-На юго-востоке Украины продолжает литься кровь, в трудном положении оказалась Украинская православная церковь Московского патриархата. Националисты обвиняют ее в поддержке ополченцев, происходят гонения на ее священников и паству, раскольники при поддержке радикалов захватывают ее храмы. Как к этому беззаконию относятся в Сербской православной церкви?
— Мне трудно ответить на этот вопрос, потому что мы очень мало знаем о том, что происходит на Украине. Исходя из опыта Сербской церкви с расколами в Македонии, в Черногории, мы считаем, что нельзя смешивать церковную жизнь с проблемами мира сего, с политическими, национальными, псевдонациональными и так далее. В Церкви мы все являемся единым народом Божьим, все мы братья: как говорится в Священном Писании, «нет ни эллина, ни иудея, нет ни раба, ни свободного», даже нет «ни мужского, ни женского», все — один человек во Христе. В Церкви неважно, кто серб, кто русский, кто украинец, кто цыган. Мы все причащаемся одним Телом Христовым, одной Кровью Христовой, и, таким образом, наше родство больше, чем любое родство земное, между родителями и детьми, между братьями и сестрами. Наше родство глубже. Поэтому очень греховно и смехотворно создавать проблемы внутри Церкви на основании того, кто к какой национальности принадлежит, или где какой церковный центр, ведь это исторически меняется. У нас, например, церковной столицей был город Печ, там сейчас сербов почти нет, их силой выгнали. В русской истории, в истории Русского мира Киев является первоисточником христианства на Руси. Но исторически сложилось так, что центром церковной жизни является Москва. Так и у нас было: Охридская церковь Македонии старше Сербской церкви на Балканах, а потом она стала автономной частью Сербской церкви.
Если мы признаем порядок в Церкви, установленный, признанный всеми, это нам совсем не вредит — ни нашей жизни, ни путям нашего спасения. В этом смысле я думаю, что все, кто здраво мыслит, на украинской земле понимают, что Церковь едина, а то, что государство было единым, а сегодня не едино, — это исторический процесс, а в истории нет вечных процессов. Я не говорю о том, что именно нужно делать или о том, как будет. Этого никто не знает. Но никто не может утверждать, что снова не будет одно государство. Возможно, будут новые государства на территории Украины. Есть разные процессы и разные силы в истории, не всегда добрые силы, но мы от этого не зависим.
-Какое напутствие как архипастырь Вы могли бы дать украинским националистам и раскольникам?
— Раскольникам только одно напутствие — ничего нет дороже единства Церкви. Мы это говорим и нашим раскольникам в Македонии, и не только в Македонии, у нас есть такой же раскол на основании фанатизма, маленький, но все же раскол, есть такие группировки и в Русской церкви, и, насколько мне известно, в Греции. Из-за ничтожных ложных причин разрушать единство — это просто злодеяние, а не просто какой-то маленький грех. Это немыслимо. Святой Иоанн Златоуст говорит, что разбивать единство Церкви — такой грех, что, даже проливая потом мученическую кровь, не можешь искупить его. В Церкви никто ничем никому не мешает. В каком-то смысле каждая местная Церковь, каждая епархия внутренне свободна. Мы не имеем чиновничьих аппаратов, государственных структур. Церковь — живой богочеловеческий организм. Во внутренние отношения одной епархии или поместной Церкви не может вмешиваться даже Собор этой поместной Церкви, не может даже Вселенский собор. Только если есть какая-то проблема, или ложная вера появилась, или явный беспорядок. Я в своей жизни долго жил в Греции, тогда я принадлежал Греческой церкви, но, тем не менее, не переставал был сербом по происхождению. Если бы я проживал здесь, то был бы в Русской церкви. Нельзя переносить национальное на Церковь, Церковь сверхнациональна.
— Отделение УПЦ от Московского патриархата, о котором иногда говорят сторонники ее автокефалии, — это зло или благо, по-Вашему?
— Автокефалия имеет свои условия, исторические и церковные. Автокефалия — относительно новый феномен, который ведет свою историю примерно с IV века. Она придумана именно для того, чтобы обеспечивать единство Церкви, а не чтобы его разрушать. Сегодня те, кто все время говорит об автокефалии, ведут борьбу против единства Церкви, потому что в их голове автокефалия — это не внутренняя свобода, не ответственность за управление местной Церковью, а это у них как бы государственная суверенность. Нация с нацией не хочет соприкасаться. Но это невозможно: в Церкви все друг с другом связаны. Если кто-то является членом Московского патриархата, он автоматически принадлежит и нам, сербам, мы все вместе — одно тело, один организм. Но нашим братьям-автокефалистам это непонятно, они думают в категориях политики и земных ценностей, а не в категориях церковности. Автокефалия может произойти исторически как процесс нормального роста, созревания. Тогда это разрешается согласием всех Церквей, а не каким-то насильственным или повстанческим, бунтарским методом. Такая автокефалия не признается. К сожалению, есть разные ложные автокефалии. У нас — так называемая македонская автокефалия, одна из группировок на Украине тоже называется «автокефальной церковью». Также было в Болгарии несколько лет назад. К сожалению, это довольно частое явление именно потому, что люди думают не по-церковному, а по-светски. Если это нужно и полезно, то когда-то это сбудется, но нормальным диалогом внутри Церкви и созреванием изнутри. Никто ничего не исключает никогда. Мы тоже сказали нашим раскольникам, когда вели с ними переговоры, что об этом мы должны разговаривать все — и Константинополь, и Москва, и если это полезно, то это произойдет в свое время. А путем путча, путем насилия нельзя заставить Церковь дать вам то, что вам не дано.
— Как Вы оцениваете миротворческие усилия Украинской православной церкви?
— Конечно, миротворчество для всех нас — это святая задача. Когда у нас была война, нам помогали наши православные братья: русские, греки и остальные, помогали и честные неправославные христиане. Много делал покойный патриарх Алексий II и тогдашний митрополит Смоленский, нынешний патриарх Кирилл. Организовывали конференции, приезжали в Сараево, когда была война.
Надо помогать всем, кто страдает. Надо каждое братоубийство и кровопролитие прекращать. Это грех. Когда мы получали помощь, будь то из России, из Греции или из других стран, мы распределяли ее среди всех, кто имел в ней потребность, не делили людей на «своих» и «чужих». Помогали и православным, и католикам, и мусульманам. А на Украине проблема усугубляется тем, что там все православные, и те, и другие, и третьи, и, к сожалению, они видят друг в друге не братьев, а врагов. В этом ошибка, в этом грех. Миротворчество тут самая святая задача и помощь, поддержка всем, кто страдает, и призывы к миру и согласию между братьями, потому что каждая война между людьми в конечном итоге братоубийственна. А между родственными народами — особенно. Как у нас — между сербами, македонцами, черногорцами. Ведь практически нет границ, смешанные браки. Здесь то же самое. Кто может провести границу между Украиной и Россией? Как? Сколько миллионов русских людей живет на Украине, украинцев в России, как делить семейства между собой? И в этом смысле я считаю самым важным миротворчество, но не внешнее, не политиканское. Подлинное миротворчество призвано явить любовь и сострадание, показать всем, что мы не враги, что мы, несмотря ни на что, едины. Если исходить из этого понимания, станет ясно, что большинство этих проблем нам навязаны, они искусственны, стыдно, что они существуют. Я говорю это на основании нашего исторического опыта в Сербии, в Югославии и на основании того, что мы слышим об украинских событиях.
— Как сербы относятся к санкциям против России? Как Вы оцениваете позицию США и Европы в отношении России?
— Сербия, наше политическое руководство не приняло западного требования, можно сказать даже диктата, чтобы Сербия как страна-претендент на членство в Евросоюзе присоединилась к санкциям ЕС. Наши руководители — и президент, и премьер-министр — сказали, что мы этого делать не будем, мы живем в Европе, у нас нет общей границы с Россией, мы хотим быть вместе с остальными европейскими странами, но нас связывает с Россией вековая дружба, сотрудничество и искренняя любовь, и мы никогда санкции против России не будем вводить. Что касается руководства, этого достаточно, потому что давление на них оказывается, и, может быть, даже такое, о котором не пишут в СМИ. Что касается сербского народа, он всегда на стороне России как исторического союзника и друга и, прежде всего, народа единоверного. Много сербов во время турецкого рабства и австрийского владычества над нашими территориями нашли приют в России и на территории сегодняшней Украины. В Славянске и окрестностях, где воюют, находится поселение сербов, которые нашли там приют в XVIII веке. Славянск когда-то назывался Славяно-Сербск, сербы, правда, очень быстро там обрусели — язык родственный, вера одинаковая, так что они в следующем поколении забыли сербский язык.
После октября 1917 года миллионы русских стали беженцами, многие из них нашли приют у нас и внесли большой вклад и в жизнь нашей Церкви, и в жизнь нашей страны. Все важные здания в Белграде построили русские архитекторы. Под турецким игом у нас почти исчезло женское монашество, а благодаря русским монахиням оно возродилось, я сам знал в молодости уже очень пожилых, но очень молитвенных, духовных монахинь русского происхождения. Исторически мы так пронизываем друг друга, так смешаны между собой, что просто немыслима наша история без русской. Некоторые митрополиты в Киеве были сербского происхождения — например, святитель Киприан. Мы не принадлежим разным мирам, у нас та же самая система ценностей, та же реакция на вызовы современного мира, русский и серб одинаково среагируют, и греки тоже. Мы все являемся одним цивилизационным субъектом. Даже пресловутый Хантингтон, который говорил о конфликте цивилизаций, считал, что православные — это особый мир, он говорил, что они не вместе с нами, не вместе с западным христианством. Конечно, он преувеличил. Есть много общего между западными христианами и нами, но то глубинное единство, которое существует внутри православных народов, является жемчужиной, его не надо выдумывать, оно нам дано, здесь нет нашей заслуги, так сложилось благодаря нашей общей Православной церкви. Сербский народ — против всяких санкций, поэтому нас очень часто наказывают, не доверяют нам, считают, что Сербия никогда не будет против русских. И в этом смысле они правы. Мы никогда не будем против России. Конечно, эти выводы и решения нам не всегда приятны, но что делать!
— Как вы считаете, не являются ли украинские события провокацией для вовлечения России в большую войну?
— Бог знает! Ясно, что опасность налицо. Когда-то во времена Хрущева они боялись советских ракет на Кубе, потому что в таком столкновении время полета ракеты имеет значение, минута или две минуты. Так, для России не все равно, где натовское оружие. Особенно это важно, потому что они обманули и Горбачева, и первых постсоветских руководителей, они обещали, но это, кажется, не было должным образом зафиксировано, что НАТО не будет расширяться даже на всю Германию. И обещали твердо, что на Восточную Европу и бывшие советские республики не будет. Однако они показывают, что хотят установить свое присутствие очень близко к Москве, и ясно, что могущественная держава реагирует на это.
Особенно грустно то, что братья против братьев должны воевать. Что получают украинцы, если столкновение Востока и Запада будет на их территории? Только страдания, ужас и смерть.
Думаю, что мудрая позиция Церкви, позиция любви, мира, примирения между братьями — это единственная возможность найти выход из тупика. Войной, насилием ничего не добьешься. Иногда складывается впечатление, что в этом нашем мире насилие побеждает, но это очень поверхностное впечатление, на долгий срок этого никогда не будет. Это просто невозможно, потому что, помимо человеческой логики, насилия, несправедливости, есть внутренний моральный закон, которым Бог снабжает наш мир, нашу историю. В конечном итоге будут решать не люди, а Бог, и в этом наша надежда. А где мы находимся — там, где несправедливость и ненависть, зло или там, где любовь и справедливость, — это выбор каждого из нас и как отдельных личностей, и как народов, даже как Церквей.