Татьяна работает мамой. У нее пятеро детей, успевших побывать в казенной системе, а теперь живущих с нею в коттедже на окраине Пскова. Мы беседуем о том, как в Детской деревне-SOS проходят будни и начинаются дружбы, возможно ли излечить травмы, нанесенные детдомом, и почему SOS-мама не может плакать.
Детские деревни-SOS (сокращение от social support – «социальная поддержка») изобретены в Австрии после войны. Здесь не разлучают братьев и сестер, дети живут в домах с мамами по 5-8 человек, у каждой SOS-семьи свой уклад, традиции и бюджет. В России сейчас шесть детских деревень и шесть домов молодежи для ребят от 16 лет, 400 детей в SOS-семьях и около 2000 под опекой.
Путь взрослого в детскую деревню
– Как вы узнали, что можно устроиться на «работу мамой»?
– Когда моя вторая дочь вышла замуж и у нее родился ребенок, у меня стали появляться мысли, не взять ли ребеночка, но я их отметала и не продумывала до конца. И вдруг в автобусе я слышу объявление, что в Детскую деревню-SOS требуется мама-воспитатель.
Но там было условие – с педагогическим образованием. Я, опять же, подумала, что у меня нет образования, и отодвинула этот вопрос. А моя знакомая говорит: «Ты пойди, узнай. Мне кажется, это твое».
– И как прошло собеседование?
– На первом собеседовании Елена Владимировна Орлова и Валентина Семеновна Федькина спрашивали меня, кем я мечтала быть в детстве. Я говорю: «Вы знаете, я после восьмого класса хотела поступать на воспитателя, но меня мама не отпустила. Поскольку мне было 15 лет, я ее послушалась». Мама сказала: «Я плохо себя чувствую. Если я умру, я буду спокойна, что ты сыта – иди на кондитера».
– И вы согласились?
– Я пошла учиться по послушанию, но мысль о детях никогда меня не оставляла, и всегда дети были вокруг меня. Однажды в школьном лагере у нас были четыре класса, и с нами был 4–5 летний сыночек учителя. Из всех этих четырех классов он выбрал меня и весь этот сезон со мной проиграл, даже жениться на мне собирался. Я поняла, что действительно у меня есть какой-то подход к детям.
– Как друзья и близкие отнеслись к решению работать мамой?
– Сначала все знакомые удивились. Но я ничего им не могла объяснить, потому что еще не прошла практику, сама мало понимала. Когда я приехала на практику, у меня был один восторг, особенно по сравнению с перегрузом на прошлой работе.
– Вы так и работали по специальности кондитером?
– Нет. Кондитером я не очень долго работала. Поскольку бывший муж военнослужащий, то мы много ездили. Служили в Польше (там у меня родилась старшая дочь), в Литве (там родилась младшая). Потом служили за Полярным кругом в Мончегорске. Я работала там, где были места.
В Детскую деревню-SOS уходила из «Нильсона». Занималась с компьютерами, изучала движение товаров в торговых точках по всей Псковской области, и была очень перегружена. Даже в тот день, когда я уезжала на практику, я бросила компьютер, позвонила знакомой: «Ира, пожалуйста, заархивируй мне все, что там есть». И оттуда я как в рай попала. Такая тишина, такой покой!
– Знакомые и близкие сначала удивились, а потом?
– Старшая дочь сказала: «А что, мама, давай». Она уже тоже замужем была. Знакомый из церкви у меня был, Сережа, он сказал: «Своих воспитала – и чужих воспитаешь». Во всяком случае, никто мне ничего плохого не говорил. Некоторые удивлялись: «Там надо жить? Ты не будешь уходить оттуда?» Но почти все сказали: «Это твое, у тебя получится». Хотя мне иногда кажется, что у меня ничего не получается.
– Те дружбы, которые были, сохранились?
– Да.
– Но ведь сил и времени на внешний мир стало меньше?
– Сил стало меньше. Но дружба никуда не девается. С Иркой, с которой дружим с пяти лет, мы так и дружим до сих пор, хотя встречаемся сейчас очень редко – может, раз в год. Созваниваемся. У меня трое внуков, я в отпуске не сильно скучаю. Вообще, друзей с годами меньше становится, и ценишь их по-другому, и налаживать отношения сложнее. Приятельствовать можно уже со всеми, а вот друзья…
В молодости легко: все – друзья. А потом, чем ты старше, тем их меньше. В 50 лет я подружилась только с женщиной, которая раньше была в моем доме «тетей» здесь в деревне, помощницей. Она год отработала и ушла, но мы с ней до сих пор поддерживаем отношения.
Школа мам
– Подход к детям у вас был от природы, а чему пришлось научиться в школе мам?
– Очень многому. Во-первых, у нас были высококлассные специалисты из санкт-петербургского «Иматона», они очень доступно рассказывали нам серьезные вещи. Мы прорабатывали вопросы детского воровства, гиперактивности, например. В отличие от тех, кто имел педагогическое образование, для меня многое было открытием.
Допустим, для меня было откровением, что у ребенка 13 «каналов», и можно развивать их все. Например, интеллектуальный канал – это канал, который, в основном, развивают все. Есть творческий, есть вестибулярный. Можно не зацикливаться на чем-то одном. Потому что интеллектуальный канал может развиваться всю жизнь вплоть до старости. А другие уже невозможно будет развить.
Нам в школе мам приводили пример – как-то в Томилинской деревне-SOS были два аспиранта, которые с детьми, как педагоги, казалось бы, не занимались. Например, они ведут ребят в лес и там шуршат с ними опавшими листьями. У детей спрашивают: «Что вы делали?» Дети говорят: «Шуршали листьями». Что это за развитие детей? Аспирантов уволили. Но потом все поняли, что они делали что-то необычное, открывали в детях что-то особенное. Потом я как-то вышла осенью, специально походила по опавшим листьям и пошуршала. Правда, это так здорово! Это мне, взрослому человеку, а уж детям-то тем более!
– Пригодилось то, что в школе рассказывали?
– Да, пригодилось. Например, Аркаша – мой самый младший мальчик – очень активный, быстро возбуждается. Я просто отправляю его на улицу, когда ему это нужно, там он выплескивает энергию. Дома уже не сильно выплеснешь: и народу много, и акустика проницаемая. Если бы было потише, ему, может быть, полегче было бы.
Много помогает та практика, которую мы проходили в Томилино. SOS-мама Нина Васильевна в Томилино – очень спокойная, очень доброжелательная, веселая женщина. Мы с ней проговорили, наверное, часов пять сразу, как я приехала. Хотя в Москве сложно: там в деревне были 15-ти, 16-ти, 17-тилетние детки. Но меня это особо не напугало. Таким образом, я попала сюда и задержалась.
– Трудно было начинать новую жизнь?
– Недавно на планерке Игорь Иванович, наш директор, говорит: «Все деревни шли очень сложным путем, были недостроенные дома, годами мамы работали на квартирах». У нас всё с самого начала было идеально. Видимо, действительно, псковская земля благословенна. 23 февраля я написала заявление, 22 марта меня пригласили на собеседование, 22 апреля я уже уехала на практику. И 20 июля мы уже здесь, в соседнем доме подписывали договоры. Такой четкий порядок может быть только у Бога. Это меня восхищало, это и сейчас вдохновляет, потому что я понимаю, что Он ведет меня на этом пути. Это был 2009 год, а деревня открылась в 2010.
– То есть вы здесь с самого начала, как эта деревня основана?
– Да, три месяца у нас здесь же была школа мам. После практики в детской деревне-SOS в Томилино в Подмосковье, которая работает уже 18 лет, я приехала сюда посмотреть на наши дома. Некоторые были достроены, других вообще и площадки не было. Вся красота наводилась при нас.
Дети: знакомство
– Итак, деревня заработала четыре года назад…
– Три с половиной года назад сюда приехали дети.
– Сколько сразу детей у вас оказалось?
– Двое. У нас было пять дней на подготовку дома, и сразу привезли двоих маленьких – брата и сестру. Аркадию был год и восемь, а Вике два и восемь. Через три месяца я уже почувствовала, что я могу принять еще детей. И пришли еще трое – два брата и сестра. Миле было пять, Вите девять, Олегу десять.
Сейчас у меня нет ощущения, что я могу кого-то взять, хотя в доме есть свободная кровать для мальчика. Но если бы мне сказали сейчас, что нужно принять хоть одного, хоть и очень хорошего, я почему-то не хочу. Я даже не могу понять сама, почему. Наверное, маленького мальчика, какой сможет жить с Аркашей, я уже никак не потяну.
– Верно ли, что первые дети запоминаются больше всех?
– Я бы не сказала. Они просто были маленькие и сильнее нуждались во мне. Аркаше я мыла попу два года, потому что он в этом нуждался. А у старших – требования другие.
– По вашему ощущению, лучше, когда дети появляются в SOS-семье по нескольку или по одному?
– Я думаю, что лучше так, как есть. У нас есть семьи, где дети приходили три раза подряд по одному. Все равно это перестройка всей семьи. У нас есть одна мама – ей сразу четверых привезли, причем у нее своих не было. Ей тяжеловато было поначалу, досталось. Она говорит, что лучше бы было сначала двое, потом еще двое.
Знаете, это как в роддоме. Пока он еще не родился, ты не представляешь, что с ним делать. А родился, прожил день, два, три – уже на четвертый день ты все знаешь. Интуиция включается очень быстро.
– Теперь все пятеро считают, что они между собой братья и сестры?
– Я не могу сказать, что они это стопроцентно чувствуют. Но я время от времени об этом говорю. Вика с Милой живут в одной комнате, и у них возникают ссоры. Я Миле (она старше) говорю: «Ты понимаешь, что Вика, если вы будете в хороших отношениях, – это твоя подруга на всю жизнь». Но пока у них не получается заводить друзей, в том числе вне деревни.
– Ваши SOS-дети называют вас мамой?
– Да, все. Когда они приехали, мы сразу договорились, что они меня могут называть, как угодно: тетя Таня, Татьяна Николаевна, мама, Таня – как им проще. Когда Мила приехала из детского дома, у нее все «мамы» были, даже психологи. А Олег полгода не называл меня мамой, и я думала, что он и никогда не будет. Ведь Олег знает своих родителей, все-таки ему было уже десять лет.
А прошло лето, они съездили в лагерь, и по возвращении он стал называть меня мамой. У нас с Олегом сейчас сложные отношения: все-таки он в переходном возрасте, ему исполнилось 13 лет, периодически у нас возникают разборки. Но начало положено, а как дальше жизнь повернется – никогда не знаешь. Витя быстро стал называть меня мамой. Маленькие – само собой.
– Ваши SOS-дети знакомы с вашими родными дочками, внуками?
– Да, мои приходят в гости – не очень часто, но ведь тут гулять очень хорошо. Пятилетнего внука выпускаю на территорию – за ним можно даже не смотреть, а мы хотя бы с дочкой пообщаемся. Оба маленьких немножко ревнуют к родным внукам, хотя я им специально поводов не даю.
Детей не выбирают?
– Вы говорите, что сейчас не готовы принять шестого ребенка. SOS-мама имеет право отказываться от ребенка, выбирать?
– SOS-мама может отказаться. Но если надо будет, то, скорее всего, я все-таки возьму шестого, потому что я понимаю, что жизнь не всегда течет так, как мы думаем. Бог ведет таким чудным образом, и может иногда показаться, что и напряг, и ненужно, и суетливо. Порой я рассержусь, думаю: Господи, да что же я тут делаю? Зачем это все нужно? Но это и в родной семье бывает, потому что, когда детей много, ты вообще себе не принадлежишь. А здесь ты особенно не принадлежишь себе, потому что у детей все очень сложно. Психологи говорят, они все время будут брать внимание и никогда им не насытятся.
– Бывают сложности, с которыми, как кажется, невозможно справиться?
– Поначалу мне казалось, я дам им всё: я же могу, у меня же что-то есть. Но я даю, а они порой не берут. Как в пустоту. Начинаешь поиск путей. Наверное, этот поиск никогда не закончится.
– Аркадий и Вика попали к вам маленькими и не помнят казенной системы. А старшие?
– Они пришли после детского дома, где прожили в общей сложности год.
– Есть общепринятое мнение, что детдомовская система калечит. Вы видите в своих детях последствия года в интернате?
– Я вижу, что последствия остались. Пока, во всяком случае. Я не знаю, что будет дальше. Я молюсь за них, я верю, что Бог что-то сделает. Но ребенок, вообще-то, даже и знать не должен такие вещи, которые они переживали. Это где-то в них запрятано, они сами не понимают, где, и в какой момент оно вылезет из подсознания. Иногда они странно реагируют или что-то делают, а почему – непонятно.
– В смысле – странно?
– Ненатурально. Словно ведут себя так, как думают, что взрослым нужно, чтобы они себя именно так вели. Три года я говорю: давайте вести себя естественно с утра и до вечера. Тебе тоскливо – ну и веди себя так, улыбки не нужны, мы здесь не на сцене, никакой спектакль не играем. Мы живем своей жизнью. Грустно тебе? Плачь, ради Бога. Наплачешься, покричишь – тебе, может быть, станет полегче. Я им говорю, что мне тоже бывает плохо.
– Тоже плачете?
– Здесь я почему-то не плачу – я не знаю, почему. Иногда думаю «поплакать бы», а не могу. И не потому, что я себе не позволяю. А дома я плачу. Психолог мне говорит: «Вы, наверное, себе не позволяете?» Я отвечаю: «Вроде нет. Я бы с радостью, кто мне мешает? Поднялась свою в комнату, и реви там хоть всю ночь, никто тебя не потревожит». Нет, это что-то другое, я не могу еще сказать, что.
Я не думала, что будет так сложно. Мне казалось – дети, они и есть дети. Нет. В них столько всего намешано, что не всегда даже понимаешь, зачем это им нужно. С мальчишками попроще, они все-таки по природе более открытые. Хотя у меня же две родные дочки, и мне должно быть легче с девчонками. Я их понимаю, они меня понимают. Я им могу дать что-то, научить вязать, стихи писать.
А мальчишек я в этом плане мало чему могу научить. Но мальчишки – проще. Я и работала в мужских коллективах. Действительно, с мужчинами проще общаться. Они два-три слова скажут, и все ясно.
Я, бывает, полночи какую-нибудь мысль вынашиваю, наутро расскажу, а муж мне два-три слова скажет, и все, и весь мой план рухнул. Женщины, видимо, эмоциональные, они много придумывают. У мужчин всё четко и конкретно. Иногда нужно отставлять эмоции в сторону. Психолог мне однажды сказала: «Если вы контролируете детей, это надо делать не эмоционально, потому что когда контроль на эмоциях – он воспринимается как агрессия». Для меня это было открытием, но это так.
Может ли работа быть домом, а дом – работой?
– Слово «дом» вы относите к своей квартире, к маминой, к дочкиной?
– Когда моя мама звонит: «Ты где?» – то я говорю: «Дома в деревне». Если это выходной и я говорю «дома» – это я у себя дома. Если у дочерей, говорю – «у Ксюши» или «у Кристины».
– «Дома» вы плачете – это где?
– Дома – все-таки у себя дома.
– Детская деревня остается работой или становится домом?
– Это, наверное, «дом – работа», а там «дом – дом». Потому что здесь в любом случае работа: у меня здесь трудовая лежит, и там что-то записано. Но если это только работа, тогда здесь невозможно жить, нет смысла растить эту рассаду, сажать эти цветы, ухаживать за ними.
У меня есть стихи, что чужих детей растить – как цветы: не залить его, не пересушить, вовремя пересадить, вовремя подкормить. Правда, растение, если сгнило, можно спокойно выкинуть, и никаких проблем не будет. А здесь духовное сеяние, поэтому такие высокие требования к себе, которые трудно соблюдать. Ведь любой человек грешен, и грех впереди нас бежит.
Дети-пылесосы и эмоциональное выгорание
– Что самое трудное в работе?
– Труднее всего то, что много эмоционального напряжения. Мы живем здесь уже больше трех лет, и мамы делятся, что мы уже не такие, какими мы пришли.
– Накопилась усталость или пришел опыт?
– Есть такое понятие – эмоциональное выгорание. Для меня остается загадкой, как этого избежать. Я видела мам, которые работают в детской деревне-SOS в Томилино 15–17 лет. Физически, конечно, они тоже устают, но по-прежнему у них яркие душевные порывы. На тренингах они говорят: «Мы еще года на два, на три планируем», – смотришь на них и сам загораешься. Откуда они берут энергию?
– Но выгорание бывает даже у священников. У меня не вызывают доверия те, кто говорит, что выгорание – это просто уныние. Мол, кайся в грехах, и не будет у тебя никакого выгорания. Как считаете вы?
– Грехи будут до гробовой доски. К эмоциональному общению с детьми грехи не имеют никакого отношения. Допустим, есть мой грех, над преодолением которого я тружусь 16 лет, – он никаким образом не влияет на мои эмоциональные отношения, например, с Милой. Это мое дело с Богом, мой личный грех, и моя духовная работа.
Меня больше угнетает мое собственное общение с детьми на простом, даже примитивном уровне: убери носки, убери колготки, почему грязная одежда. С одной стороны, я бы могла, может быть, не обращать на это внимания. Я много думала об этом. С другой стороны, я не могу позволить, чтобы ребенок вырос неаккуратным, правда? Хотя психологи говорят, что это не наше дело, и в чем-то ребенок должен быть свободен. Я согласна, что должен, но как определить эту грань, когда я могу вмешаться, а когда не могу? Раз я здесь, я должна их направлять, корректировать их развитие.
Наш директор Игорь Иванович часто нам говорит: «Ваш ребенок будет все делать точно так же, как вы». Я отвечаю: «Нет, Игорь Иванович, у меня две родные девочки, они совершенно разные». Это же не значит, что я одной что-то говорила, а другую в сторонку отводила, чтобы она не слышала. Нет, они слышали и видели меня одинаково.
Но старшая моя книжки на полку поставит лучше, чем я, аккуратнее, – я всегда удивлялась. А младшая и заморачиваться не будет: зачем обращать на порядок какое-то особое внимание. Это другой человек. Но моя совесть чиста: я и ее учила как хозяйку. Зато она готовит прекрасно.
Здесь мы принимаем детей, но не знаем, что в них вложено. Что-то ребенок возьмет от нас, что-то услышит. Может быть, когда Миле будет 20, она будет что-то брать от меня, а сейчас она не согласна, и в 15-16 лет будет бунтовать. Когда ей будет, может, 30 лет, она скажет: «Да, мама Таня была права в том-то или в том-то». Наверное, это будет тогда самой большой и главной похвалой для меня.
– Все-таки, кому-то же удается не допустить выгорания?
– Думаю, что не допустить его невозможно. Я думаю, что выгорание – это та «потеря души», о которой в Евангелии сказано, что вся разница в том, ради чего ее терять. Верующий теряет ее для Бога, бизнесмены для денег, и потерявший ее для Христа и Евангелия ее обретет, а ради мира и денег – потеряет навсегда. Ты затрачиваешь эмоциональную энергию, неизбежно сгораешь. Может быть, она когда-то вернется, я не знаю.
– Выгорание же не равно хронической усталости.
– Нет, не равно. От него не отдохнуть. Но его невозможно не допустить, потому что дети – как пылесосы. Когда я прихожу после выходных, еще часа два или три я веду себя, как нормальный человек. А когда прихожу из отпуска, я нормальная дня четыре. Я даже детям говорю: «Мальчишки, запомните: вот такая я – настоящая. Я такая везде в других местах». Но наступает такой момент, когда тебя выведут из тебя, из настоящей, и всё – ты уже становишься какой-то ненастоящей. Наверное, утечка энергии происходит именно тогда, когда ты ненастоящая. Как ее восполнять?
– Ненастоящая вы – более дерганная?
– Да, более дерганная, саркастическая. Часто я говорю такие слова, которых в первый день после отпуска я бы точно не сказала. Я бы совершенно по-другому прореагировала: «Молодец, но надо не так, давай исправим». Но их много, они говорят втроем, они порой даже не слышат себя.
Будни и выходные SOS-семьи
– Как проходит ваш обычный будний день?
– Будни я люблю. В семь часов мы все просыпаемся. Маленьких я в течение получаса собираю и отвожу в садик, здесь недалеко. Олег старше, учится в другой школе, далеко. Ему нужно минут 15, чтобы собраться, а завтракает он в школе. Мила с Витей завтракают и уже в восемь часов выходят в свою школу, им недалеко, они идут вдвоем. Я как раз возвращаюсь в восемь из садика. Я люблю будни, потому что всегда есть время для себя. Я утром что-то включаю, слушаю в интернете, даже если убираю или готовлю. Это даже не труд, ты делаешь это как у себя дома, не эмоционально, никто не напрягает.
– Общего завтрака и обеда по будням не бывает?
– В рабочие дни нет, потому что маленькие кушают в садике, Олег кушает в школе – дома только одевается и уходит. Завтракают только Витя (12 лет) с Милой (8 лет) – они завтракают сами. Сами делают бутерброды, варят яйца, заваривают чай. Ничего мудрого в этом нет – но чтобы это сделать, им нужно 40 минут, а то и час. В выходной они точно так же сами готовят завтрак – по очереди, кто дежурит. Этому я их сознательно учу.
– Дети разошлись, продолжается день…
– Если это, например, вторник, то к десяти надо на планерку – она до часу. До этого я успеваю приготовить обед, потому что Витя возвращается в два часа и обедает дома. Мила и Олег обедают в школе, у них продленка, маленькие обедают в садике. Часа в два приходит Витя, мы обедаем, разговариваем, я помогаю, если что-то нужно из уроков. Через день он ходит на футбол периодически – провожаю его. Еще раз в неделю у него туристический кружок – узлы вяжут, на скалодроме лазают. У меня остается время, чтобы что-то приготовить к ужину, иногда сходить в магазин. Основные закупки мы делаем все вместе раз в неделю в гипермаркете, но приходится иногда добирать и ходить в магазин дополнительно. Вот и все.
Понедельник и среда – логопед у маленьких. Тогда в четыре часа я уже забираю их из садика, привожу сюда, они занимаются с логопедом. Понедельник более свободный день, можно чуть-чуть отдохнуть после выходных, или тихонечко убрать, или сходить в магазин или к врачу (мне тоже надо сейчас заниматься зубами и здоровьем).
Среда у нас – поездка в гипермаркет. В 10 часов мы уезжаем на закупки, возвращаемся только в 12. Пока разгрузишь, пока разложишь – нужно много времени.
В четверг у нас еще один магазин, но я в четверг обычно на закупки не езжу. В пятницу перед выходными я много готовлю, чтобы в субботу не тратить на это время.
В субботу с утра уборка: каждый убирает свою комнату. Мила с Викой свою, старшие мальчики свою, я свою. Маленьких приучаем потихонечку. Вика (6 лет) тоже уже начинает застилать кровать, начинает мыть посуду. Аркаша понемногу пылесосит – ему пять. Отец Анатолий Гармаев пишет, что с пяти до семи происходит приучение к труду для других, а не для себя. Если это время пропущено, потом уже очень трудно трудиться.
– И кто же за кошкой убирает?
– В основном я, конечно, хотя мы договаривались с Олегом, что будем вместе. В туалет она ходит на улицу. Вот сейчас, когда она котят родила, мы ей лоток купили, чтобы она не выходила, пока чувствует себя мамашей.
– Ко скольки дети собираются дома по будням?
– Витя приходит из школы ориентировочно в два, иногда в четыре. Соответственно, он приводит Милу в четыре, бывает, в пять. В полшестого-шесть все уже здесь. Чуть позже приходит Олег.
– Как проходит вечер?
– Например, сейчас мы сажаем парник. Я с удовольствием вожусь с землей, но времени не хватает. Ведь школа: проверяем уроки, готовим одежду на следующий день, что-то простирываем. Готовим ужин, в полвосьмого садимся ужинать. Поужинали – мыться, мультики и в девять спать. Это же всё происходит медленно. Это я могу быстро все сделать, а их пока направишь, пока водичку наберешь, пока отрегулируешь. Аркаша, бывает, наплещет воды. У него маленькая ванночка, и пока он за собой лужу вытирает – это небыстрый процесс.
– Когда ужин готовится – что входит в обязанности детей? Картошку чистить?
– По-всякому бывает. Бывает, и картошку помогают чистить. Стол поставить вовремя на место, салфетки разложить. Если, допустим, печем блины, то они вообще сами жарят блины. Я только делаю тесто и жарю маленьким, а большие сами уже для себя нажаривают.
Мальчишки вечером смотрят фильмы – в это время они могут брать конфеты и даже могут съесть много. А маленьких я очень ограничиваю, потому что зубы хочется сохранить. Сейчас в сладости добавляют много всего искусственного. У Аркаши диатез бывает от разноцветных вкусняшек. А завтракают они честно – не конфетами. Все любят кушать, все едят хорошо.
В девять вечера все мы уже стараемся лечь спать. Мальчишки могут до десяти фильмы смотреть, я им разрешаю. Но сама я в девять уже хочу отдыхать. Конечно, в девять я еще не сплю, до полуночи, бывает. Но я слушаю что-то или читаю в интернете, для меня это важно. Получается, только вечером ты себе и принадлежишь. Ну, может быть, еще небольшой кусочек утра, пока куда-то не побежал.
– В магазин дети с вами ходят?
– Конечно. Не в еженедельную закупку всех мам в гипермаркете, но мы ходим с детьми. А уже по-другому нельзя ходить: одна я ничего не принесу. Мы идем все вместе, маленькие несут, что им легко – булку, хлеб. Старшие несут то, что они могут унести, потяжелее. Я, естественно, тоже.
Одежду вместе ходим покупать. Раньше у меня получалось подбирать просто по размеру – а теперь всё надо мерить: и обувь, и брюки, и всё остальное. Времени, конечно, на это очень много уходит. Но я стараюсь использовать это время для общения, потому что со старшими общения порой не хватает, ведь маленькие занимают почти всё мое время.
– Мелкие в это время с SOS-тетей остаются?
– Могут с тетей, могут и в деревне гулять по территории, когда хорошая погода. У нас качели, карусели, горки, велосипеды. Они находят себе много занятий и не скучают, они могут прогулять три часа. По осени, бывает, и не выгоняешь их, а сейчас даже надо, чтобы как можно больше солнышка успели получить.
За хлебом они уже ходят в одиночку, и картошку могут купить, когда я поручаю. И стричься Витя с Олегом ходят сами. Что же они еще сами делают? Витя, что вы делаете сами, напомни-ка мне. На спортивную секцию сами ходят. Они самостоятельные мальчишки.
Выходные с детьми и выходные от детей
– Как проходят выходные SOS-семьи?
– По-разному – это зависит от погоды. Например, в прошлое воскресенье мы все сходили на службу. Мы удачно попали, и все дети причастились. Олег только не пошел, джинсы свои не нашел. И я причастилась. Когда мы вернулись, было уже полпервого. Пообедали, легли отдыхать. Если зима, например, в хорошую погоду дети просто гуляют в деревне. Здесь очень хорошо: и много места, и своя территория, и на качелях катаются, и безопасно.
Здесь очень хорошо кататься на лыжах по периметру, вдоль забора. Даже у меня тоже лыжи есть. В этом году, правда, почти не было снега, а в прошлом году катались. Каток зимой у нас заливается на площадке. Дети катаются, и платить не надо. Я-то уже не катаюсь на коньках, я уже не в том возрасте.
Летом ходили на речку. Здесь недалеко, и ходить хорошо, дорога очень интересная, природа первозданная. Но потом в речке нашли какой-то микроб и купаться не разрешили, а просто так ходить не очень интересно.
– А рыбалка?
– Нет, на рыбалку дети пока ходить не склонны… Дяденьки, я смотрю, ловят там что-то: сидят на бережочке с удочками или выедут на центр реки. Олег пытался рыбачить, тоже удочку в прошлом году делал. В городе у некоторых на балконах плотва сохнет, Вику это очень смешит.
– Бывает ли, что вы вместе идете в какой-нибудь музей, театр?
– Всем вместе это тяжеловато, потому что маленькие еще не выдерживают, им это непонятно. Даже в храме на службе маленькие стоят минут двадцать. Старшим-то проще, стоят. Но в театр – этого и они не выдерживают.
– А если спектакль детский, почти аттракцион?
– И аттракционы бывают время от времени. И выезжают дети – например, в прошлом году ездили в Санкт-Петербург. В этом году, правда, поедут только те, кто хорошо учились. С маленькими хорошо, когда есть движение или что-то живое, в чем они принимают участие. Например, мы ходили в боулинг, и у них там были свои прыгалки, бегалки – понятные для их возраста. Это было очень хорошо: никто никому не мешал, никто никого не дергал. А так, конечно, найти общее занятие пока трудновато.
Правда, мы вместе ездим кормить уток. Интересные существа, летают очень красиво. Ничем вроде бы не обязывает, а получаешь от природы необычный заряд – мысли, что ли, проветриваются.
– Если SOS-мама на работе, у нее должны быть выходные. Сколько их у вас в неделю?
– У нас четыре выходных в месяц. Их можно компоновать по два. В эти дни с детьми остается тетя – это тоже должность в деревне. Если получается, то я беру выходной раз в неделю. Если не получается, тогда по два. Я ведь еще хожу в храм. Но так мало времени! Чтобы причаститься, надо в субботу пойти на исповедь. Бывает, не получается. Смена поменялась, тетя попозже пришла, пока доедешь до храма. Как-то ищем возможность чувствовать себя человеком – без выходных никак.
– Где вы проводите собственные выходные?
– Дочь звонит с вечера: «Мама, у тебя завтра выходной? Что ты планируешь? Можешь с внуком побыть?» Я стараюсь общаться с внуками, я тоже по ним скучаю. Мне интересно, как они развиваются, они необычные. Старшему – пять, младшему – два, уже такие разные мальчишки.
Конечно, в первую очередь в выходной надо выспаться. Если у меня два подряд, то один день я высыпаюсь. Так делаю не только я, мы со всеми мамами разговаривали. Ты приходишь домой и просто ложишься спать. Если я у мамы и там включен телевизор, мне совершенно все равно, какой канал: я усну, проснусь, покушаю (благо, мама готовит), снова лягу – и так могу провести целый день. Потом все равно ощущение, что к концу дня не отдохнул. Это накопившаяся усталость.
И в отпуске так же – дня три отсыпаешься. На один бок, на другой, чуть-чуть поесть и снова на диван.
От бюджета до бюджета
– Как все организовано с финансовой точки зрения? В обычной семье живут от зарплаты до зарплаты, а здесь?
– Мы тоже живем от бюджета до бюджета. 49 тысяч рублей на всю семью в месяц. Я не знаю, сколько здесь приходится на каждого ребенка. Мы по чекам отчитываемся о тратах. Есть статья, например, «прочее», там все время не хватает – бывает, ограничиваем себя. Допустим, мы не можем ходить так запросто на аттракционы, потому что каждый аттракцион – 100 рублей. Если всей семьей пойти и всем прокатиться по разу, это 500 рублей, а в месяц у нас всего 4000 на «прочее».
А там и проездные, и многое другое. Никогда не хватает. Есть статья «канцтовары» – там хватает без проблем, даже экономится, можно купить велосипед. Для этого нужно написать заявление, это тоже не просто так. В этом месяце нам разрешили с одеждой купить постельное белье, я купила много детского. Когда мы только строили семью, времени было очень мало, поэтому покупали так: прибежали в магазин, что первым увидели, то купили. Так что детские комплекты постельного белья, если честно, мне по цвету не нравились.
– На еду и одежду хватает?
– На одежду и на продукты хватает. Бывает, что потратим побольше, в последние два дня немножечко подожмемся. Это не так сложно – рассчитать бюджет Допустим, килограмм курицы в Пскове стоит 95 рублей. Одна большая курица – это уже два полноценных супа с нормальным объемом мяса. Вполне достаточно.
Садик больше сейчас стал забирать, почти 3 тысячи в месяц уходит.
В общем, денег у нас хватает. Даже грустно оттого, что у других не хватает – в обычной жизни, не в детской деревне.
– Дети уже просят вас купить им мобильники?
– Да, они уже по три мобильника истратили. Вон у Вити сейчас нету. Сколько у тебя последний мобильник продержался – два месяца? Два с половиной. Один телефон маленькая Даша в лужу бросила – они их около футбольного поля положили… Так он еще работал после лужи, когда высушили.
– А в компьютер кто-нибудь заглядывает уже?
– У нас нет. Только у меня есть компьютер. У них есть surface – как планшет, только чуть побольше. Они в интернет пока не ходят, компьютер пока в школе на информатике постигают. А здесь в surface они фотографируют. А если нужно что-то по школе – это мы в моем ноутбуке ищем.
– Много ли времени отнимает отчетность?
– У меня – нет. Я же товаровед по второму образованию. Я сразу собираю чеки, за неделю считаю. Бывает, если за неделю не посчитаю, затяну – посложнее разобрать, подольше посчитать.
Для меня самое сложное не отчетность, а когда говоришь, а человек не слышит. Не знаешь, какие слова подобрать, как сказать по-другому, чтобы тебя услышали. Это самое сложное и в прошлой жизни, и в этой: люди всегда слышат по-своему и видят по-своему.
Научиться дружить
– С детьми из других домов в детской деревне-SOS дружба завязывается?
– Они все приятельствуют. Я не могу сказать, что у нас кто-то особенно с кем-то дружит. Они играют хорошо, с кем-то чуть больше симпатий, с кем-то чуть меньше.
– А SOS-мамы дружат между собой?
– Конечно. Во-первых, мы вместе учились три месяца. У нас коллектив мам удивительный. Я думаю, что если что-то случится и я больше не буду здесь работать, то коллектив мам я буду вспоминать с удовольствием. Если честно, я боялась идти в женский коллектив. Работая в мужских, я понимала, что в женских может быть очень много подводных камней. Но был отбор, а потом мы три месяца учились. Поэтому у нас такое замечательное братство, мы поддерживаем друг друга.
– В детской деревне в Томилино мне, наоборот, говорили: «Ты не думай, что мы тут так уж близко друг к другу живем и делимся проблемами».
– В Томилино другая ситуация. Там осталось только три мамы, которые работают бок-о-бок все 17 лет. Есть две мамы, которые работают чуть больше десяти лет. Три новые мамы – из разных городов. А мы учились вместе, хорошо знаем друг друга, встречаемся, мы порой помогаем друг другу как психологи.
Если мама уволилась… если забрали детей…
– Из вашей деревни SOS-мамы еще не уходили на пенсию и не увольнялись?
– Одна мама уволилась в прошлом году. Тети уходили многие. Большая текучка тёть была, в моем доме поменялось пять тёть за эти три года. А сейчас уже два нет текучки тёть.
– Что происходит, если SOS-мама увольняется?
– В нашем случае нашли очень удачную вторую маму. Она и в женский коллектив вписалась. Но с детьми ей теперь, конечно, трудновато.
– Дети из той SOS-семьи остались вместе?
– Дети остались вместе, в этом смысле там ничего не изменилось. Дети там – четверо родных братьев и сестер. Новенькой SOS-маме, конечно, трудно с подростками. С маленькими бывает попроще.
– В вашей детской деревне есть семьи, где есть SOS-папы, а не только SOS-мамы?
– Пока нет. Ищут такую семью уже полтора года, но найти пока не могут. На самом деле на это действительно не просто решиться, так что пока вызывались люди, которые хотели так решить жилищную проблему.
– Если кто-то из уже работающих SOS-мам захочет замуж?
– Нам сказали: «Вы только нас предупредите». Знаете эту дивную историю в Москве? Вера – SOS-мама – вышла замуж, они сначала жили за территорией деревни, а теперь они живут на территории. И все хорошо.
В детской деревне в Томилино есть SOS-родители, которые сразу пришли как семья. Они новенькие, и пока все очень довольны. Когда мы это обсуждали, нам казалось, что дети начнут ревновать, что у кого-то есть папа, а у кого-то нет. Но пока все нормально. Там папа – военный, он очень доходчиво общается со своими и других, бывает, организует.
– Статус детей в деревне позволяет усыновлять их. Были ли уже случаи в вашей деревне и как это сказывается на остальных?
– Раз в нашем доме этого не было, я не могу рассказать из первых рук. Усыновили у мамы Светы, которая потом уволилась. Костю усыновили примерно полгода назад – мама Ира переживает до сих пор. И в Италию одного мальчика – Дениса – усыновили, но, я думаю, мама Валя не успевает сильно переживать, потому что у нее семья очень «бурная», так сказать. Денис такой же был шустрый, поэтому, я думаю, она даже немножечко испытала облегчение. Но, конечно семья реагировала болезненно, потому что это живой организм, какой-то орган забрали, его не стало.
Мама, даже если это SOS-мама – это навсегда
– Детей, которых вы годы растили и учили, вряд ли удастся забыть когда-то…
– Маленьких мы еще и крестили, у Вики я крестная мама. У Аркадия – тетя крестная. Это уже ответственность на всю жизнь.
– Как крестная, вы говорите с ней о Боге и вечной жизни?
– В храм я хожу со всеми и рассказываю им всем о вере. Я иногда говорю с ними и о смерти. Вика, крестница моя, однажды сидит напротив меня в автобусе и говорит: «Мама, а ты умрешь?» – совершенно без связи с прежней темой. Я отвечаю: «Да, но это еще будет не скоро». Она немножко задумалась. За нее я все равно буду ответственна всю жизнь. С другими я тоже буду поддерживать отношения после их выпуска, помогать в чем-то, наверное, если буду жива и если всё будет хорошо. Но когда я крестная, я особенно это осознаю.
– Вы как-то оцениваете результаты своего труда для детей?
– Это я каждый день оцениваю, у меня каждый день исповедь по этому поводу. Я пока не могу ничего хорошего о себе сказать. Может быть, это и плохо. Но я верующий человек, у меня высокие требования к себе. А быстрых результатов все равно не бывает. Хотя, конечно, если вспомнить, каким Аркаша заморышком приехал, посмотреть, как они развиваются, – это радует и вдохновляет. Но для меня будет результат в том случае, если у них будут свои семьи и дети, если они будут понимать, какая это ценность – семья.
