Цензура – это что такое? Это когда какой-нибудь дяденька, например, государственный муж решает за меня, что мне читать и смотреть. Когда я, читатель и зритель, должен ориентироваться на чужой вкус и чужое понимание того, что интересно – неинтересно; патриотично-не патриотично; нужно – не нужно…
И когда государственный муж из Совета федераций заявил, что ему не нравятся некоторые нынешние мероприятия в театре на Таганке, а также будущие (!!!!) спектакли – все, с каким-то плохо скрытым восторгом, закричали: «Цензура! Цензура!»
Андрей Максимов, писатель, телеведущий
А вот когда Управление культуры Москвы спокойно ответило государственному мужу, что того мероприятия, о котором он говорил, не было, а что до будущих премьер: то одна пьеса еще вообще не написана, а другая, посвященная Победе, представляется Управлению культуры достойной, — об этом сообщили лишь некоторые информационные агентства.
Социальные сети практически умолчали. В соцсетях вообще привыкли испытывать гнев, (который здесь считается всегда праведным), но не радость. Хотя событие, как принято говорить — знаковое. Управление культуры Москвы продемонстрировало, что у нас каждый занимается своим делом. И это хорошо.
Казалось бы, инцидент, как говорится, «исперчен». Можно, конечно, заниматься детективными расследованиями по поводу того, откуда, собственно говоря, сенатор знает о планах московского театра? Причем, знания его столь велики, что он даже в курсе того, о чем пишет пьесу Дима Быков, и кого – конкретно – жаждет в ней оскорбить.
Каким образом сенатор залезает в голову драматургу – тема, может быть, и интересная, но уж больно таинственная. Однако, не было бы всего этого скандала, если бы во главе театра на Таганке стоял бы какой-нибудь человек. Художественный руководитель. Лидер.
Вообще, если бы во главе Таганки кто-нибудь стоял, — то закончились бы его скандалы, и мы стали оценивать театр не по тому, кто громче крикнул; не по тому, кто какую выставку провел и зачем; не по тому, какие мысли приходят в голову автору пьес, — а по спектаклям. То есть, искусство нас стало бы волновать, а не скандалы.
Несколько лет назад была совершена чудовищная ошибка: актеры изгнали великого режиссера Юрия Петровича Любимова из театра. Это была, как говорится, больше, чем ошибка – это была глупость. То ли осознав эту глупость (то ли профессионально сыграв осознание), актеры звали мэтра обратно. Он, понятно, отказался.
Юрий Петрович ответил так, как может ответить гений: творчеством: поставил в театре Вахтангова инсценировку романа Достоевского «Бесы». Надо ли объяснять, почему на демарш таганковцев Любимов ответил именно «Бесами»? Думаю, нет.
С тех пор Юрий Петрович плодотворно работает. А театр на Таганке столь же плодотворно скандалит. Грядущее 50-летие великого театра Любимов будет отмечать в театре Вахтангова (за что руководству театра низкий поклон), а артисты его театра в его театре без него, — такой вот бред.
И вот, что хочется сказать по этому поводу. Мы тут все яростно боремся за то, чтобы вдохнуть жизнь в русский репертуарный театр. И в этой, иногда художественной, чаще – мало художественной борьбе, кажется, начинает забываться незамысловатая мысль: русский репертуарный театр – это, в первую очередь, лидер. Худрук. Не актеры, не даже постоянный репертуар, а именно худрук.
Есть худрук – есть театр. Нет худрука – нет театра.
Пришел Туминас в театр Вахтангова – будьте любезны, появился, по сути, новый театр со знакомыми актерами. В ста метрах от театра Вахтангова находится театр имени Рубена Симонова, в котором нет художественного лидера – и театра нет.
Борис Юхананов назначен худруком театра Станиславского, после чего театр был закрыт. Управление культуры пошло на то, чтобы оставить москвичей без театра на довольно продолжительный срок. Хорошо. Говорят, осенью мы увидим премьеры. Отлично. Тогда и поймем, что за новый театр у нас возник.
Я ни разу не поклонник Кирилла Серебренникова. Но я очень хорошо понимаю решение о назначении его худруком театра Гоголя, который мгновенно преобразовался в «Гоголь-центр». Этот театр стало модно ругать в последнее время, и даже обзывать всякими словами. Я считаю: это прекрасно. Значит, у коллектива есть свое лицо.
Мне, например, оно не нравится. Я посмотрел, как герои Бунина лазают по отвесной стене, и мне стало неинтересно. Мое личное дело. А кому-то – интересно.
Есть худрук – есть театр, у которого есть свое лицо. И есть зритель. Пока существует коллектив, к которому приходят зрители, — все в порядке. Вам не нравится? Не ходите.
Мы не заметили, что, во многом именно благодаря усилиям Управления культуры, в Москве есть много разных театров. Разных, — подчеркиваю. А театры чем отличаются? Художественной позицией худруков.
А если в театре нет худрука, то нет и позиции. А нет позиции – нет и театра.
Отсутствие лидера – это нонсенс. Это то, чего не может быть. Не может самолет лететь под водительством коллегии пилотов. Я лично не сяду в такси, если на месте водителя будет несколько человек, решающих, как правильно доехать до места.
Мне очень бы хотелось, чтобы Управление культуры обнародовало список людей, которым предлагалось руководство театром на Таганке. Подозреваю, такого списка нет.
Найти лидера трудно. Но без него театр превращается в иллюзию. Иллюзию со скандалами.