Каждый из фильмов этого режиссера, созданных в творческом тандеме со сценаристом Александром Миндадзе, становился событием не только в жизни российского кинематографа, но и в жизни каждого серьезного зрителя. Была какая-то загадка в том, как авторы этих лент, снятых, в основном, в годы, когда о многом было невозможно даже упоминать, умудрялись не просто говорить, а фактически кричать с экрана о самом главном. О том, что делает человека человеком, делает его по-настоящему свободным. Рабство, предательство, страх, ложь, фальшь, и суть не в том, какой политический строй нынче на дворе, а в том, насколько мы способны оставаться людьми, когда перед нами встает серьезный нравственный выбор.
Загадка остается и сегодня. Времена изменились, прошли не просто годы – десятилетия, но актуальность картин не утрачена. Изменился контекст времени, но и сегодня, как герои фильма «Остановился поезд», мы задумываемся, а достойны ли мы тех жертв, что приносятся за нас достойными людьми. И сегодня, через четверть века после выхода фильма «Слуга», мы понимаем, что необходимо по капле выдавливать из себя нового раба. 2000-ные, как и 70-е, 80-е, когда на экраны выходили «Слово для защиты», «Плюмбум…», «Охота на лис», ставит современника перед очередным выбором: сказать — не сказать, смолчать — соврать, покрыть – предать, не осудить или проклясть…
С момента выхода этих фильмов на экраны прошли десятилетия, но, несмотря на то, что изменился контекст времени, картины не утратили актуальности и остроты. И дело не в том, что не решены до сих пор социальные вопросы, о которых тогда шла речь. Дело в особом, «абдрашитовском» кинематографическом языке. Его фирменном умении очень разные истории — реалистичные и даже публицистичные – рассказывать таким образом, что каждый раз реализм непостижимо и неожиданно переходит границы горизонтального пространства и выходит в область метафизического. И вершиной экзистенциональной мысли в творчестве Абдрашитова-Миндадзе стала картина 1984 года «Парад планет», главную мысль которой можно выразить словами Вознесенского: «…Небом единым жив человек». И сегодня, в век победы идеологии потребления, мы понимаем, что, как дышать, человеку необходимо временами поднимать голову к небу…
Чтобы еще и еще раз попытаться понять происходящее с нами сегодня, посмотрев на него через призму почти пророческого кинематографа Вадима Абдрашитова, в уютном, камерном, располагающем к творческому общению, пространстве арт-клуба «квАРТира 10» на Моховой собрались зрители, журналисты, кинокритики, автор книги «Время как судьба» киновед Ольга Суркова, ее герой – Вадим Абдрашитов. Ведущим вечера стал кинокритик Андрей Плахов.
Андрей Плахов: Хочу представить автора книги. Ольга Суркова, потомственный киновед и кинокритик, исследователь творчества Орсона Уэллса, Инграма Бергмана, Бу Видерберга, широко известная своими книгами посвященными творчеству Андрея Тарковского. Вот теперь она обратилась к творчеству Вадима Абдрашитова…
Ольга Суркова: Для того, чтобы писать мне нужно очень любить предмет, о котором я говорю. Вадим Абдрашитов попал в круг больших режиссеров совершенно не случайно. Между нами никогда не было близкой дружбы, но меня всегда поражал кинематограф Абдрашитова. Ничего интереснее, системнее, талантливее и последовательнее, чем кинематограф Абдрашитова по сценариям Миндадзе, я не знаю. Другого автора, режиссера, которые бы занимались драматическим развитием нашей страны, я лично не видела. Драматическую, и даже, по версии Абдрашитова, и я с ним в этом согласна – трагическую историю нашей страны мне помогал переживать именно кинематограф Вадима. Его кино было моим спутником на протяжении многих лет.
В фильмах Абдрашитова-Миндадзе всегда был строгий аналитизм. Но все аналитическое ко мне приходит потом. В первую очередь я всегда воспринимаю все остро-эмоционально, именно сопереживаю тому, что происходит с героями фильмов, тому, что с ними может произойти. Я пытаюсь уловить, о чем предупреждают авторы. А говорили они о том минном поле, на котором мы находимся, не думая о тех взрывах, реально происходят в нашей жизни, но чуть позже…
— Почему современному молодому человеку необходимо смотреть и пересматривать кино Абдрашитова-Миндадзе?
Ольга Суркова: Для того, чтобы разобраться в том, что происходит сегодня, необходимо разобраться в той системе трагических противоречий, в которых мы жили, не замечая того. Но это видели Абдрашитов и Миндадзе, а мы лишь натыкались на мины, которые обнаруживали художники. И сейчас мы живем на минах, и мины эти более страшные, но мы опять живем и не видим их. Для того, чтобы научиться более системному мышлению, пониманию, что жизненные противоречия, те самые диалектические противоречия единства и борьба противоположностей, могут довести нас до того толчка, взрыва, жертвами которых мы рискуем оказаться. Человечество повторяет приблизительно одни и те же свои ошибки. Как говорил Тарковский, человек не учится на опыте других людей, в этом весь ужас. Мы рождаем детей, а они начинают совершать те же ошибки, даже на бытовом уровне. И сколько им ни внушай, они все равно набьют свои шишки. Так же и с историей. Все повторяется…
Вадим Абдрашитов: Автор этой книги, Ольга Суркова, прекрасно понимает, что такое драматургия, замысел, литературная основа и отдает должное творчеству сценариста Александра Миндадзе. Я еще в большей степени это осознаю. То, что мы познакомились с Миндадзе и 25 лет вместе проработали над нашими одиннадцатью картинами – это подарок судьбы. Я считаю Миндадзе лучшим отечественным драматургом, по крайней мере в том врем промежутке, который мы пытались охватить нашим творческим интересом. Мы не понимали, как был возможен феномен столь долгой совместной работы, ведь 25 лет — это очень много. С годами становилось ясно, что мы не успевали наскучить друг другу, потому что мы не повторялись в картинах. Когда мы начинали работать над новым фильмом, всегда было что-то совершенно новое, каждый раз начинали буквально с нуля. Такой категории, как опыт, мы так и не наработали, за исключением, быть может, производственного. Все наши картины очень разные. Это было чрезвычайно проблематично, но очень интересно! После предельно публицистичного и лагоничного фильма «Остановился поезд», мы сделали «Парад планет». «Плюмбум…» – совсем другая по природе картина. «Армавир» – чудовищной сложности постановка с потоплением корабля, огромной массовкой, сложной драматургической архитектоникой. Каждый раз с нуля… Думаю, что этот интерес, надеюсь, взаимный, и позволил нам так сосуществовать большое кол-во времени. Общение и работа нам обоим дали очень многое.
— Ваши фильмы были голосом совести в советском кино…
— Мне было очень интересно делать эти картины, говоря пафосно, я не мог их не делать. Но совсем не из побуждений совести, когда ты кричишь: «не могу молчать!». Мне просто было интересно. Интересно снимать такую странную картину, как «Парад планет», которую мы, как слепые щенки, начинали делать. Чрезвычайно интересно было создавать совершенно минималистскую картину «Остановился поезд». Если потом это кино переходило в категории «голос совести», то это не наша вина. Конечно, мы хотели сказать то, что мы думаем по тому или иному поводу, но еще больше хотели поработать с таким актером, как Олег Борисов. Меня интересовал характер его героя, с которым я не встречался на других картинах. Это человек, который ненавидел людей за то, что они опустились до такой жизни. А вот характер героя другого фильма, Плюмбума, достаточно условный, но исследовать его было очень интересно в творческом смысле: при том, что он, вроде бы, живой мальчик, с другой стороны – функция, ему 15, но в то же время 40 лет. Он вызывает сочувствие, живет подпольной жизнью…
«Парад планет» — вообще странное кино. Даже начальники не могли сформулировать смысл претензий к этому фильму. Я их спрашивал: «Скажите конкретно, что надо сделать, что изменить?» А их раздражала сама эстетика, неуловимость…
Андрей Плахов: Я много занимался «полочными фильмами». Мы долго не могли понять, в чем претензии к той или иной картине. А оказывалось, что начальство просто не могло понять это кино, не понимало его язык, а когда что-то непонятно, то возникают подозрения, что тут кроется какая-то фига в кармане, какая-то опасность. Эстетическая несовместимость мышления и эстетики.
Вадим Абдрашитов: Быть может, они были правы в цензурном смысле. В фильме очень странный финал. Складывалось ощущение какого-то духовного тупика в духовном смысле… Но я уже начинаю толковать свои картины, а не люблю этого делать.
— Сейчас у Вас есть замысел фильма?
Вадим Абдрашитов: Есть замысел. Но он, к сожалению, оказался очень дорогим, я потратил лет пять на поиски денег. Никто не говорил «нет», я знакомился с людьми, с организациями, все это переходило в неформальные общение, когда дело доходило до денег, все рассыпалось… Наступили времена, когда деньги можно было не просто отмывать, а вкладывать. Люди, которые могли вложить деньги, поняли, что заработать на кино невозможно. А деньги нужны большие, картина сложная, бюджет около двадцати миллионов долларов…
— Внимание к человеку, к реальности соотносит ваши фильмы с документальным кино…
Вадим Абдрашитов: Те интересные творческие сложности, которые мы себе создавали, были связаны, наоборот, с необходимостью и желанием — не хочу сказать: создать свой мир, — но сделать картину в собственном кинопространстве, естественно, имея соотношение с реальностью. Но степень условности, кажется, явно чувствуется: выстроенное пространство и способ существования в этом пространстве. Я имею в виду природу и степень условности. Наверное, лучшие образцы документального кино решают эти же проблемы…
Моим первокурсникам сейчас предстоит выполнить задание, смысл, которого они, может быть, не понимают до конца: им дается один и тот же объект – булочная, вокзал и т.д., и просят сделать оттуда репортаж. Они снимают каждый свое, и когда эти репортажи готовы, они приходят в изумление от того, перед ними — совершенно разные взгляды на этот объект. А еще ребята видят фильмы вообще лишенные взгляда: ну не знает, режиссер, что сказать про этот объект. В этом упражнении видно соотношение объективной данности и авторского взгляда. В картине «Остановился поезд» есть авторская навязчивость? Маловероятно. В «Магнитных бурях» тоже нет авторского навязывания, но есть авторское начало, говорящее об отношении авторов к тому, что мы показываем…
— Вы думаете о зрителе, когда снимаете?
Вадим Абдрашитов: Я никогда специально не думал о зрителе, но у меня всегда был очень жесткий контроль сценария. Сюжет как таковой должен быть абсолютно понятен зрителю, чтобы он не отвлекался.
Одним из достоинств сценариев Миндадзе было то, что в основе часового механизма его историй всегда лежала примитивная пружина. «Остановился поезд»: шел поезд, столкнулся с платформой, погиб человек, приезжает следователь из местной прокуратуры — никакой интриги, простейший сюжет. «Охота на лис»: шел человек с работы, на него напали два подростка, отобрали деньги, одного посадили, а другого — нет, он начинает ездить ко второму, добивается его освобождения — простейший сюжет. Эта пружина должна быть предельно понятна любому зрителю, только тогда весь основной механизм сценария работает. В этом смысле мы думали о зрителе. Мы искали средства выстраивания интриги в других плоскостях. Я надеюсь, что картины не настолько плоскостные, чтобы их содержание исчерпывалось в считывании одного пласта, там есть достаточное количество уровней для считывания разными зрителями. «Остановился поезд» один так понимает, другой иначе…
— Бывало ли в вашей жизни чудо во время съемок?
— Есть два замечательных этапа работы над картиной: режиссерский сценарий и монтаж. Когда ты пишешь режиссерский сценарий, ты можешь представлять все, что угодно: массовка в тысячу человек, в голове звучит божественная музыка, ты снимешь на сверхчувствительную пленку, работают гениальные актеры — все идет замечательно. Это очень счастливый период. Ты приезжаешь на площадку и видишь не то, что чудо, — все работает против тебя, против твоего замысла: не может в этом месте быть массовки тысячу человек, или может, но нет на это денег, пленка определенной чувствительности, актер хороший, но не гениальный. Более того, надо снимать солнечный день, а на небе облака, будет чудо, если выглянет солнышко. Наверное чудом бывает некое творческое угадывание: например, в свое время я настоял на худенькой девочке Чулпан Хаматовой (актриса дебютировала в большом кино в фильме Вадима Абдрашитова «Время танцора». – Прим. ред).
— Чувствуете какую-то связь, помощь Оттуда, Cвыше?
— Иногда… Не знаю, насколько об этом можно говорить вслух, но иногда бывают знаки, когда понимаешь, что ты делаешь какое-то богоугодное дело…
Андрей Плахов: Мы желаем, чтобы было чудо, чтобы у книга «Время как судьба» имела свою счастливую судьбу — чудом или по закономерности, и надеемся, что мы увидим новые фильмы Вадима Абдрашитова!
…Сегодня, как никогда, вспоминаются кадры из фильма Вадима Абдрашитова «Магнитные бури», созданного им в 2003 году. В «Бурях…» отражалась конструкция мира с его власть имущими и рабами, сильными духом нищими и пустыми, продажными чиновниками. Тогда все только еще начиналось – делились территории и имущество, разворовывались предприятия и заводы, голодные мужики с арматурой выходили на баррикады, разбивались семьи, рушились надежды…
— Смотришь репортажи из Киева, а в сознании вставали кадры из «Магнитных бурь»…
— Конечно, «Магнитные бури», только теперь все еще опаснее, потому что в руках у людей оружие. Огромное количество людей не понимает, что с ними происходит…
— На документальных кадрах — тела убитых, накрытых черными мешками. А ведь каждый из них – муж, брат, сын… А что еще впереди будет?
— Да, вот о чем кричать надо! Но для осмысления того, что произошло этой зимой, должно пройти время. А сейчас надо кричать, чтобы хоть как-то остановить поток крови!