Протоиерей Алексий Уминский: Священник — служение серьезное и во многом неблагополучное (+Видео)
Духовник Свято-Владимирской православной гимназии, настоятель храма Святой Троицы в Хохлах, ведущий телепередачи «Православная энциклопедия» протоиерей Алексий Уминский отвечает на вопросы ведущих программы «Временно доступен».
Александр Карлов: Чему же учат в семинарии?
Прот. Алексий Уминский: В семинарии учат богословию. В семинарии учат экзегетике, то есть толкованию Слова Божьего. Там такие богословские предметы. К сожалению, я надеюсь, что сейчас ситуация меняется, потому что те времена, когда я получал образование, были немного другими. Сегодня священников учат педагогике, слава Тебе Господи, и психологии, и в свое время нас, священников Москвы, Свято-Тихоновский институт приглашал на семинары по психиатрии, например, которые для меня в какой-то момент были очень важными. И сегодня я, может быть, поверхностными знаниями, но пользуюсь, которые во многом мне помогают сегодня.
Священник — это служение сильное, серьезное и, в общем, не очень благополучное, во многом неблагополучное. Потому что священники, где-то начиная с моего возраста, это очень нездоровые люди. Потому что к этому моменту, когда священник служит 20–30 лет, организм священника очень сильно истлевает, можно так сказать. Священники в своем служении — это полная открытость для человека. Да, так должно быть. Священник, это тот, кто открыт, потому что священник должен являть открытость Церкви, как дверь для Бога, дверь, через которую Бог для тебя открывается. Поэтому священник должен быть открыт для всего, но чаще всего он должен быть открыт для горя, потому что с радостью мало кто приходит. В основном, люди приходят со своим проблемами, со своим горем.
Что касается материального благополучия, здесь вопросы очень, очень разные. Есть священники, которые живут на благополучных приходах и живут вполне благополучно. Есть священники, которые живут в Тверской губернии, в сельской местности, они могут не только едва сводить концы с концами, а просто голодать, потому что у священника нет фиксированной зарплаты. Просто многие думают, что священники… Один мой очень хороший друг, известный музыкант, Леша Паперный, вы его знаете…
Дмитрий Дибров: Конечно.
Прот. Алексий Уминский: Вот он был уверен, что я получаю зарплату от государства. И многие так думают. Все считают, что Церковь с государством давно срослись. Наверное, настолько срослись, что и зарплату священники получают. Священники не получают даже зарплату от Патриархии.
Александр Карлов: На что же вы живете?
Прот. Алексий Уминский: Получают свое содержание от прихода. Есть приход, в котором есть прихожане. Эти прихожане содержат церковь. Эти прихожане фактически за свой счет, за свои пожертвования, за то, что они покупают свечи в храме, за то, что они кладут в церковную кружку какие-то деньги за крестины, за отпевание, за какие-то другие требы. Этим, собственно говоря, содержится Церковь, которая содержит сам храм, потому что отопление, электричество, пятое-десятое.
Церковь содержит храм еще как исторический памятник. Конечно, время от времени, очень редко, какой-то бонус от Правительства Москвы — если это храм-памятник, поступает, но этих денег всегда не хватает на реставрацию. Отреставрировать храм, скажем, 17-го века, как мой храм — нарышкинское барокко, как вы понимаете, это очень непросто. Со всех сторон очень непросто. И третье, на самом последнем месте, стоит содержание самого священника, плюс всех, кто в храме присутствует: хор, уборщики, уборщицы, кухарка — если надо батюшку покормить, и сам священник. Поэтому, что остается.
Александр Карлов: Была такая поговорка: «Каков поп — таков приход». Получается все наоборот: «Каков приход — такое благосостояние?»
Прот. Алексий Уминский: Совершенно верно.
Александр Карлов: Какие драки должны быть, простите мирское оценочное мнение, какие драки должны быть между священниками за благополучные приходы, чтобы устроится туда?
Прот. Алексий Уминский: А не может быть драк, потому что сам священник в этом никакого участия не принимает.
Александр Карлов: А как принимается решение?
Прот. Алексий Уминский: Это епископ правящий, наш Святейший Патриарх, он назначает священника на приход. У нас было так. Мне достался приход 20 лет назад в самом плачевном виде. Хотя это центр Москвы и нарышкинское барокко, как я уже сказал, но нам приходилось своими руками в 90-е годы из алтарей унитазы выносить. Храм был на несколько этажей поделен. Я не помню уже, что там было, можно долго перечислять, но надо все это было делать своими собственными руками. Я не могу сказать, что в тот период кто-то когда-нибудь захотел быть настоятелем подобного храма. И могу сказать, что 80% священников, получившие храмы в тот период, никогда не хотели быть настоятелями такого рода храмов, потому что это были руины и развалины.
Сейчас эти храмы восстановлены, и жизнь этих храмов кажется вполне благополучной, но история этих храмов не очень благополучная, так же, как и здоровье священников, которые теперь являются настоятелями вот этих вещей. Потому что священник, представьте себе, я учитель французского языка. В первый храм, в который я был назначен, в городе Кашира, Успенский собор, он размером с Елоховский, огромный собор, без всего. На месте алтаря — яма для трактора. Все залито маслом. Я не знаю как гвоздь вбить, а мне надо храм восстанавливать.
Александр Карлов: А паства?
Прот. Алексий Уминский: Паства — бабушки. Город Кашира — представляете, где он находится? Это 101-й километр. Ни одного трезвого мужика вообще нет. И вот в этих условиях, собственно говоря, Церковь выживала все эти годы, Церковь возрождалась все эти годы, Церковь становилась той, которой она сегодня является. Сегодня многие люди, они просто не знают. «О, золотые купола. О, звонят колокола. О, батюшка на Мерседесе приехал. Ну, и Церковь! Ну, и ну! Чего это они себе такое позволяют?»
Вы знаете, наверное, после этого я мог бы себе что-то позволить. После того, как я восстановил храм — один, потом второй. Мне кажется, и у меня в голове мысль, которая говорит: может можно что-то себе позволить? И позволил бы, если бы были возможности, понимаете? Но их нет.
Александр Карлов: Подождите, подождите. Все-таки бросается в глаза эта роскошь, и раздражает людей, которые так или иначе могли прийти в Церковь, но видят они нечто другое. Это, в общем то, не худенькие священники, дорогие иномарки, дорогие часы. Журналисты с удовольствием раскручивают эту историю.
Прот. Алексий Уминский: Специально надел.
Александр Карлов: Ух, эти часы. Как же так, разве священники не должны делать каким-то образом, хотя бы делать вид, что они смиренные?
Прот. Алексий Уминский: Вы знаете — должны, не должны. Они должны быть тем, кем они есть. Они должны быть нормальными, настоящими, честными, порядочными, добрыми, отзывчивыми людьми — в большей степени, чем все остальные. Конечно, те истории, про какие-то страшные иномарки, которые сбивают людей, про недостойное поведение священников, собственно говоря, это истории, которые тянутся в истории церкви две тысячи лет. Две тысячи лет всегда были священники, которые так или иначе вызывали на себя вот такой…
Дмитрий Дибров: Которых Репин вывел на «Крестный ход».
Прот. Алексий Уминский: Которых Репин вывел на «Крестный ход». Перов там был — «Чаепитие в Мытищах». Вы знаете, это история, она никогда не будет прекращаться, потому что всегда будут находиться люди, которые будут искать в Церкви что-то свое. Будут пользоваться территорией любви, территорией свободы, территорией милости, территорией добра, территорией высочайшего доверия человека к Богу, а также к Его представителю с тем, чтобы сделать это своим и чтобы это все присвоить себе. Это было, будет и есть, поэтому этого я не буду даже комментировать. Потому что это вещи, где история тянет за собой.
Люди, приходящие в церковь — это люди. Люди, становящиеся священниками — это люди. И каждый из нас перед Богом отвечает за свое место — место священника, место епископа, место прихожанина. Оно равно на том самом месте перед Судом Божиим, как и всякое другое место.