После «боголюбовского» скандала и молдавского «пленения» протодиакона Андрея Кураева российская пресса заговорила об «ультраправом» крыле в Русской Церкви. Кто они, церковные консерваторы? Как уживаются в Церкви «правое» и «левое» крыло? Мы начинаем серию интервью с руководителями синодальных учреждений Русской Церкви беседой с председателем Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви и общества протоиереем Всеволодом ЧАПЛИНЫМ. Тема разговора — внутрицерковные дискуссии и противостояния.
— После «боголюбовского» скандала в прессе заговорили о «ультраправом» крыле в Русской Церкви. Что это за люди?
— Перед вами типичный представитель «правого крыла». Да, я не ношу длинных волос и кирзовых сапог, хотел бы иметь длинную густую бороду, но вот Господь не дал мне ее. Тем не менее в Церковь я пришел через ультраконсервативные круги, и всегда был убежден в том, что только чада истинной Церкви войдут в небесное Христово Царство. Я верю в милость Божию по отношению и к иноверным, и даже к неверующим — но Христос ясно дал обетование Царства только Своей Церкви. Более того, я убежден, что православный христианин должен буквально и бескомпромиссно понимать Священное Писание. Не только колебания в вере, но и обмирщенность жизни, скованность бытом, житейская мораль — все это очень далеко от евангельского идеала. Христианин должен, всегда должен быть готов по первому Божиему призыву оставить сети, оставить своих мертвецов и идти за Господом. Можете считать меня типичным представителем фундаменталистов. При этом я больше 20 лет работаю под руководством Святейшего Патриарха Кирилла, сперва в бытность его председателем Отдела внешних церковных связей, теперь в бытность его Патриархом — и никогда не испытывал ни малейшего внутреннего дискомфорта, имея те взгляды, о которых я только что сказал. Но есть огромная разница между верностью Православию, с одной стороны, и бесконечными попытками правого оппозиционерства, фрондерства и сектантства — с другой. Второго я никогда не мог понять и принять. Хотя еще в юные годы знал массу людей, объявлявших себя катакомбниками, а также тех, кто были тогда сторожами и алтарниками, а сейчас объявили себя епископами и митрополитами бесчисленных раскольничьих карликовых «юрисдикций». Церковь — это не то место, где истина открывается через создание узкой группы единомышленников, которым удобно промывать друг другу мозги и объявлять всех остальных отпавшими от истины. Такие группы совершенно не способны на какую-либо соборную дискуссию. Церковь — это не блог, не кухонные посиделки и не набор группировок, ведущих заочную полемику в светском медийном пространстве.
— При советском союзе в Церкви уже существовало «левое» и «правое» крыло?
— Я пришел в Церковь в юные годы, это было начало 80-х, и уже в это время был круг духовенства и мирян, которые ориентировались на Зарубежную Церковь, на монархизм, на тотальное неприятие советской власти. Да, в этом иногда был слишком сильный элемент диссидентства. Поэтому многие люди из этого круга потом и оставили Церковь, но лучшие из них остались. Можно сказать, что и «либеральное», и «консервативное» крыло тогда уже существовали, определенные дискуссии уже велись. Ведь очевидно, что была разница между митрополитом Антонием (Блумом) и архиепископом Иоанном (Снычевым), между отцом Александром Менем и отцом Димитрием Дудко. Церковное тело было тогда гораздо меньшим по объему, все друг друга знали, но при этом, что очень важно для сегодняшнего дня, между этими людьми не было вражды. Конечно, велась полемика на кухнях и в самиздате, но люди понимали, что делают общее дело и стоят перед общим вызовом — вызовом безбожного режима. Между прочим, полемика и дискуссия внутри Церкви была и до революции. Святейший Патриарх Кирилл часто советует современным полемистам: откройте дореволюционные церковные журналы, посмотрите, с какой ответственностью и бережностью там обсуждались разные проблемы! К этому уровню дискуссии, я убежден, мы обязательно придем. Вспомните, с какой легкостью в девяностые годы на страницах многочисленных листовок, а потом в Интернете раздавались обвинения в ереси, в тайном принятии кардинальского сана, в жидо-массоноской пропаганде и так далее. Сегодня уровень дискуссии все-таки повысился, и я надеюсь, что он будет повышаться и впредь.
— Многие идеи «либерального подполья» так и не пригодились Церкви, что не сказать о «правых»…
— Эти идеи не выдержали проверки жизнью. В девяностые годы у нас некритически воспринимали все, что приходило с Запада. В том числе учение о том, что спасение есть везде, и нет разницы между всеми религиями и конфессиями. Эта идея была популярна на Западе в 60-е годы, а в 70-е и 80-е все мы, и я в том числе, оглядывались на Запад. Однако, когда открылись границы и мы окунулись в мир религиозного плюрализма, стало понятно, что у этой позиции нет будущего. Если мы забываем Евангелие и говорим: верьте во что хотите и делайте что хотите, а Бог все это одобрит, тогда теряется смысл существования Церкви, которая должна приводить к Истине, которая должна приводить ко дверям Христова Царства. Церковь должна менять людей, побеждая грех и заблуждения. Если это не будет так, то мы очень скоро превратимся в подобие тех западных христианских или уже постхристианских сообществ, из которых полностью вытеснена духовная жизнь, из которых уходят люди, которые в одночасье могут исчезнуть, лишившись государственного финансирования. Почему они благословляют «однополые браки»? Не потому, что сами поголовно являются гомосексуалистами. Просто их пригрозили лишить права регистрации брака, которым традиционно они пользуются наравне с государством и за это получают государственную поддержку. Отними эту поддержку – и многие общины рухнут.
— Наиболее дискуссионным в девяностых был вопрос о богослужебной практике. Почему этот вопрос вызвал такую бурную полемику?
— Тогда церковная жизнь протекала в условиях жесткой политической конфронтации, и никакая дискуссия не могла быть легкой. Теперь ее можно и нужно вести в более ответственном духе. Я думаю, эта дискуссия будет продолжаться. Многие люди не понимают православного богослужения, чем очень обедняют свою духовную жизнь, иногда существенно искажая ее направленность. Из этой ситуации возможны разные выходы: разъяснение богослужения, составление листков, излагающих те или иные богослужебные тексты (созданием таких листков я сейчас занят на своем приходе), возможны и иные решения: редактирование церковно-славянского текста, греческого по происхождению синтаксиса. Нужно ли служить в некоторых местах по-русски — я не знаю. В нашей Церкви существует богослужение на языках некоторых народов, появляется богослужение на современном украинском – посмотрим, к чему это приведет. В любом случае, это не та проблема, из-за которой нужно ставить под угрозу церковное единство. Подавляющее большинство архипастырей и пастырей нашей Церкви не хотят отказываться от церковнославянского языка. И любые попытки радикальных реформ не будут приняты церковным народом.
— Часто экстремисты и справа, и слева создают некие экстерриториальные церковно-общественные объединения, которые имеют собственную параллельную церконой «иерархию», они подчиняются не местному епископу, а харизматическому лидеру: такими был и Союз православных хоругвеносцев, и «кочетковский» Союз малых братств.
— Сам факт существования каких-либо союзов или объединений я не считаю проблемой. Пусть православные миряне объединяются в те или иные движения, главное, чтобы между ними был спокойный и ответственный диалог. Недавно был создан Совет православных общественных объединений при ОВЦО, там присутствуют представители разных общественных групп, более консервативных и более либеральных, но я надеюсь, это не помешает им цивилизованно обсуждать любые вопросы и вместе работать на благо Церкви.
— Существуют ли сейчас в Церкви адекватные площадки для дискуссии между разными группами: консерваторами и либералами, между левым и правым крылом?
— Да, это огромное количество церковно-общественных форумов, которые проводятся ежегодно. Сегодня мы открыты к обсуждению самых разных вопросов. Для этого создано Межсоборное присутствие, интересная дискуссия была и на последнем Поместном Соборе. Если у кого-то есть та или иная позиция, ее вполне можно высказать и рассмотреть через соборное рассуждение. Но для этого представителям любого лагеря, нужно быть готовыми выслушивать и противоположные точки зрения. Те, кто сегодня ведут полусектантскую деятельность или просто ушли в раскол, уклоняются от любого диалога. Вспомните бывшего епископа Диомида. Сколько раз его приглашали на заседания Синода, на Архиерейский Собор? Он так и не приехал. С моей точки зрения, это никакое не правое движение, это никакой не консерватизм, никакое не стояние за истину, это движение-перевертыш. Лозунги правые, консервативные, а методы работы большевицкие. Если ты не готов поведать всей Церкви, что ты думаешь, если ты предпочитаешь кружок своих почитателей, которые с тобою во всем соглашаются, но игнорируешь все церковное тело — это опаснейший путь. Во все времена в христианской Церкви были дискуссии, они есть у нас, будут и впредь. В конце концов, апостол Павел говорит о допустимости разномыслий и даже о том, что им надлежит быть. Чтобы услышать, что нам говорит Господь, не нужно состязаться в красноречии. Если разномыслия возникают, их нужно обсуждать соборно, прислушиваясь к голосу Писания, Предания, церковной традиции.