Портал «Правмир» продолжает путешествие по закулисью религиозной журналистики. Идея серии бесед принадлежит публицисту Марии Свешниковой, исполнение – редактору портала Анне Даниловой.
Суббота, еще нет 9, а утренний прайм-тайм уже в разгаре. Начинается «Православная энциклопедия» — своеобразные итоги недели: новости, репортажи, беседа. Протоиерей Алексий Уминский — первый в России священник-телеведущий. Достойно и уверенно ведет он самые разные передачи: и ток-шоу, и интервью. Интересно, что он работал и в таком трудном жанре, как телевизионные рассказы о святых и выдающихся людях. И хотя 20-минутный рассказ едва ли укладывается в телеформат, «Тесные врата» пользуются большой любовью у зрителей.
Протоиерей Алексий Уминский
Настоятель храма Живоначальной Троицы в Хохлах. Родился 3 июня 1960 года в Москве, в 1982 году окончил факультет романо-германских языков МОПИ им. Крупской, окончил Московскую духовную семинарию.
В 1990 году рукоположен во пресвитера. Служение проходил в храме иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» города Клина Московской области, с 1990 года настоятель Успенского собора города Каширы, благочинный храмов Каширского округа Московской епархии, с 1993 года настоятель храма Живоначальной Троицы в Хохлах, в 2002 году возведен в сан протоиерея. В 2010 году удостоен ордена преподобного Серафима Саровского III степени.
Духовник Свято-Владимирской православной гимназии.
Член редколлегии журнала «Альфа и Омега», автор многочисленных статей по православной педагогике.
Протоиерей Алексий Уминский– Православная тележурналистика для меня началась в телекомпании «Неофит»: я несколько раз был гостем в программе «Канон» – ток-шоу с Дмитрием Менделеевым. У нас сложились дружеские отношения с Димой, и когда он решил вести собственную программу на канале «Культура», пригласил меня: как ни странно – в качестве ведущего.
Священник Алексий Уминский и Дмитрий Менделеев.
– Это была первая передача, где священник был именно ведущим?
– Да, раньше священник приглашался в качестве гостя, эксперта, задающего вопросы, но ведущим не был никогда. Священник, ведущий программу – это была идея Димы Менделеева. Так началась передача «Дела житейские».
– У вас был опыт ведущего?
– Нет, у меня нет профессионального журналистского образования, но я действительно как-то спокойно держался перед камерой и не смущался. У меня был некий актёрский опыт, я в юности играл в театре Марка Розовского: в рассказах Чехова (мы ставили рассказ «Скрипка Ротшильда») – еврейского музыканта, в спектакле «Бедная Лиза» пробовался на главную роль Эраста.
А потом я ушел из театра: у меня был тогда кризис веры, все ломалось и рушилось, я все искал свои пути в Церковь. Когда нашел, со своим театральным прошлым порвал. Тем не менее какой-то актёрский опыт у меня остался.
– Итак, «Дела житейские» – о чем это?
– Программа была 44-минутная, семейно-педагогического плана, шла она два года. У нас было очень много интересных, замечательных гостей, которые потом становились моими гостями в «Православной энциклопедии». Темы выбирали вместе с редакторской группой. Обсуждали в передаче педагогические проблемы, о которых я писал в журнале «Альфа и Омега» (Я по первому своему образованию учитель и проработал в школе около 10 лет: преподавал французский язык и был классным руководителем). Какие-то темы возникали и среди нашего авторского сообщества: редакторов, шеф-редактора.
– Самые резонансные передачи помните?
– Много писем пришло после программы, посвящённой Владимиру Высоцкому. У нас в гостях была вдова Высоцкого, мать его детей, мы говорили о любви, о трагедии семьи, о такой колоссальной личности, которой был Владимир Высоцкий и, в том числе, о трагедии женщины, от которой уходит любимый человек. Она ведь не перестает любить своего мужа, несмотря на то, что прошло столько лет, произошло столько событий, и вот он для неё живой и любимый муж.
Было огромное количество писем с отзывами и с вопросами личного характера. Ко мне уже тогда обращались не как к телеведущему, а как к священнику с просьбой ответить на личные вопросы, помочь разобраться в ситуации, помолиться.
У нас было много резонансных программ, и в том числе таких, которые вызывали большую переписку. Задолго до того, как возникла миссионерская тема православного рока, нашим гостем был Константин Кинчев. Приходили известные актеры, скажем, покойная Любовь Соколова.
Наша программа была тогда, наверное, единственной, где поднималась проблема гомосексуализма, хотя на канале были не очень довольны тем, что тема была жёстко определена и оценена.
Программа «Тесные врата»
– Вы работали и в совсем другом – вневременном, так сказать, жанре, снимали цикл фильмов о подвижниках и новомучениках «Тесные врата».
– 13-минутные программки, я уже в качестве автора и ведущего рассказывал о жизни канонизированных и неканонизированных праведников.
Мы старались найти некое ядро, которое было бы узнаваемо современным обществом и человеком. Ядро, которое бы действительно показывало, что святость – это не что-то отдалённое, сказочное, заоблачное, не имеющее отношения к нашей реальной жизни, а это то, что происходит и сейчас, и сегодня, и к чему призван каждый человек.
Писали в самых смешных условиях. У нас не было студии.
Поехали снимать первую программу, и стало непонятно: что же теперь делать? Я говорю: «Ну, поехали ко мне в храм». Мы поехали, уголочек выгородили, лампочку поставили. У нас тогда не было даже суфлёра на камере, я все тексты заучивал наизусть. У меня была великолепная память, с одного раза страницу А4 прочитать и тут же её рассказать.
– «Тесные врата» – это долгий был проект.
– Полтора года, может быть, даже поменьше. Проект закрылся, и я благополучно решил, что моя карьера журналиста на этом заканчивается. Ну, впрочем, я никак не расстроился, потому что всегда считал, что это в моей жизни чистая случайность.
– Можно сказать, что телевидение силы забирает?
– Я, видимо, в принципе эмоциональный человек и я очень вжимаюсь быстро и сдуваюсь как шарик. Поэтому, конечно, мне было тяжеловато, когда мы записывали четыре программы подряд, в себя придти. Зная о том, что на следующий день служить литургию, а потом идти в школу, преподавать…
Телевидение — как и всякая деятельность, которой человек отдается, не только всерьёз забирает силы, но и дает их. А публичность как таковая – вещь опасная.
— Чем?
– Она ставит тебя напоказ, под обстрел человеческих взглядов, человеческих суждений. Кто-то тобой восхищается, кто-то негодует, кто-то осуждает, кто-то, наоборот, начинает стремиться, чтобы с тобой войти в контакт. И если человек не будет себя хранить, или не будет к себе правильно относиться — он от этого может и пострадать.
Публичность может заставить человека все время болезненно реагировать на то: «А как ко мне относятся другие?», «Что обо мне пишут в ЖЖ?», «Какие комментарии дают?» Это может очень сильно высасывать силы человека, дезориентировать его.
У профессиональных актеров есть способы самозащиты, и один из них – это высокая степень самоиронии. Мне кажется, что самоирония должна присутствовать во всяком человеке, а в священнике – прежде всего. И всякий публичный человек должен уметь себя защищать и прятаться в какие-то укромные места. Иначе может из человека получиться карикатура.
– Ваша работа на телевидении продолжилась в «Православной энциклопедии».
– Да, я стал сотрудничать с «Православной энциклопедией». Там ведущим был Николай Иванович Державин, референт Святейшего Патриарха Алексия, человек очень известный. Он и сейчас ведет прямые трансляции с Патриаршего богослужения.
Из-за личных обстоятельств Николай Иванович не мог продолжать вести эту программу, это случилось совершенно резко, неожиданно для него и для всех остальных. А программа выходила все время в прямом эфире.
Вспомнили обо мне. Попробовали. Вот с тех пор уже восемь лет я каждую неделю выхожу на ТВ-центре в программе «Православная энциклопедия».
– Что такое «Православная энциклопедия»?
– Программа выходит как телеальманах. Работают всего три человека: редактор, оператор и он же монтажёр, один телеведущий. Небольшое количество людей, но высокопрофессиональных и увлеченных своей профессией.
Мы выпускаем новостной блок, у нас есть тема, которую должен развить гость, под которую мы снимаем сюжеты и, конечно же, мы стараемся время от времени вводить какую-то энциклопедическую рубрику. За это время мы смогли показать достаточно много интересного в рубриках, которые напрямую не связаны с темой.
Ведуший программы протоиерей Алексий Уминский и Митрополит Бишкекский и Среднеазиатский Владимир
Потом появилась возможность рассказывать о жизни не только приходов в Москве, но рассказать и о православии в других епархиях, о православии в мире. Появился формат телепутешествия: о жизни в Узбекистане, на Сахалине, в США, в Германии, в Кении. Где нас готовы принять – туда мы обязательно поедем.
Очень важно для меня как для священника – чувствовать, что Церковь живёт везде. Семена христовой веры прорастают незаметно, но здорово плодоносят.
Те рамки, в которых мы живем, не позволяют нам поменять жанр программы. Мы единственная программа, которая даёт патриаршие или церковные новости. Было бы здорово, если бы у нас существовала какая-нибудь новостная программа, которая бы занималась бы только новостями жизни Церкви.
А.Крутов и А.Архангельский в программе «Православная энциклопедия»
– А бывают у вас дискуссионные программы?
– Мне как тележурналисту не хватает сегодня этой тональности. Мы стали работать прежде всего как программа, которая показывает современное лицо Церкви: сколько Церковь делает сегодня для восстановления порушенного, в том числе и человеческих душ, и культуры, и отношений между людьми. Как Церковь реагирует на проблемы современного общества, как идет туда, куда, кроме нее, вообще никто не идёт — в тюрьмы, к бездомным, к брошенным детям и так далее.
— Возвращаясь к вашей эпохальной статье о «Немолчащей Церкви»…
— Но, с другой стороны, у нас до сих пор ещё не созрели программы, где бы мы могли серьезно дискутировать. У нас программа, в общем, благополучная. Важно показывать такое лицо Церкви, которая готова служить, принимать, строить. Но важно, чтобы ещё люди знали, что Церковь может говорить жёсткую правду, что Церковь не боится обличать беззаконие, что Церковь готова спорить.
Сейчас программы, в которых выступают священники, – это программы, которые устраиваются журналистами, к Церкви относящимися без большой симпатии. Священников вызывают на спор, как на поединок, ведущие задают тон дискуссии — а гость должен оправдываться. Но мы не должны оправдываться, нам не за что.
Но мы можем говорить о своих проблемах, и мы должны показать, что не боимся о них говорить.
Мы видим обсуждение этих сложных вопросов в жизни Церкви в православной блогосфере, в интернете, на православных сайтах – честные, хорошие дискуссии. Не всем, может, они нравятся, но они существуют и приносят свой добрый и хороший плод. Тележурналистика немного в этом смысле не догоняет.
– А что мешает какую-то часть «Православной энциклопедии» отдать под обсуждение дискуссионных проблем? Если вы хотите показать лицо современной Церкви, то значит, возможно, начать подобные дискуссии стоит?
– По правде сказать, это, наверное, наша неготовность этому мешает. Я имею в виду не неготовность журналистскую, а неготовность административную к безбоязненному, открытому обсуждению проблем. На сегодняшний день, мне кажется, существует какой-то остаточный страх: «А вдруг что случится? А вдруг нас неправильно поймут? А вдруг кто-то нам пальчиком погрозит и скажет: «Ай-ай-ай, так не делайте»». Но я надеюсь, что время еще наступит.
Все эти вещи должны быть выверены, тональность и подбор понятий и слов должны быть очень взвешенными. И церковная позиция должна быть определена.
Программа «Православная энциклопедия»
– Восемь лет – немалый, даже нетипичный, срок для программы. Меняется аудитория?
– Да, то, что программа «Православная энциклопедия» выходит восемь лет в одном и том же формате – это, конечно, вещь удивительная. Такой долгой жизнью живёт только «Поле чудес».
Конечно, программа с неменяющимся форматом, которая так долго держится, это довольно удивительно. Средний рейтинговый показатель у нас достаточно стабильный и высокий. Особенно для утреннего времени…
– Рановато, скажем честно.
– 8. 30 утра в субботу – это нормально.
– Усомнюсь в том, что суббота 8.30 – это нормально… А в чем секрет стабильного рейтинга?
– Рейтинг – понятие условное, часто ни о чем не говорящее. И мы порой удивляемся, почему одна программа, которая для нас кажется великолепной, замечательной, со всех точек зрения прекрасно сделанной, с интересным гостем, с хорошо снятыми сюжетами – с низким рейтингом. А программа, за которую нам и не очень удобно, потому что мы все хотим делать хорошо, но не все получается, вдруг – раз – и у неё самый высокий рейтинг.
– Если снять программу про православные купальники, то будет самый высокий рейтинг…
– Вот не факт. Не знаем, почему.
Рейтинг – это смешно. Это 200 телеточек на всю Москву, подключенных к этой системе. То есть 200 телевизоров на 10 миллионов, выбранных по каким-то параметрам (из одного социального слоя, из другого, из третьего). Но это ведь чисто случайно…
– Сейчас переформатирование ждёт канал «Спас», ищет какие-то новые направления телеканал «Союз». На ваш взгляд, какая возможна перспектива православного телевидения и может ли оно состояться в России? Миссионерское, просветительское, массовое? Или это все будет нечто унылое, каким оно сегодня является?
– Больше товаров хороших и нужных.
Православное телевидение существует примерно в одном формате: ведущий – гость, обычные вопросы – как молиться, как поститься, как исповедоваться. Это хождение по кругу, и никуда от этого не денешься – можно делать только либо более качественно, либо менее. Все программы очень похожи друг на друга. С чем это связано – не знаю: неимением опыта, с неимением денег?
«Союз» – не очень богатая телекомпания.
«Спас» – не знаю – студия у них хорошая и, мне кажется, возможностей у них довольно много. «Радость моя» – у них очень большие возможности, но нет возможности выхода в эфир. А когда нет возможности выхода в эфир, то нет возможности развития.
– А каким должно быть идеальное православное телевидение?
– А что мы понимаем под православным телевидением? Если мы говорим о непрестанном богословском рассказе, о непрестанном показе нашей церковной жизни, о нескончаемой проповеди с экрана, когда священник учит, как жить, то мы тут же попадаем в очень жёсткие рамки. Телевидение исчерпывает себя моментально. Когда мы говорим о православном, христианском телевидении, то сталкиваемся с колоссальной проблемой: мы не можем говорить на серьёзные темы. Православное телевидение ограничено жанрово. Оно не может использовать определенные формы.
Вообще в телевидении уже все придумано, и поэтому можно либо просто наполнять своим содержанием известные уже тележанры, либо принципиально забыть обо всем, что есть, и решить, что мы принципиально новое телевидение. Современные жанры – зрелищные, они так или иначе сводятся к тому, чтобы из серьёзной темы сделать общедоступную жвачку.
Надо бы идти, скажем, по пути канала «Discovery». Начинаем снимать серьёзные фильмы — популярные, научно-популярные. Или идём по пути интеллектуального кино, по пути прекрасных музыкальных каналов, как «Mezzo», и наполняем наш православный канал суперсодержанием высочайшего класса: фильмами, концертами, историями и т. п. Тогда какие-то небольшие поединки и ток-шоу могут звучать очень громко и привлекать интерес, а один канал должен стать и «Discovery», и «Лучшее кино», и BBC…
– Но это же безумно дорого.
– Да, это безумно дорогое удовольствие. Снять хорошее кино очень сложно, причем это одно кино – один раз показал и все.
Несбыточная мечта — этот хороший православный канал. Вот хорошая программа была у Лены Писаревой – «Русский взгляд». Если бы она продолжалась, а еще были бы «Православная энциклопедия», «Слово пастыря» и 15 разных программ, не нужно было бы думать ни о каком православном канале, потому что в рамках всеобщего телевидения, несмотря на то, что отвратительные идут программы, все равно этот голос звучал бы ярко и громко.
– Что из современного телевидения для вас памятно и важно?
– Я все время вспоминаю с огромной любовью Савика Шустера и его программу «Свобода слова». Лучше программы на нашем ТВ не видел – открытой, честной. Я не разделяю позиций Шустера, но как телеведущий он показывал высший класс: давал возможность всем высказаться, выбирал самые важные темы для обсуждения, вел прямой эфир НТВ, мог сдвинуть любой новостной блок. Это было живое телевидение. Такого телевидения мне очень не хватает. Я понимаю, что я вызвал своей симпатией у кого-то недоумение, но это так.
– Наш цикл публикаций посвящён истории религиозной журналистики всех форматов последних 20-ти лет. Какие издания или циклы статей вы считаете наиболее успешными? И какие провальными?
— В начале 90-х только-только стали издаваться газеты «Радонеж» и «Московский церковный вестник». Это был прорыв журналистики: собрание неординарно мыслящих людей, поднимающих любые темы. Каждая статья во мне, действительно, отзывалась, все были дискуссионными, все были непростыми. Там ничего не было панегирического, там не было никакой официальщины. Потом уже пошло межевание: одна газета стала сугубо официальной, хотя в ней тоже время от времени появляются живые, хорошие статьи. «Вестник», «Радонеж» я давно в руках не держал.
Тот период выявил очень много пишущих людей, которые остались в церковной журналистике.
Я помню сейчас статьи в «Огоньке» Александра Нежного. Сначала они были наполненные содержанием, потом вдруг он резко поменял свою позицию и начал жёстко Церковь критиковать, часто очень несправедливо. Но он писал ярко, и его статьи были неравнодушные. Я и сейчас читаю его материалы в Интернете, и опять они мне нравятся, потому что он о каких-то вещах пишет очень умно.
Был период, когда все вдруг стало одинаково – какую газету ни возьми, они все как газета «Правда». Всякая дискуссия в какой-то момент исчезла, проблемы уже не требовали обсуждения, на все были готовые ответы. Мы отвечали нашим врагам, критиковали Запад.
– А сейчас?
– Сейчас новый период, когда Церковь встала с колен, и церковная журналистика снова обрела многоголосье. Это многоголосье звучит не с точки зрения того, как на Церковь кто-то нападает, а Церковь что-то отвечает. Этот голос изнутри Церкви. Я могу читать статьи на, скажем, «Русской линии», они мне не близки, но я читаю с интересом: это тоже позиция, позиция людей, которые пишут убеждённо и, я уверен, с любовью к Церкви. Я вижу, что голоса у всех разные.
Очень много таких проблем, где люди сталкиваются лбами, друг на друга нападают, и это хорошо, это важно. Потому что если этого не будет, то это будет свидетельствовать о том, что в Церкви просто не существует как живого организма. Это и есть сейчас голос Церкви, он разнообразный.
Оценки могут быть разными, но люди говорят об общей боли. Ради этого и существует церковная журналистика. Вот чтобы было это церковное многоголосье… Например, мы увидели,что в Церкви есть огромное количество сталинистов. Разве это не проблема? Проблема. Но это высказанная проблема внутри Церкви. Значит, есть возможность эту проблему обсуждать, решать, этой проблемой заниматься.
Мы видим антисемитизм внутри Церкви, высказанный её членами. Значит, мы не можем сделать вид, что мы этого не услышали. Мы должны эту проблему поднимать, давать ей оценку.
Мы услышали проблему, о которой говорит Соколов-Митрич, что существует в Церкви чистая администрация и существуют люди, которые живут по-настоящему. Задача церковной журналистики внутри Церкви – чтобы вот эти болевые вещи определить и чтобы Церковь нашла ответы на эти вопросы.
– Говорят, что православные СМИ, скорее, занимаются пиаром, а не журналистикой…
– Грамотный пиар – это серьёзная необходимость.
В Церкви может существовать корпоративная журналистика (она и существует), потому что существуют официальные издания: «Журнал Московской патриархии», «Церковный вестник», которые показывают Церковь с точки зрения официальных изданий.
Но есть и проблемы, о которых не может не говорить журналистика. И журналисты как члены Церкви испытывают понятное желание и себя очистить, и пространство вокруг себя очистить.
– Отец Алексий, а чем критика отличается от антицерковности?
– Антицерковные сайты изначально стоят на враждебных позициях по отношению к Московскому Патриархату, они будут печатать статьи, которые будут компрометировать патриархию. Хотя они публикуют разные статьи. А церковная журналистика не занята целью скомпрометировать, она занята поиском истины или справедливости, и тогда она не может Церкви повредить.
Журналистика не должна быть расследованием, не должна писать детективов про то, что все кругом преступники и что журналист-Шерлок Холмс всех выводит на чистую воду. Никого на чистую воду не надо выводить. Церковь – это не криминальное сообщество, чтобы так к ней относиться. Церковный журналист ищет прежде всего не эффект взорвавшейся бомбы, а возможность найти ответ на вопрос. И дать возможность быть услышанным.
– Один раз захочет быть услышанным, второй раз захочет эффекта разорвавшейся бомбы.
– Но это уже человеческие качества. Журналистика, как и всякое человеческое занятие, всегда амбициозна.
– То есть должна быть некая миссионерская часть, должна быть внутрицерковная дискуссия…
– Да, сегодняшняя журналистика разная. И миссионерская, и рассказ о неких событиях (новостная), и репортажная, рассказывающая о судьбах людей, живущих в Церкви, и журналистика проблемная.
Конечно, журналистика живёт информационным поводом. Это особенно сейчас видно, когда отец Всеволод Чаплин вбрасывает какую-то провокационную тему в общество. Тут все журналисты, как собачки, начинают вставать на задние лапки перед кусочком сахара.
Идет общий поиск честности внутри Церкви и вне Церкви по отношению к Церкви. Это очень хороший знак, потому что это значит, что совсем скоро и те, и другие могут услышать друг друга, и это будет очень большая победа. Был такой период, когда мы только говорили: освятили, построили, позолотили, а вот сейчас как раз Церковь безбоязненно внутри — в церковной блогосфере, в церковной журналистике — обсуждает внутренние проблемы.
Кто-то пугается этого, кто-то из официальной журналистики на это не решается. Здесь будет много ошибок, в этот хор вольётся много ложных и очевидно нехристианских голосов, которые будут выдавать за христианские голоса.
Но это риски свободы. Это риски открытости и гласности, когда среди прочего будут звучать голоса, которые явно будут провоцировать Церковь и, в том числе и церковных журналистов, на постоянные журналистские расследования, на поиск вражьих сил, выставление какого-то грязного белья наружу. Церковь не будет этого делать. Совершенно необязательно обо всех проблемах рассказывать в подробностях.
Но есть вещи, о которых Церковь обязана говорить. Вот сейчас, как мне кажется, такой разговор начинается, и он может быть услышан другими. Его не надо бояться.
– Как вы считаете, какой самый большой прокол в православной журналистике?
– В моем представлении – это то, что называется «православным дресс-кодом». Это мое мнение, я говорил об этом не раз, о том, что это неловко высказанное суждение послужило информационным поводом для всей общественности, и в результате о Церкви сложилось неправильное мнение.
А ведь это проблема, не стоящая на самом деле и выеденного яйца. Ведь мы столько лет говорили о том, что Церковь не должна закрывать свои двери перед женщинами без платочков и в брюках. Церковь сознательно отказалась от своего собственного дресс-кода, который веками формировался, чтобы люди пришли в ее ограду. И в ответ на это звучит то, что будет восприниматься людьми неоднозначно. Конечно, мне это показалось неполезным. Надо было говорить о другом.
Второе – тоже со слов отца Всеволода – суждение о том, что женщины сами провоцируют насильников. Нельзя сказать, что это не так по существу, но мне кажется, что такие слова не имеет права высказывать мужчина. Об этом могла сказать сама женщина по отношению к женщине. А мужчина по отношению к женщине такого сказать не может.
Это были два больших прокола, которые взбудоражили общество и очень многих настроили негативно.
– А каково ваше пожелание тем людям, которые сегодня приходят в православную журналистику.
– Ну что же я – старик Державин, который заметил и, в гроб сходя, благословил?
А совет есть: десять раз подумать, прежде чем что-то напишешь, и подумать, ради чего ты это делаешь. Потому что нельзя становиться борзописцем. В православной журналистике должно быть все взвешено и выверено, не должно быть двусмысленностей. И надо отвечать за слова, всегда отвечать за то, что ты говоришь.
Читайте также:
- Максим Шевченко: Ищите смысл и уходите от шаблонов!
- Ольга Любимова: Жизнь и смерть православного ТВ
- Иван Семенов: Православный телеканал не должен быть православным телеканалом!
