Разговаривать. Задавать вопросы. Отвечать на вопросы — так решили публицист Валерий Панюшкин и священник Сергий Круглов. Решили и объявили совместную колонку. Валерий будет задавать вопросы, отец Сергий — размышлять над ними — вместе с читателями будут искать ответ. Сегодня речь пойдет о том, чего нет в Библии.
Валерий Панюшкин
Наверное, батюшка, это интеллигентские глупости, но я книжный человек. Мне важно, чтобы про события, которые происходят вокруг меня, было написано в Библии. Тогда страшные и трагические события не то, чтобы перестают быть трагическими, но становятся умопостижимыми что ли, находят как-то место у меня в голове.
По роду своей профессии свидетелем трагических событий я был много раз. И всякий раз искал аналогию, эпизод какой-нибудь, символ, деталь, фразу из Библии — иначе с ума сойдешь. Иначе возникает ощущение, что трагедия произошла не по промыслу Божию, а по Божию недосмотру. Мысль (навязчивая, не отогнать) о том, что у Бога может быть недосмотр, пугает меня даже больше, чем трагедия как таковая.
Самым трагическим событием которому пришлось стать свидетелем, был, конечно, Беслан. Дети, захваченные террористами! Родители, оказавшиеся снаружи и заглядывающие тебе в глаза, как будто можешь помочь. Люди кормили меня (и всех журналистов) даром, как будто мы приехали не просто глазеть на их горе, а как-то спасти. И еще это ужасное вранье из штаба. И этот ужасный штурм, случайный, неподготовленный, такой, что офицеры спецназа шли на верную смерть.
А главное — дети. Захваченные, убитые дети — не укладывалось в голове. Я видел ряд из ста шестидесяти детских гробов на кладбище. И многих моих товарищей, видевших это вместе со мной, уже нет — инфаркты или черное пьянство не дают бесланским свидетелям жить долго.
А по ночам я лежал в гостинице Владикавказ без сна и пытался придумать, на что похож этот ужас. Было ли что-то подобное описано в Библии? Что по аналогичному поводу сказал святой какой-нибудь или пророк? Избиение младенцев? Нет, не похоже.
Отчаявшись найти похожий эпизод в Библии, я даже стал припоминать, не случалось ли чего-то подобного в других каких-нибудь добрых книжках: во «Властелине колец», в «Хрониках Нарнии?» Мне нужно было найти что-то. За дверьми моего номера раздавались крики. Целый огромный отель журналистов каждый вечер, приезжая из Беслана, напивался до беспамятства. Я и сам вечерами редко бывал трезв. Потому что кто же это выдержит на трезвую голову?
В третий или четвертый день похорон одна женщина, потерявшая ребенка и в тысячный раз рассказывавшая мне, как все было, произнесла вдруг фразу: «Мы поднимали детей и показывали им (террористам). И мы кричали: дайте воды хотя бы детям».
Тут меня осенило. Мне стало легче, как становится легче, когда лопается гнойник. Я понял, на что это похоже. Кербела! Я был свидетелем вывернутого наизнанку сражения в Кербеле.
Это шиитская история, помните? Имам Хусейн ибн Али, внук пророка Мохамеда, бежит с небольшим отрядом, чадами и домочадцами от халифа Язида. Под городом Кербелой (или на месте теперешнего города) Язид догоняет их. Хусейн строит укрепленный лагерь на ручье. А Язид, вместо того, чтобы штурмовать лагерь, просто велит своим воинам засыпать ручей. В лагере начинается жажда. Женщины поднимают детей над частоколом и кричат: «Дайте воды хотя бы детям!» Наконец Хусейн решается на вылазку. У него всего двадцать восемь воинов. Они выходят из лагеря и все до единого погибают в бою. И отправляются в джанну, мусульманский рай — первые шахиды.
Когда я подумал все это, мне, повторяю, стало легче. Человек, мне кажется, не может быть свидетелем бессмысленного и беспрецедентного кошмара, но может быть свидетелем вывернутой наизнанку истории о Кербеле. Кошмар не перестал быть кошмаром, но стал знакомым кошмаром, описанным в книгах и освященным традицией оплакивания. Только воины Язида не снаружи, а внутри. И воины Хусейна не изнутри наружу бегут с оружием в руках, а снаружи внутрь.
Беслан, батюшка, это жуткое переживание. Много месяцев потом меня только то и поддерживало, что я вспомнил эту историю про Кербелу. Я читал Коран каждый день по паре стихов, как вообще-то обычно читаю Евангелие. И впервые тогда подумал, что не все, оказывается, на свете предусмотрено нашим Священным Писанием. Или я просто плохо знаю Писание?
Священник Сергий Круглов
Вообще, с таким народным взглядом, что дескать Библия — книга, в которой написано совершенно про всё таинственное, великое и ужасное, что творится ныне в мире, что там предсказаны технические изобретения, войны народов, неурожаи, смены правительств, я сталкивался нередко. То та, то другая бабушка-прихожанка упоминала, что вот еще ее бабушка говорила: настанет-де такое время, что по небу полетят железные птицы, упадет звезда Полынь, придет Мишка Меченый, и про всё про то в Библии написано, и всё то, ведь надо же, сбылось…
Конечно, вот такой прямолинейный, примитивный взгляд на Библию как на какой-то сонник или сборник гаданий, в котором впрямую толкуется то или иное событие нашей сиюминутной житейской жизни, ничем, кроме искушения магизмом и язычества, не назовешь.
Тем не менее, желание человека раскрыть Священное Писание, чтобы в его словах найти ответы на вопросы не бытовые — но бытийные, совершенно правильно…
Библия — откровение Бога человеку. Вернее, часть этого откровения. В пришествии Христовом Бог открылся человеку Сам, Сам пришел к людям как человек в Своей земной жизни, смерти и воскресении, и — остался с нами…
В строках же Священного Писания Бог, Его любовь и Его правда, смысл Его союза, завета с нами, открывается не как разглашение «божественных тайн», до времени скрытых от профанов, не как некое эзотерическое учение. Откровение Божие совершается в событиях нашей земной истории, как и Сам Бог вошел в историю, событиях вполне конкретных и неповторимых (в силу их линейности и неповторимости глупо искать там повторений и прямых аналогий с другими событиями, та же трагедия в Беслане там нигде не предсказана, прямо или в виде некоего шифра). Совершается в рассказанной в Библии истории народа Израиля, ставшей историей — всех народов и человеков земли, продолжающейся сию минуту.
И не зря в Церкви «последними временами» называют не то, что таковыми считает обыватель, не какие-то грядущие века с всемирными катастрофами, подобными тем, что сняты в бесчисленных фильмах про конец света — «последние времена» начались с приходом Богочеловека Христа в мир, «последние» они в том смысле, что прежде Бог говорил человеку прикровенно — а теперь открылся сам, что прежде Он считал людей еще малышами, которым многого пока не доверишь — но вот наконец посчитал их взрослыми и пришел к ним как к взрослым, принес им «новое» не как нечто неслыханное прежде, но как заново осознанное. Так повзрослевшие дети по-новому, оглядываясь в прошлое, понимают смысл того, чему их, мальцов, учили отец с матерью.
Заповеди не новы — но дети изменились, и спрос с них теперь иной, заповеди те же — но изменился завет, то есть условия договора между Отцом и детьми… Бог теперь пришел к людям не как грозный Повелитель, на которого без защитных очков столпа облачного или горящей купины нельзя и посмотреть — Он пришел как человек, как брат. Как смертный, спустившийся в земную смерть, чтоб вывести братьев на свободу, в бессмертие… Именно в этом смысле Новый Завет считается «новым» по сравнению со старым. Мы живем в них, в этих последних временах, и прямо сейчас, вот уже две с лишним тысячи земных лет, пишется последняя страница ветхой, старой земной истории человечества.
Так что сказать, что «всё предусмотрено» в Откровении Божьем, неправильно — нет «судьбы» в языческом смысле, нет детерминизма, нет заранее предначертанного каждому неуклонного пути, с которого не сойти, как ни корячься. Но есть более важное: читая и постигая Священное Писание, и не только листая страницы и сверяясь со справочниками и толкованиями богословов, но и самой своей жизнью, исполнением Божьих заповедей в ней, мы постигаем, как нам жить, чтоб быть счастливыми, чтобы победить смерть, чтобы научиться любить и вслед за Христом обрести потерянный путь на родину, в Царство Божье.
Мы понимаем, как, руководствуясь духом Писания, жить в нашей земной юдоли и что означают события в ней, понимаем духом, а не буквой. Потому что, как известно, буква, слепое несмысленное толкование, способна умертвить любовь и свободу, так нередко бывало в истории, и человечества и нашей частной, — а животворит лишь Дух.
Читайте также:
Валерий Панюшкин vs о.Сергий Круглов: Последнее причастие — значит, сдаться?
Валерий Панюшкин vs о.Сергий Круглов: Тайны ремесла
Валерий Панюшкин vs о.Сергий Круглов: Бытовые подробности, или Плохая ли примета — встретить попа?