Декабрь 1812-го был месяцем освобождения.
К исходу ноября, с первым морозцем, стало ясно: Великая армия не выдержала русских расстояний, не выдержала партизанской войны, а главное — не по зубам оказалось захватчикам государство Российское. Легенда о суровых холодах, распугавших теплолюбивую армию — не более, чем оправдательные фантазии проигравших. Никакой смертоносной стужи в ноябре 1812 не было. По наиболее достоверным данным, главные силы французов лишь семь дней вынуждены были терпеть морозы от — 5 до — 12. Вполне терпимая погода — Великая армия с подобным климатом уже сталкивалась во время прусской кампании 1807 года. А основные потери французов пришлись и вовсе на дни комфортной осенней погоды…
Наполеон уже потерял больше половины армии — убитые, умершие от голода и болезней, дезертиры… Но в его власти в пределах России оставались серьёзные силы, которых пополнили свежие войска из Польши. 70 тысяч в корпусах Макдональда, Шварценберга и Ренье, около 38 тысяч в корпусе Ожеро, 45 тысяч в непосредственной команде Бонапарта. Правда, среди них было до 35 тысяч отставших, чья судьба вызывала беспокойство французских полководцев. Французы отступали к Литве. Там они надеялись обрести комфортный тыл. Литовских съестных припасов должно было хватить на три месяца. Там же ожидали французов оружейные склады.
Русские войска, теснившие французов, получили небольшое численное превосходство и серьёзное преимущество в физическом состоянии армии. Адмиралу Чичагову было поручено преследовать противника по пятам. Важную роль должна была сыграть казачья кавалерия Платова. Они должны были обгонять неприятеля и атаковать его «в голове и во фланге колонн».
Чичагов и Платов нанесли несколько чувствительных ударов по арьергарду Великой армии. После нескольких сражений практически перестали существовать корпуса Вреде и Виктора.
Адмирал Чичагов преследовал врага по дороге от Зембина на Камень к Плещеницам. В те дни, как никогда, ощущалось моральное и физическое превосходство русских войск. Измождённая русская армия стремилась окончательно изгнать врага за пределы империи.
5 декабря (по новому стилю) Наполеон прибыл в Сморгонь — этот белорусский городок навсегда останется в истории войн. Здесь он принял решения спешно отправляться в Париж, передав командования Мюрату. Он не собирался погибать вместе с армией: в Париже император намеревался напомнить всему миру о своей власти. В Сморгони он обратился с речью к маршалам: «Оставляю вас, чтобы привести триста тысяч солдат. Необходимо стать в такое положение, чтобы мы могли вести вторую кампанию, потому что первая война не кончилась одной кампанией». Из Сморгони Наполеон помчался в карете на полозьях в сопровождении небольшого конвоя и через две недели был в Париже. А в Сморгонь через день ворвались русские войска…
Вскоре там была устроена ставка Кутузова. Здесь Михаил Илларионович ждал вестей из Вильна.
Весть об отъезде Наполеона быстро распространилась и по русской армии. Священники говорили об этом в проповедях. И русские, и французы оценивали этот маневр великого полководца как позорный побег. «Он оставил армию, как в Египте. Вверил нас авантюристу», — так в те дни многие французские офицеры оценивали своих кумиров — Наполеона и Мюрата. Имя самого тяжёлого поражения Наполеона — Сморгонь. Но, оставив ошмётки армии в негостеприимной России, он выбрал меньшее из зол. Гибель или плен в России не входила в его планы — а рисковать приходилось ежедневно.
Отдадим должное героям, преследовавшим Великую армию.
Широко известная легенда гласит, что Платов намеревался отдать в жёны своюкрасавицу-дочьМарию тому казаку, который пленит Наполеона. Такой эмоциональный всплеск был характерен для Платова; подобно Суворову, атаман понимал, что крылатое острое словцо, объединяющее войска, вселяющее веру в полководца. Он понимал агитационную важность фольклора и был в известной степени артистом.
За подвиги в деле изгнания Наполеона из России Платов получает графский титул с девизом «За верность, храбрость и неутомимые труды». Царский указ, по ходатайству Кутузова, был подписан, по старому стилю 29 октября1812-го.
Он давно мечтал об этой почести и, по признанию Ермолова, не раз командующие подстёгивали шестидесятилетнего атамана к активным действиям, напоминая о желанной награде, о титуле. Кутузов написал Платову ласковое письмо: «Чего мне хотелось, то Бог и государь исполнили, я вас вижу графом Российской империи. Дружба моя с вами от 73-гогоду никогда не изменялась, и всё то, что ныне и впредь вам случится приятного, я в том участвую». На радостях Платов громит30-тысячныйкорпус французов под Вильно, захватив богатую добычу: обоз, кишащий золотом и серебром. Трофеи казаки передали на украшение Казанского собора в Петербурге. Серебряные евангелисты были изваяны именно из этого, платовского, серебра.
В Ковно, обойдя армию Нея по Неманскому льду, казаки бросились в победную атаку. Раненый маршал Ней чудом спасся от плена.
Но Платов знал, что нельзя бездумно «загонять» войска в азарте преследования. К тому же, у казака не сложилось добрых отношений с адмиралом Чичаговым, который руководил операциями. Он требовал отдыха, удобно устроившись в Ковно:
«В донских полках после беспрерывного денно и ночно преследования неприятеля чрез полуторамесячное время не более осталось казаков, как в лучшем полку полтораста человек, на таких лошадях, кои могут еще, хотя с трудностию, действовать, впрочем, сделалось много казаков больных разными болезнями, ознобивших ноги в бывшие сильные морозы, в которые я, не смотря ни на что, старался давить неприятеля, — и не мало осталось их за усталью лошадей, которые хотя и собираются к полкам, но все еще не все собрались, на что потребно время ежели не более то по крайней мере неделя».
Было и ещё одно обстоятельство: в Ковно ожидали императора. Новоявленный граф был опытным царедворцем.
Панические слухи во французской армии вызывало не только имя Платова.
Энергичным организатором партизанского движения стал Александр Фигнер, начавший войну в чинештабс-капитана. Помните толстовского Долохова? Фигнер — один из его прототипов. Отчаянный храбрец, он пылал ненавистью к врагу, мечтал (как и все партизаны) пленить Бонапарта. Когда враг занял Москву — он направился в оккупированный город. Прирождённый разведчик, авантюрист, актёр, он менял наряды, выдавал себя то за француза, то за немца (остзейское происхождение позволяло!). Пленить Наполеона ему, как известно, не удалось. Но Фигнер сумел добыть важные сведения из французского лагеря, а, покинув Москву, сколотил небольшой отряд из добровольцев.
Молодых офицеров восхищала безрассудная смелость Фигнера. Он играл со смертью, как бретёр. Но не только ради славы и уж совсем не для личной наживы. Он защищал Отечество.
Однажды семитысячный наполеоновский отряд загнал партизан в лес, примыкавший к непроходимому болоту. Французы были уверены, что русские попали в западню, из которой им живыми не выбраться. Всю ночь сторожили они партизан. С рассветом цепью со всех сторон двинулись к болоту. Но партизан на месте не оказалось. Хотели пойти по следу, но лошади сразу же стали тонуть в болоте. Французы ничего не могли понять.
Легенды о находчивости Фигнера вдохновляли армию. Однажды французам удалось прижать партизанский отряд к непроходимым болотам. Врагов — семь тысяч, фигнеровцев — горстка. Положение безвыходное! Ночью французы не смыкали глаз, сторожили партизан в западне, чтобы утром расправиться с ними. Но, когда рассвело, оказалось, что болотистый перелесок пуст. Русских и след простыл. Что за чудесное спасение? Никакого чуда не было, просто в очередной раз сработала военная хитрость. В темноте Фигнер, рискуя жизнью, по кочкам переправился через болото. В двух верстах от болота стояла тихая деревушка. Фигнер собрал крестьян, рассказал им, что к чему — и они сообща нашли выход. В два счёта (каждая минута на счету!) к берегу принесли доски и солому, расстелили дорогу в болоте. Командир первым проверил прочность настила, вернулся в отряд. Он приказал осторожно перевести в безопасное место лошадей — французские часовые подозрительных звуков не расслышали. Потом по цепочке пошли люди. Последние снимали за собой доски и передавали вперед. Даже раненым удалось выбраться из западни, даже следа от дороги не осталось. Есть ли в этой истории доля преувеличения? В боевой биографии Фигнера, Давыдова, Сеславина было немало невероятных эпизодов — ни один фантазёр такого не придумает. Сам Фигнер (как и Долохов) любил эффектную позу, умел, что называется, произвести впечатление. В одном из донесений он признавался:
«Вчера я узнал, что вы беспокоитесь узнать о силах и движении неприятеля, чего ради вчера же был у французов один, а сегодня посещал их вооруженною рукою. После чего опять имел с ними переговоры. О всем случившемся посланный мною к вам господин ротмистр Алексеев лучше расскажет, ибо я боюсь расхвастаться».
Он понимал, что шумная популярность помогает в сражении, вселяет храбрость в сердца добровольцев. Стоит обратить внимание на изящный слог донесений Фигнера. Яркий человек, во всём яркий! Мастер мистификаций, инсценировок.
В другой раз партизаны попали в окружение. Французская кавалерия готовилась к бою, Фигнер разделил свой отряд на две группы. Первая, в которую вошли кавалеристы Польского уланского полка, носившие форму, очень похожую на французскую, выскочили из леса и устремились на своих товарищей, русских партизан. Устроили перестрелку и даже рукопашную схватку. Французские наблюдатели решили, что Фигнер разбит. Пока они собирались с мыслями — партизаны исчезли. А ведь за голову Фигнера Наполеон готов был дорого заплатить. Неуловимый партизан наводил ужас на врага.
Легенды ходили о неистовой жестокости Фигнера: его отряд подчас не щадил и пленных. Война озлобила его. Современники так объясняли беспощадный нрав партизана: «Фигнер увидал однажды, как французы и поляки, забравшись в сельскую церковь, изнасиловали там женщин и девушек, распяв предварительно некоторых из этих несчастных, чтобы лучше удовлетворить свою гнусную страсть. Фигнер проник в церковь, освободил женщин, которые были еще живы и, пав ниц перед алтарем, поклялся не щадить более ни одного француза и поляка».
Боевые вылазки он не прекращал даже, когда бывалые партизаны нуждались в передышке. «Фигнер, своеобразный во всем, нередко переодевался простым рабочим или крестьянином и, вооружившись вместо палки духовым ружьем и взяв в карман Георгиевский крест, чтобы в случае надобности показать его казакам, которых он мог встретить, и тем доказать свою личность, он ходил один на разведки в то время, как все отдыхали».
Легенды о его подвигах ходили и в Европе. Он и в Германии не прекращал тайно проникать в города, занятые французами.
В заграничном походе Фигнер сформировал «Легион мести» из немцев, русских, итальянцев — тех, кто был готов сражаться с Наполеоном. Воевалпо-прежнемув партизанском стиле, с честью носил чин русского полковника. Войска маршала Нея прижали смельчаков к Эльбе… На берегу осталась только сабля храброго полковника. Воды немецкой реки сомкнулись над израненным героем.
Ему (вместе с товарищами по оружию) удалось свершить главное: враг был изгнан за пределы России!
Поэт-гусар, фронтовик (замечу попутно — самый почтенный долгожитель в классической русской литературе, он прожил почти 94 года) Фёдор Глинка посвятил ему замечательные стихи:
О, Фигнер был великий воин,
И не простой… он был колдун!..
При нем француз был вечно беспокоен…
Как невидимка, как летун,
Везде неузнанный лазутчик,
То вдруг французам он попутчик,
То гость у них: как немец, как поляк;
Он едет вечером к французам на бивак
И карты козыряет с ними,
Поет и пьет… и распростился он,
Как будто с братьями родными…
Но усталых в пиру еще обдержит сон,
А он, тишком, с своей командой зоркой,
Прокравшись из леса под горкой,
Как тут!.. «Пардон!» Им нет пардона:
И, не истратив ни патрона,
Берет две трети эскадрона…
(«Смерть Фигнера»)
Другой герой Бородинского сражения — полковник Александр Никитич Сеславин — осенью1812-гополучил в командование отдельный летучий отряд. Это его воины первыми приметили отступление Наполеона из Москвы. Отряд Сеславина преследовал французов на всём пути до границ России, устраивал засады, захватывал пленных. Не давал врагу опомниться, навязал французам круглосуточную партизанскую войну без выходных дней.
Не было воина храбрее, чем русский крестьянин — бесстрашный, терпеливый, расчётливый. Лучшие офицеры русской армии знали силу крестьянского характера, понимали, что храбрость героев — это храбрость народа. «Да, были люди…». Непобедим народ, у которого есть общие, сплачивающие ценности. Это банальная прописная истина, но в наше время её подвергают пересмотру. Потому и побеждать разучились, перегрызлись, растратили силы понапрасну.
В 1812-мгоду народ и армия были едины. Потому и удалось, несмотря на политические ошибки, изгнать сильнейшего врага за пределы страны через три месяца после Бородина. В декабре армия ожидала зимнего обмундирования в ликующем настроении: враг бежит!
Шишков уже сочинял тезисы рождественского победного манифеста:
«Итак, да познаем в великом деле сем промысел Божий. Повергнемся пред Святым его Престолом, и видя ясно руку его, покаравшую гордость и злочестие, вместо тщеславия и кичения о победах наших, научимся из сего великого и страшного примера быть кроткими и смиренными законов и воли исполнителями, не похожими на сих отпадших от веры осквернителей храмов Божиих, врагов наших, которых тела в несметном количестве валяются пищею псам и воронам!».
Кампания 1812 года растянулась непомерно. Не только французам, но и русским было непривычно воевать зимой. Страдали от голода и холода лошади — а лошади, напомню, были необходимы не только в кавалерии. Артиллерия, снабжение — это всё лошади, великие трудяги войны. В зимнее время в прежние времена велись бои местного значения, а тут под хлопьями снега решалась судьба кампании, судьба величайшего завоевательного похода.
Император не мог допустить существования французской армии в Литве. И Россия подняла меч над остатками Великой армии.