800 километров пешком и Вселенная человеческих оттенков
Что такое Путь Святого Иакова? Спустя несколько месяцев, отойдя от вполне уместной эйфории и мышечной усталости, я вглядываюсь в неприметную бело-коричневую ракушку, лежащую между бумагами, подобранную под испанским палящим солнцем у берегов ледяного океана, на совершенно пустынном в ноябре пляже.
Больше ничего материального на Пути я не приобрела, но зато в нем, как в портале в параллельный мир, вмещаются полтора месяца, более 800 километров, пройденных пешком, бесчисленное количество чашек cafe con leche и бутербродов, часовен, рек, звонкая тишина пастбищ, преодоленные вершины, литры родниковой воды и местных вин, кафедральные соборы невиданной красоты, предрассветные завтраки, дюжины разноцветных печатей в паспорте пилигрима, локальные испанские праздники, деревушки, запах навоза, моменты отчаяния и моменты просветления, ответы на еще даже не заданные вопросы и люди – целая Вселенная человеческих оттенков: гостеприимство незнакомца, забота странника, восторг скептика, достоинство мастера своего ремесла, и вера – каждого в свое.
Я узнала о Пути Святого Иакова давно, когда проходила обучение в Испании. Его концепция впиталась так же естественно, как грамматика языка и гастрономическая специфика страны. Вне зависимости от степени религиозности испанцы стараются пройти Путь, часто разбивая его на отрезки по 1-2 недели. Я хотела пройти Путь целиком: есть время в жизни действовать «наотмашь». Бросать работу, которой завидуют окружающие, уходить в поход, совершать то, что другие не понимают.
19 сентября 2016 года я и моя восемнадцатилетняя кузина в не стоптанных еще ботинках вышли из поезда во французской деревне Сен-Жан-Пье-де-Пор. Тема выбора спутника для Пути щекотлива: чем ближе человек, тем иногда труднее пройти, не разойдясь. Но мне повезло: моя спутница по кличке Сырник помогла мне безоглядно улыбаться тому, что не стоило анализировать. Идя одной дорогой, мы прошли разными путями, как и абсолютно каждый путник, познавший таинство преодоления себя длиной в сотни километров.
Псевдо-пилигримы не знают, что гораздо слаще заслуженное
Путь Святого Иакова (его так называемая французская версия) даже по ландшафту напоминает метафору прохождения этапов закалки в новом деле. Первые два дня – пересечение Пиренеев – шок от недооцененной трудности, сомнения, первая возможность показать стойкость, и почти сразу – первое вознаграждение в виде Памплоны с ее вечной фиестой под небом Хемингуэя.
И уже кажется, что сложнее и быть не может, и если даже что – ты же такой мощный и мудрый, всё нипочем. А впереди еще безграничные виноградники Риохи, с соблазном там и остаться, и монотонность почти 150 километров пшеничной равнины, рождающая сомнения в правильности происходящего. А напоследок – еще одна горная гряда, преграждающая путь в невероятные бескрайние зеленые долины Галисии.
И вот уже осталась всего сотня километров, что тут может пойти не так? Не тут-то было: начинается заключительный тест на терпение – многие предпочитают проходить лишь последние 100 километров для получения сертификата о паломничестве и, видимо, определенной доли самоудовлетворения. Идущие более солидную дистанцию называют их «псевдо-пилигримами», или «туригринами».
У каждого, несомненно, свой путь, но и высаживаться на последний базовый лагерь Эвереста на вертолете – полумера. Дело даже не в том, что последнюю сотню километров Пути никак нельзя назвать самой красивой, не в том, что ста километров недостаточно для уважительной степени физической усталости. Нет. Дело вот в чем: мы подходили к Сантьяго со слезами, в которых было сбросившее вес Эго, и улыбками, в которых таилась незыблемая теперь вера в Чудо. А пилигримы последней сотни – они идут как дети за лакомством: бездумно, ошарашенно, не ведая того, что гораздо слаще заслуженное.
Начало пути: цель одна, и нет конкуренции
Размеренно-черепичные крыши французской деревни Сен-Жан-Пье-де-Пор создали ощущение Зазеркалья. Не такое яркое и бешеное, как в фильмах Тима Бёртона, а скорее размеренное, философское, тихое, но четкое, словно скрип снега под ногами – как в «Маленьком Принце» Экзюпери. Каждый из 1754 жителей деревушки, как кажется, должен быть непосредственно причастен к чуду начала для каждого из десятков пилигримов, именно здесь вступающих на Путь. Здесь мы впервые почувствовали общность с чем-то большим: когда цель одна, но отсутствует конкуренция.
В первый день мы прошли всего семь километров. Казалось, что они почти вертикальны, непреодолимы, что, может быть, даже не нужны. А параллельно – чувство безграничной свободы, которую может позволить себе абсолютно каждый, осмелившийся отложить в сторону высоченную стопку оправданий. Спустя несколько часов непрерывных душевных метаний в первом же альберге нас ждал простой овощной суп, вкуснее которого я не ела в жизни, и вид, совершенно ни с чем не сравнимый – потому что достигнутый.
За общим ужином на семьдесят человек, рассаженных в три длинных стола, мы показались себе участниками Тайной Вечери. Ведь что может собрать вместе людей со всех континентов Земли, разного возраста, вероисповедания, социального статуса и политических убеждений в крохотном пиренейском хостеле? Чудо, братство, единение.
Напротив меня: пара средних лет из Ирландии. Они решили пройти Путь «в благодарность Вселенной» после того, как жена победила рак. По левую руку: братья-итальянцы, не говорящие ни слова на иностранных языках, но потрясающе поющие, как показал вечер. После десерта обязательное знакомство, как в школе или анонимной группе: «Меня зовут…, я из…, иду, потому что…» В этой чреде человеческих акцентов, тембров, имен, жизненных философий я чувствовала, как стираются грани. Звездопад историй, напоминающих о столь фундаментальном: мы гораздо больше похожи, чем нет.
Подъем на следующее утро был предрассветный, и спустя некоторое время, оглядываясь, уже можно было разглядеть огни Сен-Жан-Пье-де-Пор – такого далекого, потому что за тот день мы пережили непривычный для буднего дня спектр ощущений.
За очередным поворотом нас ждало несущееся чудище
Первым большим городом для нас была Памплона. По всем законам Пути, часто решающим без твоего ведома, но в твою пользу, мы вошли в ворота города в пятницу днем, в самый разгар городского фестиваля. В каждом дворе, на каждой самой маленькой улочке каждый метр был заставлен столами, стульями, вином, едой, колясками с детьми, чехлами от музыкальных инструментов. Музыка и вино, искусство и повседневность – в те два дня в Памплоне каждая минута была наполнена густым незатейливым счастьем ее горожан.
Стемнело, и за очередным случайным поворотом нас ждало несущееся вниз по улице световое чудище: человек, наряженный как будто в пальто из бенгальских огней, изображал разъяренного быка, а вокруг него восторженно роились дети. Те самые, из которых потом вырастают безрассудные смельчаки, что бегут наперегонки со смертью и настоящими быками, увековеченные славой Сан Фермина и словом Хемингуэя. И все это пронеслось с гоготом мимо нас, ошарашенных, за несколько секунд. В тот же вечер на одной из площадей мы танцевали баскские народные танцы, не зная даже ритма, в окружении пилигримов, знакомых, местных. И это был не сон.
Мы знали, что не увидимся, но были семьей
«Путь обеспечит» – так часто говорят пилигримы. Совсем не надеясь на чудеса, мы отходили от винного фонтана одной из виноделен Риохи с наполненными фляжками, но расстроенные. Непредусмотрительность новичка сказывалась: ни хлеба, ни сыра для закуски у нас не было. Понурив головы, мы уселись за ближайший каменный стол на лужайке, уже нагретый полуденным солнцем.
В ту же самую минуту из красного остановившегося неподалеку сеата вышла испанская пара преклонных лет. Особо нас не спрашивая, они разложили на столе порезанный багет, кусочки сыра, ветчины и картофельный пирог домашнего приготовления. Следующие полтора часа мы ели, смеялись и совершенно не думали о том, что друг другу чужие. Мы знали, что больше никогда не увидимся, но в те минуты были семьей, и где-то во Вселенной, безусловно, от этого остался след.
Мы поделились с ним шоколадкой, а он осенил нас крестным знамением
Гюнтер – талисман нашего Пути. Восьмидесятичетырехлетний немец, просто закрывший за собой дверь родного дома в Германии, чтобы дойти до Сантьяго, как и все мы. Мы знали, что у Гюнтера есть дома друзья, назвавшие его за такую затею сумасшедшим стариком, и сын, скорее всего, думающий то же самое.
Для нас Гюнтер был предводителем, героем, образцом, Моисеем, «человеком дождя», святым. Он часто раскладывал на столе свои многочисленные паспорта пилигрима, пестрящие печатями, и приговаривал что-то по-немецки, иногда просто цитатами Гёте. Когда мы обогнали Гюнтера в последний раз, мы поделились с ним шоколадкой, а он осенил нас крестным знамением. В этом не было пафоса, но на секунду показалось, как будто сам Папа Римский разливает нам чай.
Мы чувствовали себя победителями Олимпиады во всех дисциплинах
Заходя во все большие города Пути, мы чувствовали определенное превосходство – особенную разновидность пилигримского снобизма, ведь только войдя в город пешком, через неприглядные окраины, ты начинаешь ощущать его контуры, его зарождение и разрастание, и словно нащупываешь саму материю Земли, а не разрозненные точки мегаполисов.
Зайдя пешком на площадь перед кафедральным собором Сантьяго-де-Компостела, мы чувствовали себя победителями Олимпиады сразу во всех дисциплинах, и это была не просто эйфория достижения. Это было то редкое чувство заслуженности и закономерности момента, которое мы обычно откладываем на иллюзорное «потом», а то и не разрешаем себе испытывать вовсе. Эта площадь – одно из тех редких мест на Земле, где так легко можно опознать «своих», где ощущаешь душевное единение с незнакомцами, просто потому, что они тоже дошли.
Еще два дня мы просидели на необычно теплой для ноября брусчатке площади, созерцая все возможные оттенки радости приходящих: некоторые звонили домой в слезах, другие целовали землю, третьи громко вскрикивали при виде знакомых. Кто-то танцевал, кто-то писал в дневнике, а может быть, писал себе – в будущее. Что бы там, в будущем, ни было, эти дни мы прожили так, как хотелось бы научиться проживать каждый: с ощущением полноты и осмысленности бытия, здесь и сейчас, вне зависимости от обстоятельств.
Еще несколько дней после Сантьяго-де-Компостела мы шли к океану, уже не стараясь себе ничего доказать, можно сказать по привычке. Именно на пустынном пляже, где после купания в ледяной воде мы подобрали ракушки, где в древние времена язычники приносили жертвы Солнцу, именно там конец стал началом, а Путь – паломничеством. И сейчас, смотря на те же стены тех же городов после возвращения, смотришь уже другими глазами. Слушая те же истории, слышишь другое. А разве это и не есть самое важное: находить новое не в побеге от старого, а вернувшись в него и открыв заново?
«Не стоит называть отважным того, кто ни разу не прошел сотни километров. Если хочешь постичь, кто ты на самом деле, ступай и иди, пока вокруг не останется тех, кто знает тебя по имени. Путешествие – великий уравнитель, великий учитель, горький, как лекарство, и твердый, как зеркало. Долгий путь позволит тебе узнать о себе больше, чем сотня лет спокойного созерцания».
П. Ротфус