К этому трудно привыкнуть: идешь по улицам Лимассола, со всех сторон говорят по-гречески, изредка – по-английски, и вдруг во дворе большого фиолетового здания – русская речь на все голоса (преимущественно детские). Это русская школа на Кипре. Уроки закончились, толпа мальчишек и девчонок (их тут больше двухсот) выплескивается во двор, где у калитки уже стоит директор и, улыбаясь, говорит ученикам «до свидания», а родителям – «здравствуйте». За два с половиной месяца, что здесь учились наши дети, мы увидели много интересного. И постные блюда в столовой в первую неделю Великого поста, и сбор средств на лечение тяжелобольного русского мальчика, живущего в Никосии. Воображение детей поразили: добрая математичка, детская площадка на крыше для игр на переменах, обязательный предмет «Шахматы», Золушка-негритянка в американском фильме и преподававшие английский мисс Кристина и мисс Розен, не понимавшие по-русски ни слова. О специфике русской жизни и русского образования на Кипре мы говорим с директором школы «Ученики Пифагора» Еленой Николаевной Дроздецкой-Пападимитриу.
– Елена Николаевна, как возникла идея создания школы? Ведь далеко не в каждой стране, где русское присутствие даже столь сильно выражено, как на Кипре, есть русские школы.
– Знаете, был большой спрос. В свое время (школа открылась в 1999-м) было очень много людей, которые приезжали сюда временно, в командировку. Они знали, что будут возвращаться назад, и им не хотелось ломать структуру обучения своих детей. А те, кто и планировал здесь задержаться, отдавали детей в русскую школу, чтобы сохранить культуру и традиции и подучить иностранный язык.
На самом деле, в Европе таких школ всего три. Первой была лицензирована наша, потом еще одна школа на Кипре и потом школа на Мальте. Все остальные школы, которые есть в Европе, – или финско-русские, или немецко-русские, или англо-русские. Но везде сначала выполняется государственная программа страны, и только потом, дополнительно – русский язык или какой-то предмет на русском языке. И такого, чтобы была русская школа с изучением иностранных языков, нигде нет. Есть еще школы выходного дня, в которых дети изучают русский язык и то, что смогут. В таких школах работают даже не учителя, а энтузиасты, честь и хвала этим людям, которые пытаются сохранить свои корни.
Я перед Министерством образования Кипра, которое позволило нам открыть школу, снимаю шляпу, безумно благодарна за то, что услышали. Когда я на международных конференциях рассказываю коллегам, что я смогла это основать, все приходят в изумление. Никто не мог в другой стране позволить себе открыть полноценную, лицензированную школу, выдающую аттестаты. Здесь это было возможно. Но это не значит, что это было легко. Сейчас, оглядываясь назад, думаю: как я это всё преодолела?
– Почему же всё-таки создание школы здесь оказалось возможным?
– Вы знаете, у России с Кипром очень давние (уже не один век) связи. Прежде всего, церковные. Поэтому русские люди на Кипре гораздо комфортнее приживаются, чем в других европейских странах. Смотрите, две русских школы в Лимассоле, масса танцевальных школ, школа искусств, спортивные школы, магазины – всё это русское. Вывески на русском языке, русскоговорящие доктора, радио, газеты. Русский храм. Здесь столько всего! И это всего лишь остров, маленькая страна…
И у нас действительно очень много схожего с киприотами. Они нас принимают очень радушно и хорошо. Кто-то рассуждает, что это из-за денег. Но это не так. Когда произошел мартовский кризис и началась так называемая «стрижка» депозитов, меня киприоты удивили. Когда у простых людей на улице брали интервью, многие из них обращались к Правительству: «Заберите всё наше, только не трогайте русских». Скажу честно, я этого не ожидала. Для меня такое самосознание людей, что нельзя терять свое лицо, было большим откровением.
– Была какая-то поддержка родителей Ваших учеников, чтобы обосновать актуальность создания русской школы?
– У меня был опыт работы директором школы, и родители очень просили открыть свою, русскую школу. А у меня был постельный режим, потому что мне нужно было рожать уже через 2 месяца. И я про школу даже думать не думала… Но родители так одолевали, что в лежачем состоянии я умудрилась открыть школу. Первые годы работы школы мы были просто как одна семья – дети, учителя, родители. Мы чуть ли не каждую субботу организовывали выезд если не в горы, то в другой город.
Сейчас общение приобретает немножко другие формы. Люди уже, если едут на Кипр, то, как правило, к кому-то, – к родственникам или к друзьям. Совсем по-другому у них организовывается жизнь. Не так, как у людей, которые приехали 15-20 лет назад. Они меньше тянутся друг к другу. Хотя и собираются – вокруг храма, например, или в каком-то одном классе особенно дружные родители. Я не могу сказать, что здесь, на Кипре, действует русская община. Русских общин в действии вообще очень мало в мире. Люди есть, но сказать, что они между собой много общаются, я не могу. На каких-то конференциях, праздниках, да.
– А почему так происходит?
– Я не знаю. Какая-то разобщенность сегодня присуща русским людям, мне кажется. В 2005 году Госдума проводила круглый стол с соотечественниками в Париже. Я была поражена, когда услышала речь русских французов-эмигрантов. Я спросила одного из них: «А когда Вы выехали из Советского Союза, сколько вам было лет?» Каково же было мое удивление, когда он сказал: «Выехал мой прадед». Наша речь в корне отличается от речи этих людей. Настолько у них она красивая! Они всеми силами пытались ее сохранить, потому что у них была идея. Идея, что они когда-нибудь обязательно вернутся на Родину. И это очень объединяло. Современные эмигранты, наоборот, надеются на то, что они никогда не вернутся.
– Ваши ученики откуда к вам приезжают?
– Ребята из бывших союзных республик, из городов России. Москвичей очень мало. Москвичи вообще очень тяжело приживаются, потому что жизнь в Москве – это такие гонки, что не каждый может перестроиться, когда этот темп резко снижается.
– По логике вещей, те, кто приезжают сюда не временно, а собираются здесь оставаться, должны отдавать детей в местные школы, чтобы они быстрее интегрировались.
– Абсолютно верно, для того, чтобы интегрироваться в общество, нужно ходить в местную школу. Но здесь есть такой нюанс. Никто никому не может дать никаких гарантий, что вы тут останетесь. Ни Кипрское государство вам, ни вы сами. Из практики мы знаем, что у многих людей изменились планы, и они вернулись в Россию или уехали в другие страны. А дальше, если вы не остаетесь здесь, что ваш ребенок с превосходным греческим языком будет делать в России без знания своей истории, своей культуры, своей географии?
Многие разочаровались в качестве образования в английских школах. К примеру, в английских школах практически не изучают грамматику языка. Английского. И сейчас многие русскоязычные родители, отдавшие детей в английские школы, стали заниматься русским языком во вторую смену и дополнительно брать предметы на русском языке. Дело в том, что если ребенок из русской школы переходит в английскую, то он адаптируется гораздо быстрее и перекладывает знания, полученные в русской школе, на английский язык. А если ребенок из английской школы переходит обратно в русскую, возврата полноценного быть не может, потому что ребенок настолько выпадает из программы, что догнать ее практически невозможно уже через 2 года.
– А с чем это связано? Наша программа более сложная?
– Она более глубокая. При Брежневе была создана, по сути, система элитного образования. Причем доступного массам. Нигде больше так глубоко не изучают географию, биологию, химию… Наша система так построена, что одно вытекает из другого. Очень мало таких тем, которые не связаны между собой. Более того, у нас есть четкая межпредметная связь. У нас намного глубже школьные знания по программе. Это признается везде. И если бы эта система сохранилась, мы и сейчас имели бы самую лучшую среднюю школу в мире.
– Дети в Вашей школе занимаются по российским учебникам. Наш сын весь апрель учил по чтению стихи на тему: «снег растаял, ручьи побежали». При этом на дворе весь этот месяц было +30. Не возникает у детей ощущение оторванности от реальности?
– От климатических условий есть определенная оторванность. Конечно, зимы здесь практически нет. И осень дети не видят в том великолепии, в котором она бывает в России: желтые, багряные, бордовые листья. Но это не значит, что этого не надо изучать. Но, с другой стороны, мы же не будем программу переделывать из-за того, что Кипр – страна с жарким климатом. Основную программу мы берем российскую, но разбавляем ее тем, чего не хватает в нашей программе.
– Чем, например?
– Вы, наверное, уже обратили внимание на то, что у нас в программе обязательно основы православия, мировая художественная культура, шахматы, иностранные языки – английский, греческий. С 3-го класса у нас добавляется ряд предметов на английском языке. Причем мы пользуемся именно английскими книгами. Если это математика, то дети изучают ее по английской системе. Если это литературное чтение, то его тоже изучают по английской системе. И к 9-му классу они готовы сдать те экзамены, которые сдаются в английской школе для получения аттестата, для того, чтобы была возможность поступить в европейские вузы. Наши девятиклассники в прошлом году сдали математику при Британском консульстве, в филиале университета Кембридж с очень высоким результатом. Как сказали нам учителя английских школ, что и для их учеников это очень высокие результаты. Притом что в английской школе этот экзамен сдается в 11-м классе.
– Каким образом, на Ваш взгляд, это достигается?
– Высокий результат? Наша математика очень систематизирована. Сдается английская математика, но база-то всё равно наша.
Очень много родителей, которые, приезжая в англоязычную страну, ставят себе цель отдать ребенка только в английскую школу. Но не многие понимают, что язык-то ребенок набирает, но учиться на этом языке ребенок сможет только через 3-4 года. Когда ребенка подготовят к восприятию на английском языке, он учится гораздо эффективнее. Потому что ребенок уже знает материал на родном языке, и, когда у него уже достаточно хороший иностранный, ему проще переложить эти знания на другой язык.
Кстати, если наши девятиклассники не хотят сдавать A-level, они могут после 11-го класса пройти так называемый подготовительный курс при любом европейском университете точно так же, как к нам, в Россию, приезжают иностранцы, изучают русский язык, потом приступают к обучению. Миф о том, что для поступления в английские вузы нужно учиться только в английской школе, – только миф. Миф и то, что язык нужно изучать обязательно в среде. Я знаю точно, что все, кто у нас проучился несколько лет, владеют английским языком на высоком уровне.
– Ваши выпускники получают и кипрский аттестат, и российский. А в российские вузы, колледжи они поступают?
– Поступают. В прошлом году мальчик решил поступать в московский архитектурный колледж. Поступил. Я недавно разговаривала по телефону с его папой. Мальчик на самом деле очень толковый. Хотя у нас по химии, физике, геометрии, алгебре за 9-й класс он получил в аттестат тройки. В колледже у него эти предметы идут на четверки, пятерки. Его хвалят. Его наградили грамотами, отметили. Мне отрадно.
– А почему тогда в Вашей школе он получил тройки?
– Потому что отвлекся от учебного процесса, занялся фотографией, спортом, а основные предметы немного забросил. Так бывает.
Но тема оценок – отдельная тема. Есть родители, которым кажется, что их ребенок вундеркинд, а мы занижаем оценки. Современные родители чаще всего не готовы услышать: вы знаете, это предел, ваш ребенок может наработать только на эту оценку. На самом деле, мы пытаемся оценивать всех как положено. У нас было много случаев, когда приезжает отличник, а там не то что пятерка по предмету, там еле-еле тройка. А ведь ребенок не виноват. Он сам себя реально оценивать не может. Он верит в то, что оценка правдива. А потом наступает разочарование. Но ребенок должен знать о себе правду. Для кого-то это является стимулом для преодоления препятствий. Для кого-то это роли вообще не играет.
У нас очень короткая оценочная шкала. Всего 5 баллов. И я за то, чтобы она использовалась целиком (как в Германии, например). А не те три балла, ниже которых в школах в последнее время не принято ставить. Я надеюсь, что когда-нибудь министерство образования России приведет систему оценивания к определенному порядку. Коли у нас существует пятибалльная система, то все эти оценки должны использоваться. В Германии тоже всего 6 оценок, но они все в ходу. И если ты не знаешь предмет, то будь готов к тому, что единица и двойка – это твои оценки. Получаешь их, а дальше пусть вуз смотрит, брать тебя или нет. Не надо ребенка оставлять на второй год.
Несколько лет назад у нас был ученик, который приехал после 9-го класса из Беларуси. В аттестате у него стояла двойка по физике. У них было разрешено с двойкой переходить из класса в класс. Вуз не может его принять, только если физика для него – профилирующий предмет. А если он непрофилирующий, то пожалуйста – поступай.
– Мой папа учился в школе в сороковых-пятидесятых. И у них преподавал фронтовик, у которого двойку по географии надо было еще заработать. Первое время у всех были исключительно колы. В итоге географию папа знает великолепно.
– У нас тоже фронтовик преподавал, и точно такая же была история. Мы становились спиной к карте и должны были приблизительно показать указкой, где что находится. Так он нас учил.
И для меня очень важно, чтобы на протяжении обучения в моей школе ребенок научился трудиться в силу своих умственных и физических способностей. Чтобы он научился использовать свой потенциал. И если он не отличник, то это не значит, что он не самый лучший ученик. Нет. Бывает такое, что для ребенка тройка – это всё, потолок, он лучше не может. Но если я знаю, что он сделал всё, что мог, для меня это самая высшая оценка для этого ребенка. Он должен знать, что его оценивают реально. Я за то, чтобы дети со школьного возраста привыкали жить в реальном мире, а не миражами и иллюзиями. И привыкали работать над собой. Потому что если не научиться это делать в детстве, во взрослой жизни этому уже не научишься.