Когда мы договаривались о встрече, директор Татьяна Васильевна извиняющимся голосом сообщила, что она приходит в лицей к 7.50 и встречает учеников и учителей на входе – из педагогических соображений: до 8.30 вместе с дежурным учителем улыбается входящим, а с 8.30 – стоит живым укором.
Я приезжаю в 8 утра, Татьяна Васильевна уже стоит на верху лестничного пролета. Пока детей и учителей мало, мы беседуем.
– Какие есть меры противодействия опозданиям?
– Реальных – никаких, – вздыхает Татьяна Васильевна. – Надо бы придумать что-то креативное, но пока не получается. Мы не можем не пустить ученика на уроки, например. Укоряем, ругаем, беседуем с родителями…
В младшей школе обычно говорят, что ответственность за опоздание ребенка лежит исключительно на родителях. В 1535, где дети учатся с 7 класса, в большинстве случаев виноваты тоже родители: многих привозят на машине с разных концов Москвы, и тут уж ребенок, конечно, ни при чем.
Внизу появляется девочка с ярко-розовыми, переходящими в фиолетовый, волосами. Это очень красиво, но несколько, как говорила Людмила Прокофьевна Калугина из фильма «Служебный роман», вызывающе, я вопросительно смотрю на Татьяну Васильевну, а она, сохраняя все то же приветливое выражение лица, здоровается с яркой ученицей.
– Да, – отвечает она на мой немой вопрос, – у нас двое крашеных ходят: одна розовая и одна красная. Ну что делать – относимся с пониманием, с сочувствием.
Приятный повод
Я слушаю Татьяну Васильевну и здороваюсь с учителями, многих из которых знаю двадцать четыре года. Родные лица, родная школа – и я чувствую, как постепенно наполняюсь той же радостью, которой тогда был полон почти каждый день в школе.
Эта радость, эта бешеная энергия и необыкновенно приятное чувство, что твое место здесь, где тебя любят и ждут – главное ощущение от тех лет. В начале девяностых наши учителя были молодыми энтузиастами (многие были такими, если помните). Лицей появился в 1991 году, когда в Институте стран Азии и Африки при МГУ решили открыть экспериментальные классы на базе школы-интерната №14 с углубленным изучением китайского языка. Директором интерната была Татьяна Васильевна Воробьева. При новом лицейском директоре Михаиле Геннадьевиче Мокринском она стала завучем по воспитательной работе, а затем, в 2012 году, когда Михаил Геннадьевич покинул свой пост и ушел руководить центральным окружным управлением образования, а позже – школой «Летово», Татьяна Васильевна снова заняла пост директора лицея 1535. И такой долгий срок работы в школе – отнюдь не редкость, костяк педагогического коллектива работает в лицее уже более 20 лет.
Благодаря тому, что лицей входит в 170 лучших школ Москвы, он получает грант от правительства Москвы – 15 миллионов. Основная его часть уходит на премии учителям: 7 млн выплачиваются ко Дню учителя, еще 5 – стимулирующие выплаты в течение года, а оставшиеся 3 млн идут на закупку нового оборудования. Лицей 1535 на 54 месте в Москве по зарплатам в школе, и Татьяну Васильевну очень радует, что не на первом – это вызывало бы вопросы.
– Сейчас будет звонок, – говорит директор, не глядя на часы, – вот буквально сию секу… – и из репродукторов льется мелодия «Сиреневый туман над нами проплывает». Это такой антистресс.
Скорость детей резко повышается. Татьяна Васильевна пока на них просто пристально смотрит.
Я спрашиваю, правда ли, что в 2016 году учащиеся лицея участвовали в международном исследовании PISA и показали лучший результат в мире. (PISA – международное исследование, в ходе которого проверяется читательская, естественнонаучная и математическая грамотность детей 15 лет, причем Россия, показывающая очень хорошие результаты в исследованиях TIMMS и PIRLS, проверяющих детей младшего школьного возраста, традиционно «провисает» в PISA и уходит из первой тройки аж за тридцатое место. – Ред.)
Татьяна Васильевна оживляется и вспоминает, как накануне традиционного педсовета 30 августа ей позвонили из приемной руководителя департамента образования Москвы и сообщили, что завтра в школу приедут высокие гости – московский министр образования Иосиф Исаакович Калина и руководитель Рособрнадзора Сергей Сергеевич Кравцов, и, чтобы директор не провела бессонную ночь, размышляя о причинах такого внимания, намекнули: по приятному поводу.
– Приехали, поздравили, – вспоминает Татьяна Васильевна, – очень смеялись, что мы даже и не знали, что участвуем в PISA. А мы думали – очередная метапредметная городская диагностика, они же у нас проходят постоянно.
Нина может спать спокойно
Проходит 10 минут урока – на большее время обычно не опаздывают, и Татьяна Васильевна покидает свой пост. Мы идем в кабинет директора. По дороге она кивает на коробки с брошюрами фонда «Старость в радость». Благодаря учительнице английского языка Ирине Алексеевне Петрущенковой, которая взяла на себя организацию всех возможных мероприятий и связи с фондами, лицей активно занимается благотворительностью. Например, на традиционной весенней ярмарке – празднике с участием учеников, учителей, родителей и выпускников – собрали 1 млн 346 тысяч рублей, которые передали фонду «Подари жизнь». А до этого в пользу того же фонда провели аукцион.
Накануне 1 сентября в электронном журнале администрация лицея предложила детям и родителям поучаствовать в акции «Дети вместо цветов», о том же самом говорили учителя на собраниях для поступивших. В результате, к радости Татьяны Васильевны, цветов на торжественной линейке было гораздо меньше обычного. И правда, зачем директору школы, в которой 43 класса, 43 букета?
– Теперь мы должны опять собрать денег для нашей Нины, – говорит директор.
Нина – это дополнительная нянечка, которую наняли в доме престарелых на деньги, собранные лицеем. По дому престарелых прокатилось сокращение, и у штатных сотрудников физически нет возможности почитать старикам, поговорить с ними, погулять. В прошлом году лицей совместно с управляющим советом решил, что соберет средства, чтобы дом престарелых мог нанять еще одну нянечку, и на осенней ярмарке была собрана достаточная для ее годовой зарплаты сумма. На сайте лицея любой желающий может прочитать о ней, в школе ее называют «наша Нина». Теперь лицей готовится к новой осенней ярмарке – ее называют ярмаркой плодородия, потому что все участники продают только то, что приготовлено из урожая, так что Нина может спать спокойно: рабочее место еще на год ей обеспечено.
Лицей также помогает с питанием детей и мам из регионов, которых только что выписали после онкологического лечения, волонтерствует в заповедниках, ученики ездят на реконструкционные работы – один раз даже помогали восстанавливать средневековый замок во Франции, собирают вещи, коляски, зимние куртки.
Почему лицей так много внимания уделяет благотворительности? Во-первых, конечно, благодаря тому, что есть Ирина Алексеевна Петрущенкова, которая все это организует. (Даже в мирное время, когда лицей не проводит никаких мероприятий, ее кабинет завален памперсами, книгами, игрушками, сувенирами и прочими вещами для передачи в фонды.) Во-вторых, это важная для лицея воспитательная мера, чтобы отвлечь детей от наркомании, улицы и прочих небезопасных подростковых развлечений. Лицей ежегодно участвует в тестировании на наркотики, и все последние три года, когда в лицее действует благотворительное движение, не было ни одного выявленного случая употребления.
– Нужно включить ребенка в конкретное дело, словами эффект не достигается, – объясняет директор.
– Сейчас, например, все обеспокоены проблемой подросткового суицида. К сожалению, мы не можем отвести каждого ребенка в РДКБ, где бы он увидел, как там борются за жизнь эти малявки, и навсегда бы понял цену жизни. Но наши ученики как волонтеры активно участвуют в организации «Игр победителей» (спортивные состязания для детей, которые перенесли онкологические заболевания, организует фонд «Подари жизнь». – Ред.). Нас очень активно поддерживают учителя, родители и выпускники – я видела на нашей весенней ярмарке даже первый лицейский выпуск 1993 года. И вы знаете, мы наблюдаем, как благодаря этому меняются отношения между детьми и родителями, которые делают общее дело.
Образовательные услуги или миссия?
Лицей вообще старается помочь родителям и детям лучше друг друга узнать. Например, поскольку среди родителей немало представителей интересных профессий, они приходят в школу и рассказывают о своей работе. Это, кстати, помогает школе решить и еще одну задачу: такой подход не дает родителям ощущать себя «потребителями образовательных услуг» – вот формулировка, которую в лицее терпеть не могут.
– Работа в школе – это наша миссия, – говорит Татьяна Васильевна. – А какой смысл ты вложишь в свою деятельность, такой она и будет. Если ты чувствуешь себя поставщиком образовательных услуг, то и отношение к тебе будет соответствующее.
Это ощущение миссии сложилось с самого начала, и в лицее остаются и продолжительно работают только те, кто пришел сюда с ним. Учитель 1535 не только учит, но и помогает ученику развиваться как личность, следуя одному из главных лицейских правил – «уважать в себе и в других человека». Лицейское сообщество отвергает «чистого профессионала», тут нужен человек, который живет своим делом. Такие примеры были, и неоднократно: например, в случае с математиком-методистом, экспертом ЕГЭ или с блистательным знатоком английского языка: детей не устраивали их стиль общения и отношение к ним, они жаловались, что их унижают, и лицей с этими учителями расстался.
– Когда учитель участвует не только в обучении ребенка, но и оказывает влияние на него как на человека, нет ли опасности чрезмерного сближения, утраты границ? Ведь для такого влияния нужно высокое доверие, которое достигается только при неформальном общении?
– Искусству держать дистанцию и при этом быть другом для ребенка невозможно научить, это надо чувствовать. Хороший учитель показывает детям, что можно на уроке, что – только вне урока, а что недопустимо вовсе, – говорит Татьяна Васильевна. – Это очень сложно, а поскольку учитель, пожалуй, самая массовая профессия, нельзя требовать этого ото всех. Но это возможно. Например, заместитель директора по учебной работе, блестящий учитель истории Наталья Юрьевна Червен-Водали – строгая и неприступная, но именно к ней пришли дети с идеей провести «Ночь в лицее», и она согласилась, и вместе с другими 25 учителями, выразившими желание принять в этом участие, они провели квест для учащихся по ночному лицею. Дети знают, что могут прийти ко мне, когда возникают проблемы, и приходят. Но неформальные отношения должны возникать у людей, обладающих нравственным стержнем, опытом работы и профессионализмом.
При этом Татьяне Васильевне не нравится, когда лицей называют элитной школой.
– Конечно, когда за неделю приходит 1500 желающих учиться в лицее, а мы можем взять только 300, нам приходится проводить отбор, – говорит она, – и да, мы надеемся, что готовим будущую интеллигенцию. Но мы – открытое сообщество. Мы не варимся в собственном замкнутом мирке. На базе лицея постоянно проходят олимпиады, конференции, мы часто принимаем гостей из регионов, сами учимся у других. У наших детей нет зазнайства, ощущения элитарности и избранности, мы это не поощряем.
Комфортная образовательная среда
Мы идем по школе. Здание лицея на улице Усачева постройки 1929 года – это одна из трех школ-памятников конструктивизма, построенная в первом образцово-экспериментальном рабочем районе, поэтому здание нестандартное, очень светлое, с большими окнами, с двумя крыльями. Я киваю, слушая Татьяну Васильевну, и вспоминаю, как заблудилась в свой первый же день в лицее – в поисках нужного кабинета меня занесло в спальное крыло (тогда еще были интернатские классы), и я сильно удивилась, когда открыла какую-то дверь и обнаружила за ней кровати. Теперь тут заблудиться еще проще, так как во время полной реконструкции в 2005 году с восстановлением первоначального облика к зданию пристроили еще два крыла.
В 1956 году в этом здании открылась школа-интернат с изучением китайского языка. Китайский в лицее учат и сейчас, и примерно 12 человек ежегодно поступают в ИСАА, с которым лицей сохранил традиционные связи. Вообще, поступают, естественно, абсолютно все выпускники, в основном идут в МГУ и во ВШЭ: 1535 – основной «поставщик» студентов для «Вышки».
Татьяна Васильевна останавливается возле расписания. Оно длинное и для непосвященного человека не понятное. Седьмые классы (обучение в лицее с 7 по 11 класс) не профилизируются, в параллели восьмых появляются специализированные медико-биологические классы, девятые – с предпрофилями, десятые-одиннадцатые – с профилями: историко-филологический, социально-гуманитарный, социально-экономический, экономико-математический, психологический, медико-биологический, а с этого года еще и инженерно-технологический. В лицее принята вузовская система организации занятий, и на трех предметах ученики расходятся по семинарам.
Рядом с расписанием – стенд с кубками за спортивные достижения. Учеников лицея хватает и на это, и в прошлом учебном году администрация вручила 34 золотых значка ГТО. На стенах – репродукции шедевров мировой живописи. Ни одна картина не подписана.
– Это наша принципиальная позиция, – объясняет директор, хитро улыбаясь. – Заинтересовала тебя картина – найди ее, узнай, кто художник, где она висит. Так что это и комфортная, и образовательная среда.
Полотна постоянно меняются – у лицея большие запасники: долгие годы учителя, выезжая за границу, покупали в музеях для лицея репродукции. Кроме того, в одном коридоре – работы ученицы 7 «Б» класса Юлии Деревянченко, а в другом – выпускницы лицея Анастасии Широковой, ныне студентки Первого мединститута.
Поднимаемся на второй этаж. Тут тоже стенд с наградами – за работу театральной студии, которой еще со времен моей лицейской юности руководит Елена Михайловна Крамчаткина, учитель литературы. Студия ездит с гастролями, была и в Санкт-Петербурге, и в Сочи.
Татьяну Васильевну окружает толпа взволнованных детей: они не знают, в каком кабинете у них урок, а я думаю про себя, что до сих пор радуюсь, когда вижу, что дети не боятся директора школы и могут обратиться к нему с любым вопросом.
Мы заходим в кабинет литературы, где нет урока. Две учительницы прерывают беседу и рассказывают о том, для чего в конце большого класса сгруппированы несколько парт: это для работы малых групп, удобный для некоторых уроков формат. Вообще, учителя в лицее любят двигать парты для своих педагогических нужд. Парты при этом обычные, немолодые – и ни одного следа «наскальной живописи».
– Почему у вас не пишут на партах? – спрашиваю я.
– Если ребенку есть чем заняться на уроке, он не будет писать на парте, – почти хором отвечают мне учительницы.
Раз это здесь не принято, значит, не принято. Ведь парты – это те же окна из теории разбитых окон: пока опустевшее здание стоит с целыми стеклами, никто не будет их трогать, но стоит кому-нибудь одному расколотить окно, буквально на следующий день в здании не будет ни одного целого стекла. Хотя учителя считают, что одна исписанная парта ничего бы в лицее не поменяла
Репетитор для… родителей
Мы снова спускаемся вниз и попадаем в огромную столовую. Готовят в лицее сами, и каждый день пекут пироги, которые – и я это давно знаю – очень вкусные. Урок, поэтому в столовой пусто, и мы садимся пить чай.
– Кому не стоит поступать в лицей? – спрашиваю я Татьяну Васильевну.
– Здесь будет тяжело детям, которые не получают удовольствие от учебы, – отвечает она. – Для них это будет каторга.
Я уточняю у Татьяны Васильевны: в лицее же шестидневка?
– Нет, у нас третий год пятидневная рабочая неделя, – отвечает она и, глядя на мое удивленное лицо, добавляет: – И это никак не сказалось на наших результатах. В субботу у нас проходит внешкольная работа: музеи, экскурсии, поездки, научно-практические мероприятия, конференции, часть кружков, практикум у биологов… Ну как после седьмого урока можно идти в Третьяковку? У детей 34-часовая рабочая неделя, то есть четыре раза по семь уроков и один раз шесть.
Мы третий год участвуем в проекте «Эффективный учебный план». Но при этом пока не можем изжить убеждение части учителей, что чем больше уроков, тем лучше, хотя новые ФГОСы предполагают организацию самостоятельных занятий детей. Не надо пытаться всё вложить в их голову – надо научить их тому, где они могут найти то, что им нужно.
Пятидневка не более чем в пяти школах из первой двадцатки рейтинга. Но основная причина в том, что многие из «рейтинговых» школ – физико-математические, а это более трудозатратные дисциплины: в физике и математике многое надо просто, что называется, отработать. Лицею, однако, удается и у физмата, и у экмата (физико-математическое и экономико-математическое отделения) держать высокую планку и при этом сохранять пятидневку: у них по восемь математик в неделю (и при этом еще углубленный русский и углубленный английский).
В столовую заходит учитель, здоровается и тоже идет за пирожками.
– В лицее много учителей-мужчин, как вы это объясните? Для многих школ, особенно гуманитарного направления, это большая редкость.
– В Москве зарплаты учителей возросли, и мужчины пошли в школу, – говорит Татьяна Васильевна. – Был период, когда, может, мужчина и хотел бы, но если ему надо было кормить семью, он отказывался от этой идеи. А сейчас зарплата в школе сопоставима с зарплатой в других местах. И в педагогических вузах начал медленно повышаться проходной балл, а в этом году в них впервые появились стобалльники.
Звенит звонок, и столовая быстро наполняется учениками. Их трудно назвать детьми, потому что почти все выше меня, а мальчики – вообще дяди. Один такой «дядя» подходит к нашему столу и останавливается напротив директора со скорбным видом. Татьяна Васильевна делает строгое лицо.
– Вы будете сейчас со мной говорить? – спрашивает он.
– Нет, – сурово отвечает она, – я скажу, когда тебе надо будет подойти в мой кабинет.
Школьник уходит, и Татьяна Васильевна объясняет:
– Воспитательная работа. Надо провести беседу. Учителя вчера пожаловались – по-хамски себя вел.
Она уклоняется от подробностей и продолжает говорить о школьных проблемах:
– Надо, конечно, снижать нагрузку на учителей, надо что-то делать с бюрократической составляющей учительской работы. Ведь каждое ведомство – пожарные, полиция, прокуратура – всё время пытается с нас что-то получить – и почему, скажите, нельзя сделать одну базу, куда мы будем единожды вносить всю информацию, а все, кому надо, будут ее оттуда брать? Ну ладно, мы можем позволить взять себе отдельного человека, который всем этим занимается, а регионы? Все за эту идею вон уже сколько лет, а воз и ныне там.
Я вспоминаю еще одну проблему, на которую традиционно жалуются учителя, и спрашиваю Татьяну Васильевну: правда ли, что в 10 классе учеба заканчивается и начинается натаскивание на ЕГЭ?
– Это не про нас, – говорит она. – ЕГЭ можно хорошо сдать, только если ребенок готов содержательно, если он хорошо освоил предмет. Да, мы знакомим его с форматом ЕГЭ, но для этого у нас есть два дополнительных часа в неделю.
По словам директора, высокие баллы лицеистов на ЕГЭ – в основном заслуга школы: по русскому почти ни у кого нет репетиторов, по английскому немного, по математике больше, в зависимости от выбранного вуза. И репетитор часто нужен не столько ребенку, сколько родителю, который считает свой долг исполненным, если он взял ребенку репетитора, сделал всё, что мог.
– Первые годы мы очень переживали из-за репетиторов, хотели чистый результат: чтобы дети поступали только со школьным багажом, но психологию родителей не перебьешь. Многие дети сами бы прекрасно всё сдали, репетиторы им не нужны – нет, и родители втискивают в последний школьный год еще и это. А мы стараемся не натаскать на ЕГЭ, а дать всестороннее развитие, потому что понимаем, например, про ребят медико-биологического направления: химию они будут еще учить пять или шесть лет в вузе и потом, возможно, всю жизнь, а литературу больше никогда.
Пока Татьяна Васильевна рассказывает, я рассматриваю учащихся. Веселые нормальные девчонки и ребята, улыбчивые и приветливые. Здесь нет детей, для которых учеба – это вся жизнь: у них хватает времени и на спорт, и на театр, и на книжки, но им страшно интересно учиться, они увозят коробками грамоты с муниципальных олимпиад (до 800 штук), все во всем участвуют и стабильно получают высокие баллы на ЕГЭ (в 2016 году 70 выпускников лицея получили медали от правительства Москвы – это цифра, сопоставимая с результатами городских округов).
«Если мы остановимся и будем почивать на лаврах, все на этом закончится»
В коридоре мы встречаем заместителя директора по учебной работе Наталью Юрьевну Червен-Водали. С Натальей Юрьевной я знакома вообще уже почти тридцать лет, с тех пор, как она вела у меня историю в школе 1255 (ныне лингвистический лицей 1555 при МГЛУ). Последние 13 лет она работает в лицее 1535. И хотя у нее, как и у всего руководства лицея, в начале учебного года нет времени, мне удается на пару минут отвлечь ее от дел и задать вопрос: как она объясняет тот факт, что лицей шестой год подряд занимает первое место?
– В первую очередь это заслуга коллектива учителей, который Михаил Геннадьевич собирал постепенно. Наши учителя очень много работают и склонны к самопожертвованию, к концу года все они как выжатый лимон, причем не столько из-за нагрузки, сколько из-за отношения к своей работе. Например, я – учитель истории, в прошлом году выпустила двух стобалльников, средний балл моих выпускников – 94, и мой муж всегда удивляется: «Ты преподаешь этот предмет около тридцати лет, почему ты всё время готовишься к каждому уроку?» Потому что я всё время что-то меняю, совершенствую. Всё, что можно сделать для детей, наши учителя стараются сделать, жертвуя своим свободным временем, семьей, здоровьем, в конце концов.
Второй фактор – то, что мы отбираем талантливых детей. Но мы – не единственная школа с отбором из первой двадцатки рейтинга, есть и такие же большие школы, как наша, и даже больше, поэтому секрет успеха – не в этом. Дает результат система профильного обучения, которая создана в лицее: мы идем за запросами детей и родителей. Когда я пришла сюда 13 лет назад, здесь было только два профиля: социально-экономический и историко-филологический, сейчас – семь. Плюс у нас предпрофильная подготовка в девятых классах – это готовит их к восприятию к предметам на профильном уровне. Кроме того, у нас создана очень удобная система подготовки наших детей после уроков к ОГЭ и ЕГЭ, абсолютно бесплатная.
Ну и, наконец, мы не думаем о первом месте, а просто работаем. Этой фразой я начинаю каждый педсовет. Если мы остановимся и будем почивать на лаврах, всё на этом закончится, поэтому мы постоянно развиваемся. Например, чувствуя, что появился запрос в этой области, мы в этом году открыли в пилотном режиме инженерно-технологический профиль, и его частью будет информационно-технологическое направление. У нас будет третье здание на Таганке, мы ждем окончания полной его реконструкции и оснащения под этот профиль, пока открыли направление в старом здании на Усачева.
Мы всё время следим за трендами, за изменениями запросов. Это мой ответ на вопрос, почему мы первые. Хотя я всегда внутренне этому удивляюсь – ведь я знаю, сколько у нас недостатков… Первое место очень непросто достается, и я всегда говорю: наверное, лучше бы было второе – тогда бы и спрос с нас был меньше. А грант у первой двадцатки одинаковый: всем по 15 млн.
«Мне нужно, чтобы они на уроке работали, а не боялись»
Иду на урок физики к Андрею Юрьевичу Хотунцеву, который двадцать с лишним лет назад учил меня этому предмету, с которым выпито не одно ведро чая и не один десяток часов проведен в жизненно важных беседах.
В лаборантской – каморке за кабинетом физики – как и двадцать лет назад, на перемене толпа детей. Два учителя, и всего десять минут, чтобы с ними что-то обсудить вне урока.
У Андрея Юрьевича семинар, на который он заходит с пустой коробкой под мышкой. Он торжественно ставит ее посреди своего стола, и дети безропотно кладут туда на время урока свои смартфоны. После чего он дает им задание, и мы тихо разговариваем.
– Лицей живет и выживает благодаря тому, что мы сложились как коллектив более двадцати лет назад. Новые учителя проходят очень мощный отбор – либо остаются и становятся такими, как мы, либо уходят. Всё держится на традициях: мы просто продолжаем делать свое дело, и благодаря тому, что мы на верхушке рейтинга, нас не трогают. Еще один важный момент – нас никто никогда не пытался сломать: никогда не приходил директор, не бил кулаком по столу и не говорил: с завтрашнего дня вы делаете только так. Михаил Геннадьевич Мокринский собрал хороший коллектив и никогда им особо не командовал, мы самоорганизовались. Это как в Древнем Китае: император вообще не должен отсвечивать, идеальный император – это тот, который ничего не делает, а мир живет сам, естественным образом. И он никогда не подставлял нас под чиновничьи инициативы. А когда он ушел и директором стала Татьяна Васильевна, мы заняли первое место, и нас уже нельзя было трогать: к нам никого не присоединили, не навешали детских садов.
Кто-то тянет руку, и Андрей Юрьевич на время меня оставляет. Дети негромко переговариваются, щелкают на старых добрых кнопочных калькуляторах.
– Никогда не возникало желания уйти? Все-таки двадцать пять лет на одном месте…
– Я и уходил, не уходя – работал совместителем. Нет, не возникало. Я из тех, кто делал этот лицей.
– И все-таки в Москве много специализированных физмат школ…
– Минуточку – у меня физмат классы! Уже третий выпуск был в этом году. В первом выпуске пять человек пошли на физфак, в этом году пятеро ушли на мехмат. Пока в лицее был только гуманитарный профиль, мы окрепли, поумнели, поняли, что надо делать с физикой, и когда возникла такая возможность, открыли направление. Я не сторонник американской точки зрения, что надо раз в пять лет менять работу. Наоборот – если человек правильно врос в систему, зачем что-то менять? Каждый из нас – часть этого лицея, и без каждого из нас он уже не будет таким. И у нас никогда не было такого, что всё держится на директоре, поэтому когда Мокринский ушел, лицей остался стоять.
Перед лицеем, по словам Андрея Юрьевича, не стоит задача воспитать гения.
– Это Вторая школа работает с уникальными детьми, они создают им соответствующую среду, выращивают и так далее. У нас другая цель – дать вменяемым детям возможность показать вменяемый результат обучения. Ты сама здесь училась и помнишь: не учиться в лицее всегда было смешно. Если в обычной школе «ботаника» часто затравливают, то здесь белой вороной выглядит тот, кто не учится. Довольно сложно объяснить, как и почему это происходит, и передать наш опыт почти невозможно. Конечно, я могу дать свои задачи, но не смогу объяснить, как я добиваюсь того, чтобы они вот так сидели и работали.
– В самом деле, как?
– (задумывается) Ну, придумываю новые хохмочки…
– Новые что, простите?
– Хохмочки. Я вообще считаю, что физика – это самый веселый предмет, они у меня постоянно смеются на уроке.
– Да? Что-то я не помню, чтобы мы веселились на физике.
– Я с тех пор поумнел. Знаешь, чем больше разница в возрасте, тем больше понимаешь, что это должно быть весело. Ну посмотри на них – пришла детвора, что, я буду с ними серьезно разговаривать? Благодаря этому они приходят и уходят с хорошим настроением, а это 60% успеха. Они с удовольствием идут сюда, потому что знают, что здесь будет интересно и весело, к тому же я им говорю: учите физику, иначе вас везде будут обманывать.
Урок закончился, дети разбирают из коробки телефоны. Андрей Юрьевич радостно сообщает, что еще пара уроков – и он может ехать на Горбушку: в коробке остались два бесхозных смартфона.
Следующий урок – физика в целом классе. Огромные окна, и кабинет, несмотря на жалюзи, полон ясного сентябрьского света. Пытаюсь вникнуть в то, что Андрей Юрьевич рассказывает, рисуя на доске, – векторы, теорема синусов, теорема косинусов. Пока я с любопытством рассматриваю рисунок, Андрей Юрьевич продолжает объяснять:
– Но у этого метода есть одна, как бы ее назвать…
– …особенность, – тихо заканчивают на заднем ряду.
– …особенность, – говорит Андрей Юрьевич.
Задний ряд радостно фыркает. Дети не меняются.
Он раздает листки с заданием и снова подходит ко мне. Мы еще некоторое время общаемся, затем он вызывает к доске девочку и предлагает ей решить первую задачу, а сам продолжает сидеть со мной.
– Не боитесь, что ей будут подсказывать?
– Не будут. Во-первых, мы с ними договорились, что они учатся честно и для себя. Во-вторых, нет смысла: я не ставлю оценки за ответ у доски. Мне нужно, чтобы они на уроке работали, а не боялись. Я сделал всё, что мог: подготовил для них карточки, всё рассказал, ответил на вопросы, раздал задания – дальше они сами. Я не проверяю домашние задания – у нас это еженедельно делают по очереди два ученика.
У детей снова вопрос – параллелен ли вектор основанию треугольника, и Андрей Юрьевич тем же легким спортивным движением, как и двадцать лет назад, встает с дивана, на котором мы сидим, и идет к ученикам, потом опять возвращается.
Дети вполголоса обсуждают друг с другом задачи.
– Не мешает этот постоянный шум?
– Им нет, а я за годы научился его игнорировать. Раньше мог наорать…
– Что надо сделать, чтобы вы сейчас рявкнули на ученика?
– Даже не знаю… Сейчас я перехожу на шепот, когда надо заорать.
В классе начинается дискуссия, и Андрей Юрьевич снова уходит.
– Как школе удается не стать закрытым «элитным» заведением?
– Думаю, нам помогает то, что мы всё время находимся во внутренних сомнениях, всё время подозреваем себя в том, что могли бы дать больше, сделать лучше. Мы понимаем, что рейтинги условны, и продолжаем делать то же, что делали раньше.
– Не жалеете, что ушли из науки? Вы же до школы работали в МАИ…
– Нет, не жалею. Я попал куда надо и занимаюсь чем надо. Знаешь, как говорят китайцы: сделайте хобби своей работой, и вы не будете ни дня ходить на работу.
Урок кончается. Дети разбирают телефоны из коробки и расходятся, но двое застряли, спорят о чем-то, потом обращаются к учителю:
– Андрей Юрьевич, у вас есть маркер?
Маркер находится, и они начинают увлеченно писать на доске какие-то формулы, вырывая друг у друга фломастер. Андрей Юрьевич смотрит на это спокойно, как на привычную сцену, я – затаив дыхание. Наконец уходят и они, прощаюсь и я.
Напоследок заглядываю в кабинет директора – у нее начинается совещание по поводу выпускного.
– Выпускной? В сентябре? – удивляюсь я. Учителя строго смотрят на меня.
– Да! А надо бы – в августе!
Лицей живет, работает, кипит новыми идеями каждую минуту, и отсюда, как и двадцать лет назад, по-прежнему очень сложно уйти. Но, кажется, я наконец поняла, почему: здесь действительно любят и ждут своих детей, которым очень интересно учиться и которых очень интересно учить.
Ксения Кнорре Дмитриева
Фото: Вадим Кантор
