позже.
– Что происходит с душой во время войны?
– Человеку свойственно чувство страха, самосохранения, а также долга и любви. Сочетание этих качеств и определяет поведение человека. Душа либо принимает желание укрыться и спасти себя – даже путем предательства, либо напротив – даже вопреки здравому смыслу человек идет на подвиг, преодолевая страх. Откуда такое понятие? Из Священного Писания. Апостол и евангелист Иоанн Богослов в своем Первом послании говорит, что совершенная любовь изгоняет всякий страх. Мария Магдалина и другие женщины первыми удостоились встретить воскресшего Господа. Почему? Потому что их страх был преодолен любовью. А бояться им было чего – и мести со стороны фарисеев с первосвященниками и старейшинами. И темноты ночи на кладбище, и смертельной опасности от жестокой стражи у гроба. Но Бог наделил человека дивным качеством любви. И где любовь не угасает, там совершается подвиг.
В войну подвиг не считался чем-то особым. Все было в порядке вещей. Возьмите наших офицеров, солдат, девушек и их отношение к своим подвигам. Так, что-то само собой разумеющееся и естественное. И во многих случаях побеждало не мастерство, а именно дух. Мне всегда вспоминается минометный обстрел. Вот это настоящий страх. Я был под таким обстрелом несколько раз и чудом уцелел. И хотелось только одного – укрыться, спешно окопаться. Там, под летящими минами, я увидел удивительную вещь. Все окопались, скрылись – и глядишь, уже дымок то тут, то там потянулся – солдат закурил. Лежит в своей пещерке и думает, что если мина, значит, и упадет, то уже никак не на него, а где-нибудь рядом.
Однако есть высшая категория страха – страх Божий. Он связан с верой во всеведение Божие и с нежеланием оскорбить святость Бога своим недостойным поведением. Этот страх находится за пределами наших пяти чувств. Полководец Суворов, например, все это хорошо знал. Верующий солдат был для него эталоном непобедимости. Тот, кто боится Бога, не боится врага – часто повторял он и в одном из своих донесений начальству, когда еще был только полковым командиром, требовал ввести солдатам и их детям преподавание Закона Божиего.
– Приведите пример, как душа на войне просвещается светом веры.
– Вот вам такой эпизод. Протоиерей Александр Ветелев, профессор Московской духовной академии и мой духовный родитель, который привел меня когда-то в лоно Церкви, был настоятелем храма на Новодевичьем. Однажды к нему подошел мужчина, по выправке военный. Он сказал: я – полковник авиации и поражен следующим фактом. Мы наступали в Эстонии и получили приказ разбомбить Пюхтицкий монастырь. Нам донесли, что там сидят немцы. Я посылаю туда звено бомбардировщиков. Летчики возвращаются и говорят: товарищ полковник, мы идем в пике, кидаем бомбы, а они летят в сторону!.. Я им – вы что, пьяные?! Этого не может быть! Если самолет пикирует, бомба идет строго по пике самолета, это знает каждый. И тогда я сам сажусь в самолет, берусь за штурвал, пикирую, посылаю бомбу, а она… летит в сторону. Я вижу это собственными глазами. И только когда пехота уже прошла это место, я доехал на машине до монастыря. Смотрю – а там одни монахини. «Вы что, – говорю, – здесь делали?» – «Молились». – «Кому?» – «Нашей Хозяйке». – «А кто ваша Хозяйка?» – «Царица Небесная, Матерь Божия». – «А кто у вас во главе?» – «Наша матушка старенькая, игуменья. Мы все стояли и молились. Знали, что Матерь Божия нас защитит».
В 60-х годах я лично был в Пюхтицах и видел воронки от бомб, которые легли за оградой монастыря. Вот вам и чувства этого полковника. Когда он бомбил, то не ощущал, что уничтожает святую обитель. Он просто вышел на задание по приказу. А вот когда он увидел, что бомбы, направленные его же собственной рукой, не поразили цель, а непостижимым образом легли рядом, то вся его душа изменилась и приблизилась к Богу. Поэтому-то он после войны и пришел к батюшке уже как верующий человек. Он лично убедился в том, что некий суровый и казавшийся совершенно непоколебимым естественный закон был явно нарушен незримой силой молитвы. Тонны смертоносных бомб, как пушинки, изменили траекторию движения.
Трагедия войны связана с отходом общества от Церкви и веры. Чем дальше человек от Бога, тем больше вседозволенности, насилия и жестокости. Был такой известный доктор богословия Оксфордского университета Николай Зернов, русский эмигрант, редкий эрудит и глубокий исследователь христианства. В своей работе «Русское религиозное возрождение ХХ века» он приводит любопытные данные социологического исследования, проведенного незадолго до революции 1905 года. От разных сословий – дворян, купцов, ремесленников, крестьян и духовенства – было выбрано по 1000 опрашиваемых. Первыми по количеству преступлений шли дворяне (300 из 1000). Потом – купцы (50 из 1000) и так далее. На последнем месте стояло духовенство (1 из 1000). Все ясно без слов. Где высокая нравственность, там выше любовь к закону, порядку и дисциплине. А подобные нравственные основы коренятся во Христе, в Его заповедях блаженства. Ведь именно Он их дал, а не кто-то другой. Я уже не говорю о заповедях Моисея, совершенно необходимых для поддержания жизнеспособности любого общества. Если бы мы хоть только их выполняли, была бы совсем другая картина. Но эти заповеди попираются не только у нас, но и во всем мире. Хотя их признают и иудеи, и мусульмане. Аристотель, говоря об отношении людей к закону, заметил: одни чтут закон из уважения и почитания его, другие – из-за боязни наказания. А сейчас уже и наказания не боятся.
– Итак, закончилась война. Высшая духовная цель, поставленная через нее для России Богом, – преодолеть всепоглощающее влияние материализма и уничтожение веры – впоследствии так и не была исполнена. Массового возвращения к вере не произошло.
– К сожалению, это так. Хотя беда всколыхнула народ, и он потянулся к Церкви. Когда на фронте были отцы, братья и дети, уцелевшие храмы были переполнены. Но закончилась война, и церкви стали пустеть. Сверху вновь пошла атеистическая пропаганда, разрушавшая основы христианства.
– Духовные уроки войны для тех, кто был наверху, не пошли впрок?
– Нет, конечно. Мало того, всю духовно-нравственную основу победы и успехов приписали партии. Партия вдохновила народ на победу! Никто не отрицает, допустим, роль политрука Клочкова. Хорошие политруки в армии заменили духовенство в том плане, что они сообщали солдатам нравственные основы. Однако институт политруков после 1942 года был отменен, потому что они в основном занимались пропагандой марксизма, а он в окопах никак не действовал. Идея же Сталина о патриотизме и православных героях легла на сердце каждого человека – и солдата, и офицера, и генерала, и адмирала.
Да, после войны горение веры постепенно исчезло. Так уж мы устроены. Адам-то пал в раю, где было изобилие всего и не было нужды ни в чем. Перед ним была одна задача – совершенствоваться в добродетелях и уподобляться Богу. Но его прельстил материализм. Эта первая причина падения. Вторая – он захотел быть как Бог. Эту мысль он воспринял от дьявола. И стал как бы сам по себе, со своим разумом, который до сих пор увлекает его потомков в дебри «самости», эгоизма, гордости и богоборчества.
Прошли десятилетия. Начался период разложения коммунизма изнутри. И тогда Господь благословил крах коммунизма, мировой идеологии, которая пленила миллионы людей. Именно благословил. Коммунизм появился, чтобы неминуемо пасть. Он был обречен на гибель, потом что изначально возник на лжи, демагогии и абсолютном безбожии. Но он был облечен в одежды религии, и его постулаты легли на доверчивую русскую душу – особенно в среде молодых крестьянских и рабочих парней, которые позже составили основу комсомола. Их наивное горение продлило коммунизму жизнь. Потом его еще облекли в научную доктрину, привлекли западных Кампанеллу, Сен-Симона и Фурье. Новая идеология какое-то время работала, а потом стала угасать, потому что была лишена самого главного – Бога и любви. Сколько убийств на совести коммунизма?
– Ничто так не разделяет, как кровь…
– Совершенно верно! Богом коммунизму было попущено только время. Каждый плод должен вызреть, чтобы его можно было оценить адекватно. Время рано или поздно снимает все маски. А вообще Россия не должна была окончательно пасть. Имея столько святых, столько чудотворных икон, столько свидетельств милости и любви Божией, она выживала в невероятнейших условиях. Господь спасал ее именно за веру. Не погубила Россию до конца и революция 17-го года. И даже Великая Отечественная война окончилась победой на том запасе, который мы получили от Святой Руси за ее тысячелетнее существование. Все очень просто. Именно поэтому и самый отъявленный атеист де-юре в нравственности порой был высокий человек. Вообще рядовых убежденных коммунистов нельзя осуждать. Особенно комсомольскую молодежь. Им сказали – и они по неопытности да наивности всем сердцем поверили. В чем их вина? Говорю это из собственного опыта – ведь я тоже был убежденным коммунистом. Если у таких простых людей вера искренняя – пусть и в ложные идеалы, – то она непременно, при желании, с помощью Божией может быть выведена из тупика к познанию Истины во Христе. Самый страшный человек – с равнодушной душой, которому вообще никакая истина не нужна. Как пишет апостол и евангелист Иоанн Богослов: «Ты не холоден и не горяч: о, если бы ты был холоден или горяч; но как ты тепл, то изблюю тебя из уст Моих» (Апокалипсис 3, 15–16). Вина лежит не столько на таких коммунистах, сколько на их идейных и циничных руководителях, потому что именно они соблазнили народ. «Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит» (Мф. 18,7). Так сказано в Евангелии. Сегодняшние коммунистические руководители уповают на державу, которая была прежде. Но ведь суть-то не в ней. Держава вторична. А первична – вера.
Кто создал государство Российское? Церковь. Кто поднял Россию из пепелища и развалин во время монголо-татарского ига? Преподобный Сергий. На основании православной веры. И это – основа всего. Многие коммунисты, милостью Божией, сегодня отошли от своей идеологии и вошли в ограду Церкви. И не только рядовые. Этот процесс, кстати, начался уже давно. Очень показательна история с маршалом Семеном Михайловичем Буденным. Его внучка Маша – моя крестница. Она рассказывала мне, что дед в последний год до смерти надевал свой старый мундир – не маршальский советский с шестью рядами орденов, а царский, с крестами, – и, плача, читал Библию. Он каялся за деяния своей Первой конной. Внучка его спрашивала: «Дед, ты почему все плачешь?». А он ей отвечал: «Что же мы наделали!..». До революции он служил хорунжим в царской армии и был полным Георгиевским кавалером с четырьмя крестами.
– Нравственность вне Христа, вне Бога в конечном счете вырождается, не имея ни высокого идеала, ни силы для сопротивления злу… А там, где человек был де-юре атеистом, а де-факто – нравственным, вера, наверное, не была перечеркнута до конца? Отсюда, стало быть, и милость Божия. И – победа.
– Да, это так. Кстати, не без воли Божией СССР потерпел поражение перед Второй мировой войной в борьбе с маленькой трехмиллионной Финляндией. Это даже представить себе невозможно – такой гигант – и ничего не смог с ней сделать! Это был урок свыше – зачем лезть в чужую страну? Каждый должен быть хозяином в своем доме и не посягать на чужой. Это – закон. А Чехословакия? Или Афганистан? Десять лет мы там были – и что нажили? Какую победу? Взяли да и разрушили все свои нравственные основы, оказавшись оккупантами! То же и Вьетнам, куда в свое время влезли американцы! А теперешний Ирак? Что они там сейчас получили? Ненависть всего мира! В то же время наша страна, хоть и атеистически-коммунистическая, в 1941 году заняла в войне с Германией нравственную позицию, повела борьбу освободительную и победила.
– Нравственность в России опять переживает колоссальный упадок. Все вновь живо напоминает предреволюционное время. Не подходим ли мы опять к какой-то страшной черте? Что вы думаете по этому поводу? Может быть, теперь опять, если воспользоваться логикой архимандрита Аристоклия, наше спасение-пробуждение – только от очередного агрессора?
– Что ж, Господь может попустить новую беду, а может ее и оттянуть. Я смотрю сегодня на Россию более оптимистично, чем десять лет назад, когда рухнул коммунизм. Тогда на волне перестройки, как и в 30-е годы ХХ века, в СМИ началось жуткое осмеяние всего, что было связано с прошлым: патриотизма, чести, достоинства, воинского долга, нравственности, традиции и веры. Но я в Церкви уже тридцать шесть лет, из них шестнадцать – в сане дьякона. Приходы очень помолодели, и народ потянулся в Церковь. И это вселяет надежду, поскольку малая закваска квасит все тесто.
Далее, нельзя забывать, что наша Церковь стоит на крови мучеников. Такого количества убиенных за веру в ХХ веке еще не знал мир. Сонм этих мучеников составляют наши архиереи, иереи, монахи, миряне, военные. Это тоже крайне важный духовный момент, веское основание наших надежд на милость Божию. Огромную работу по восстановлению храмов и монастырей, по возрождению жизни духовной проводит Святейший Патриарх Кирилл. Вот что важно! А времена и сроки указывать – не нашего ума это дело. Если даже святитель Иоанн Златоуст ошибся, сказав, что Антихрист придет в конце четвертого века, то что говорить о нас! Это я, между прочим, цитирую известные слова покойного и очень любимого мной отца Иоанна Крестьянкина. Надо жить сегодняшним днем, творить дела любви Христа ради и сострадать друг другу. Вот тогда и произойдет возрождение нашей души! А завтрашний день принадлежит одному Богу.
Беседовал протоиерей Михаил Ходанов