Смерть – ее грозная тень – висит над всей нашей жизнью.
Страх начинается с первого ужаса ребенка, узнавшего о смерти. В течение жизни мы с тревогой и трепетом ждем смерти родителей. А с возрастом видим, как один за другим сходят в землю наши близкие. И под венец лет мы и сами трепещем старческого безумия и паралича – первых вестников пришедшей за нами смерти.
Мы радуемся рождению детей и внуков. Нам хорошо на свадьбах и крестинах. Так зачем вместо дней рождения святых мы празднуем тот день, когда они ложатся в гроб? Почему мы сегодня величаем день Успения Божьей Матери?
Мы боимся того, чего не знаем. Как сказал Сократ: «Бояться смерти – это приписывать себе мудрость, которой не обладаешь». Пока мы живы – смерти нет. А когда умираем, то не знаем того, что за гробом. Никто оттуда не пришел и не рассказал, каково там, за исключением одного Христа.
Апостол Павел сказал, что если мы не верим воскресению Христа, то вера наша тщетна. Все пустое без этой убежденности в том, что наша душа сотворена по образу Божию и бессмертна.
Эту прописную истину знают даже дети. Однажды я спросил одну маленькую девочку:
– А что было, когда тебя не было?
Она посмотрела на меня с недоумением:
– Как это меня не было? Я была всегда!
– И ты будешь всегда?
– Да, я никогда не умру. Я была всегда раньше и буду всегда.
И то, что знают дети и святые, мы теряем в течение жизни. Когда отпевают покойника, священник поет:
«Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть, и вижду во гробех лежащую, по образу Божию созданную нашу красоту, безобразну, безславну, не имущую вида. О, чудесе! Что сие еже о нас бысть таинство? Како предахомся тлению? Како сопрягохомся смерти? Воистину Бога повелением, якоже писано есть, подающаго преставльшемуся упокоение».
Разве кто-нибудь решится в эти минуты, глядя на черные платки и землистые лица печальной родни, сказать:
– Радуйтесь!
Это невозможно. В случае с Успением Божьей Матери мы радуемся. В чем же разница?
Первая разница в том, что мы не верим Богу и всеобщему воскресению. Мы не верим Самому Богу, сказавшему, что Он сотворил обителей много, и всякому праведнику будет на небе свое особенное, наилучшее для него место. Но если боишься, то, значит, еще не нашел себя и не нашел Бога.
Вторая – в том, что сладость греха и этой временной жизни очевидна, а радость райского блаженства призрачна. Или даже вовсе не известно состояние блаженства, а святость чуждая и пугающая.
И третье – то, что сказал Иоанн Лествичник: «Страх – есть детскость ума и проявление крайнего самолюбия». Какие точные слова. Разве на похоронах мы плачем о покойнике? Нет. Мы плачем о себе, о том, что теперь нам достанется меньше любви и радости. По нам любовь – это все, что можно захватить или присвоить. А смерть – это когда захваченное уходит из рук. Умом мы понимаем, что усопшему в тысячу раз приятнее будет с милующим Богом, чем с нами, вечно спорящими друг с другом. Но вот поди ж ты, и тут мы ищем своего.
Однако страх смерти не вечен. Уже на самом пороге смерти на больных и старых находит усталость от трудов и страха. Надоедает бояться и просто хочется тихо умереть. Рвутся связи, и умирающего ребенка уже не веселит игрушка, а старика уже не радуют родные. Их образы становятся как прозрачные тени. Заботы живых кажутся суетой и глупостью, ибо в полный рост открывается простая истина о том, что единое нужно на потребу – Бог.
Умирая, Марсель Пруст просил принести ему миндального пирожного. А когда откусил, то сказал:
– Я думал, что это будет вкуснее.
Поднимаясь выше, мы находим слова апостола Павла:
– Где ты, смерти жало, где же и мрак и страх твой, прежде бывающий? Отныне ты желанная, неразлучно с Богом сочетаеши. Покою великий субботства таинственнаго. Желание имам умрети и со Христом быти.
С высоты, на которую поднялась душа Павла, видно, что смерть – это не финал жизни, а только одна из дверей, ведущих к Богу. Однажды мы открыли одну такую дверь, родившись в мир. Следующая дверь – смерть. И как знать, может, и она не последняя.
Никто ничего толком не знает ни о смерти, ни о посмертной участи. Церковь премудро не стала создавать канон и учение о смерти, как это сделали древние египтяне, с одной целью: ради сохранения чистоты эксперимента опыта «жизнь».
Есть мутные свидетельства воскресших людей. Есть не утвержденные всей полнотой Церкви откровения старицы Феодоры с ее ужасами мытарств. И есть мысль о том, что Бог молчит неспроста и Он более добр, чем думает эта Феодора.
Если я знаю наверняка, то это не является предметом веры. Нельзя верить в математическую формулу. Ее надо знать. Нельзя знать Бога как формулу, иначе будет знание, и оно не будет равняться любви. В любви должна быть тайна и недосказанность. Она связана, во-первых, с непостижимостью Бога и Его главнейшего дара – любви. А во-вторых, – с отличием природы любви от природы познания. Или любовь – это иная форма познания Бога помимо разума.
Молчание Бога о смерти связано с любовью. Ибо любовь, как написано у апостола Павла, прежде всего, верит, а не знает:
– Всему верит, всего надеется, все переносит, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла.
Смерть – это экзамен на любовь. Если ты любил покойного, а сам покойный был хорошим человеком, чего же ты плачешь? Ему с Богом будет хорошо. Если покойный был злым и вредным, так чего же ты плачешь, ведь ушел мучитель?
Плакать стоит тогда, когда мы живем себе ни то, ни се. Ни Богу свечка, ни черту кочерга. Плакать нужно тогда, когда мы эту жизнь превратили в муку по своей злобе и хорошо и чувствуем, что вполне можем испортить себе и людям жизнь в Раю. Плакать нужно не о смерти, а о собственной глупости, лени и злости, отлучающей нас от Бога.
Радость в день Успения Божьей Матери – это наше исповедование торжества любви. Это наше доказательство веры в Бога. Чем меньше мы боимся смерти, тем больше в нас доверия к бессмертному и вечному Богу. Тем больше веры в то, что мы созданы по Его образу и подобию в жизнь вечную. Тем больше мы исповедуем то, что главное в земной жизни – любовь.
В своем максимуме исчезает даже сама эта дверь очередной комнаты на пути к Богу. Матерь Божия миновала прохождения через землю и какой-то таинственный период ожидания Второго пришествия. Дева Мария прямо перешла в иной мир необычным способом. Она воскресла, как воскрес Христос, как были взяты на небо пророк Илия и апостол Иоанн.
Корень слова «воскресение» – крес. Оно родное словам кресало, искра. Рассматривания Туринскую плащаницу, ученые отметили, что ткани были как бы обуглены выходом некоторой энергии. Этот скрытый пламень есть то, что на нашем убогом языке называется любовь. И мы приближаемся к подобному пламенному и лучистому преображению в той мере, в какой научились любить.
И мы, радуясь успению Божией Матери этой радостью, свидетельствуем о том, что смерть побеждена не только Богом но и теми, кто любит Его. Радостью праздника мы свидетельствуем о том, что блага мира – тлен, и единое нужно на потребу – любовь к Богу и людям. С умилением, как и маленькая рязанская девочка, в этот праздник мы подтверждаем, что смерти нет и что гроб есть только очередная дверь в гости к Богу. Из-под этой двери мы уже сейчас видим лучи света.
– Братие, не хочу оставить вас в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды. Ибо если мы веруем, что Иисус умер и воскрес, то и умерших в Иисусе Бог приведет с Ним. Ибо сие говорим вам словом Господним, что мы, живущие, оставшиеся до пришествия Господня, не предупредим умерших; потому что Сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией, сойдет с неба, и мертвые во Христе воскреснут прежде. Потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках, в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем.
Конечно, не всем возможно избежать смертного уныния. Этот лед на сердце томил даже великих святых. Но на Пасху и Успение – Малую Пасху, он тает и отступает и вдохновляет нас на то, чтобы сильнее стремились к Богу и крепче обнимали наших родных и любимых.
В этот день мы вспоминаем, что любовь – это чудо, вытаскивающее людей из собственных сетей страха, уныния и смерти. А главная наша радость в том, что все в надежных руках, и в понимании того, что нас спасает не только знание, но и сердце.
И поэтому стоит просить у Бога и Пречистой Девы Марии мягкого и любящего сердца.
Господи, научи меня любить не бедой, а радостью и смелостью победы Твоего воскресения, которая выше жизни и смерти.
Божия Матерь, скажи, как это сделать…