Статья «Непристойное предложение» попалась мне на глаза недавно, и я не могу не ответить на нее.
Протоиерей Федор Бородин
Я двадцать три года настоятель. Горько, что для автора статьи я принадлежу к обозначенной группе духовенства, зацикленной на стяжательстве и из-за этого мешающей нормальной церковной жизни. Понятно, что настоятели бывают разные, может быть, автору статьи не повезло в его приходе, но такое огульное осуждение тысяч священников абсолютно несправедливо.
На мой взгляд, ситуацию можно описать так. Господь группе людей, Своих сыновей и дочерей, которых любит, дает храм – помещение, где совершаются таинства, где верующие соединяются со Христом.
Христиане приходят в этот храм, исповедуются, причащаются, крестят детей, венчаются и – благодушно уходят. А всю ответственность за содержание этого храма, за его восстановление, за его функционирование, верующие возлагают на одного человека, которого на современном языке можно назвать «крайним» — на настоятеля.
Совершенно никого не волнует, где он найдет деньги на отопление, на электричество, на крышу, на отмостку, на хор, на просфоры, на вино для литургии, на жалование для сотрудников. Зато все постоянно требуют, ругают, осуждают, а заодно муссируют миф, что у настоятеля – много денег.
А настоятель – это просто человек, который сталкивается с необходимостью положить определенную сумму на стол в определенное время, иначе будет отключено отопление, электричество, не будет петь хор или прекратятся ремонтные работы, которые потом будут многократно дороже.
Знаю священника, который продал квартиру в Москве и восстановил храм на Волге, знаю священника, который продал родительскую дачу и восстановил храм в Подмосковье, откуда его потом перевели. Знаю священников, которые для того, чтобы покрыть храмовые расходы, тратят на это деньги от квартиры, которую они сдают, а иногда и те малые деньги, которые государство выделяет им, как многодетным.
Настоятель, который прежде всего – священник, должен быть пастырем, думать о проповеди, об окормлении людей, о служении духовника, о молитве. Но с одной стороны у него устав, который взвалил на него всю полноту ответственности, а с другой стороны – прихожане, которым совершенно все равно, откуда берутся деньги.
Он зажат между жесткими требованиями и не знает, что делать. Подойдет к Престолу, молится и плачет: «Господи, где мне взять деньги вот на это?! Где – на это и на это?! Вот пришел конец месяца, я обязан выплатить жалование сотрудникам, оплатить все траты. Нужно, условно говоря, десять, а у меня есть только пять и попросить некого. Как только радоваться – полный храм, как только платить – кругом пустыня. Но ведь это не мой, это наш храм, Господи. Что мне делать?»
Практически нет ни одного храма, за редчайшим исключением, где необходимые расходы покрывались бы пожертвованиями простых прихожан. Даже если такие храмы есть, речь все равно не идет о деньгах на восстановление, или о росписи или золочении купола, ремонте кровли и так далее.
Речь о том, что в некоторых храмах хватает денег на то, что, может быть, покрыть расходы по ежедневной эксплуатации. Но если в храме надо сделать что-то сверх того, то на деньги, которые приносят прихожане, — это нереально. Очень часто бывает так – проходит Великий праздник, и практически все пожертвования за праздничный день уходят на оплату хора. А бывает, что и не хватает.
Настоятелю, на которого его братья и сестры во Христе взвалили такую ответственность, приходится за всех искать тех людей, которые могут дать необходимые деньги. Наверное, это должно вызывать уважение и сочувствие: священник один за всю общину вынужден заниматься совершенно не своими делами, а в результате это приводит к осуждению.
Да, я священник, я совершаю богослужения, но я такой же брат во Христе автора статьи, как и тот мирянин, что стоит с ним рядом. Мне так же бывает тяжело, я так же грешен, я так же люблю богослужение. Но почему он уходит из храма, не думая о нем, а я должен, в том числе и за него, решать эту проблему? Не понимаю. Не вижу ни в Книге Деяний, ни в канонах древней Церкви даже намека на такое распределение обязанностей.
В подобной ситуации, когда настоятель несет ответственность за все, приходы живут с девяностых годов. Раньше такого не было.
Помню, когда я служил в советской армии с 1986 по 1988 год, был у нас такой термин – «родить», то есть достать необходимую вещь, где хочешь. Не думал, что буду часто вспоминать на гражданке, а тем более в церковной ситуации это понятие.
Разумно, когда человек объединяется с такими же, как он, прихожанами, они выбирают старосту, считают статьи расходов, делят на всех и собирают со всех эти деньги. Кстати, так мы выйдем снова на «десятину». А священник должен только совершать богослужения.
Если мы говорим (сейчас это особенно часто слышно) о том, что прежде всего надо сократить содержание духовенства, что это слишком накладно для храма, что священник должен работать на обычной работе, то нужно понимать вот что. Во-первых, жалование большинства священников Русской Православной Церкви очень мало, и многие священники живут на грани нищеты. (Кто не верит – почитайте интервью отца Иоанна Охлобыстина, почему он перестал служить).
А во-вторых, тогда нам нужно переходить к другой модели организации богослужений. Они должны быть только воскресными, в лучшем случае — с воскресной всенощной в субботу вечером, как во многих православных храмах США или Европы. Мы останемся без службы на Вознесение, без Покрова и Николы, если они выпадают на будни, без многих служб Страстной и Светлой седмиц. Согласны ли мы на это?
Если мы любим, чтобы в наших храмах службы совершались часто, а в некоторых – ежедневно, то надо понимать – священник не может еще и параллельно работать.
Если мы хотим в старости, на пенсии, приходить в храм на службу в любой день, тогда мы должны обеспечивать не только свой храм, но еще и семинарии, где учатся будущие священники. Это наше общецерковное дело. А пока у нас есть группа людей, которая вынуждена это решать за всех. И при этом получать еще такие плевки, как эта статья. Горько и обидно.