Был обычный августовский день, я собиралась на обычную же встречу, уже в дверях раздался звонок. Голос подруги срывался: «Катя с Сережей попали в аварию под Волгоградом, в Михайловке. В общем… их нет… Жива Катя и кто-то из девочек. Сережа и девочки погибли на месте. А Катя… в сознании!» Почему-то именно последняя фраза была самой страшной. Катя – моя ближайшая подруга, ее семья мне родная.
Мой мозг хотел уцепиться за что-то конкретное, я всё-таки пошла на запланированную встречу. Видимо, сильно опоздала, Толя Данилов нервно нарезал круги по станции метро и первым делом спросил: «Что, что случилось?!»
В первый раз говорить самой «Семья близких друзей разбилась на машине…» было просто дико. Толя отчаянно уговаривал меня выпить кофе или воды, сокрушался, что я приехала на машине. Я удивлялась, что он так волнуется: я же в порядке, даже и слез нет.
Теперь я понимаю, что именно такое поведение в первые страшные минуты было очень правильным. Анатолий не утешал. Он побыл рядом ровно столько, сколько было нужно, чтобы удостовериться, что я в себе.
Потом были бесконечные перезвоны с друзьями.
– Врач сказал, что если Вера выживет, будет как овощ. Две трепанации. Мозги как кисель…
– Катю выписали из больницы. У нее вообще никаких травм!
– В Михайловку поехали родные Сережи, привезут хоронить в Москву.
– Катя осталась с Верой.
Первого сентября были похороны. Совершенно каменная мать Сергея. Она даже не всхлипывала. Через полгода у нее случился инфаркт. Мама Кати кричала: «Я же вас звала кучкой! Вы же моя кучка! Мои девочки!» Семилетняя Саша, пятилетняя Аня и трехлетняя Ксюша, двойняшка Веры. Сереже было сорок.
Кати на похоронах не было. Я знала, что мне нужно ехать к ней. По телефону она разговаривала спокойно. «Приезжай. Я подружилась тут с психологом МЧС Леной, она меня поселила в квартире сына, он сейчас в армии».
Почему-то запомнилось смешное. На вокзале проводница говорила: «Увидите, в последнюю минуту кто-нибудь обязательно вломится в вагон». И правда, по перрону несся тучный мужчина, когда он подлетел к вагону, проводница иронично сказала: «Ну я же говорила!» Мужчина вдруг разозлился: «А что это вы смеетесь?! Ну вас! Не поеду никуда!» Ссутулившись, побрел обратно к вокзалу.
В Михайловке меня встретил священник, Роман Сафарян – красивый, молодой, улыбающийся. Но про встречу с Катей он рассказал со слезами. «Я в тот день ехал в храм, на перекрестке увидел аварию. Мне сказали, что выжила только женщина, она в больнице. Я еще подумал, что надо ее разыскать».
На следующий день Катя сама пришла в храм и сказала, что ей нужно поговорить со священником. Отец Роман сказал, что сразу понял, кто перед ним. «Чем тут помочь? Обнял и долго-долго гладил по голове, пока она не успокоилась и не перестала плакать».
Когда я увидела Катю – живую, живую! – она казалась веселой и безмятежной. Что-то похожее я прочитала потом в репортаже о родных подводников с «Курска»:
«Искренняя улыбка на лице убитого горем человека называется “неосознанной психологической защитой”. В самолете, на котором родственники летели в Мурманск, был человек, который, войдя в салон, радовался как ребенок: “Ну вот, хоть в самолете полетаю. А то сижу всю жизнь в своем Серпуховском районе, света белого не вижу!” Это значит, что ему было очень плохо».
Веселость Кати сбивала с толку и как-то даже успокаивала. Что уж тут говорить про меня? Со мной-то точно было «всё в порядке», это я приехала утешать Катю.
Катя и Верочка. Осень 2011
Познакомилась я сразу и с психологом МЧС, Леной Слышкиной. Под предлогом, что у нее выходные после плотной учебы и какие-то хозяйственные дела в квартире, она навещала нас с Катей несколько раз на день. Никаких изучающих взглядов, разговоров «по душам». Мне и в голову не приходило, что Лена очень профессионально помогала нам преодолеть первую стадию стресса.
Вечером мы пошли к Вере, Катю пускали в реанимацию, и там она часами молилась. Мне разрешили зайти на минуту в палату. Катя уточнила: «Ты уверена, что сможешь?» «Конечно», – заверила я. Веру я просто не узнала. «Они с ума сошли?! – думала я. – Это же Ксюша! Нет, это просто кто-то чужой».
Из палаты я вышла на ватных ногах, рыдая. Лечащий врач Кате, по-прежнему улыбающейся, устало сказал: «Я же вам много раз говорил, что нет никакой надежды!» Катя стояла и улыбалась, а я дергала доктора за халат и шипела: «Да как же вы можете такое говорить!»
Потом Катя скажет, что не запомнила эти слова. Она вообще говорит, что слышала только утешительные прогнозы от врачей.
Катя была у Веры, а я сидела в коридоре. Темный пустой проход, сквозняк, скрип слабой лампочки в железном абажуре. Через коридор постоянно сновал какой-то пьяный и грязный бомж. Позвонила психолог Лена: «Ты ждешь Катю? А мы как раз с мужем рядом, сейчас заедем и отвезем вас домой».
Дима, муж психолога, оказался очень веселым: «А вот спорим, что такого пива вы никогда не пили!» Мы весь вечер болтали, хохотали, планировали следующее лето. Дима смеялся – только когда Катя на минуту вышла, он сразу посерьезнел и сжал до синевы губы. Потом опять все смеялись.
Оставшиеся дни Лена много бывала со мной, ведь Катя в основном была у Веры. Мы нашли очень благодарную тему для разговоров: то сложные свекрови, то мужья, то как похудеть… Обычные женские темы, всё совершенно случайно, легко и непринужденно.
Сейчас я понимаю, что и Лена, и отец Вадим, и отец Роман как-то планировали время с нами. Всё получалось очень вовремя: то «я тут рядом, зайду на чаек?», то «давайте на источник съездим, такая там благодать!» Перед нами с Катей открывались все двери. Вот буквально – в нужную минуту выходил врач, или администратор, или кто-то из храма. Всё делалось быстро и слаженно.
По просьбе Кати я написала про всех замечательных людей, помогавших нам в Михайловке: «Ни одного равнодушного».
Бывает и по-другому. В Москве, в детской больнице я была в палате с Катей и Верочкой, когда пришел местный психолог: «Так, мамаша, с чем вы тут лежите, есть проблемы? Детей у вас сколько?» У Кати задрожали губы, я просто вышвырнула «специалиста» в коридор: «Вы что? Вы видели их историю? Как можно спрашивать про детей, если трое погибли?» «А что? – пожал плечами психолог. – Здесь у всех трагические истории».
Верочка, вопреки прогнозам, выкарабкалась. Сейчас это дерзкая, острая на язык и очень шустрая семилетняя егоза. Поет в хоре, учится играть на флейте.
Верочка. 2015
Катя живет. Она рассказывает, что протоиерей Александр Ильяшенко много раз беседовал с ней. «Он мне категорически запретил даже думать, что я виновата в чем-то. Как же он мне помог! – говорит Катя. – Знаешь, когда это произошло, я прокричала Богу: Господи! Я в твоих руках! Помоги мне! Я без Тебя не вынесу! Помоги мне принять волю Твою! И до сих пор мне кажется, что Он несет меня на руках».
Вера и Катя, 2015
Священник Роман Сафарян
Священник Вадим Слугин
Лена Слышкина
Сережа и Тамара Амелина
Сережа
Сашенька
Анечка
Ксюша
Вере 7 лет