Нами владеет некоторая мифология времени и пространства, в которых нет ни радости, ни свежего воздуха. Множество людей, отравленных новоевропейской догматикой с колыбели, искренно полагают, что материя вечна, вселенная безгранична, что время и пространство однородны и бесконечны тоже. Это, дескать, их главные свойства — конца нет и все одинаково.
В этом чудовищном мире нет места ни чуду, ни сказке, ни «новому счастью в новом году». «Прибавьте к этому (к бесконечному и однородному пространству) абсолютную темноту и нечеловеческий холод междупланетных пространств. Что это, как не черная дыра, даже не могила, и даже не баня с пауками, потому что и то, и другое все-таки интереснее и теплее» (Лосев А.Ф. «Диалектика мифа»).
Принимаемая нами — обывателями — всюду на веру устаревшая (без Бора, Эйнштейна или Лобачевского) научная картина мира такова, что воистину, только будучи полным дураком, можно в этом мире смеяться.
Мир однороден, беспросветен и бесконечен. Словно в насмешку тебя кто-то толкает из-за темных кулис на освещенную сцену, ты проходишь, ослепнув на время от яркого света, и снова уходишь в темноту противоположного конца сцены. Все! Без Рождества, и Пасхи, и Второго Пришествия — насмешка, и не больше.
Хорошо, что мы плохо учимся в школе, и учебник физики или астрономии не превращаем в учебник жизни. Ведь коль вдумаешься в тиражируемые идеи, то непременно попадешь в лапы к языческому пессимизму. А он уже предложит на выбор: либо стоическое терпение, либо эпикурейскую умеренность, но в конце всегда — неизбежный и необратимый распад на атомы.
Между тем Новый Завет часто говорит о «полноте времени» (Гал. 4:4), о том, что «времени больше не будет» (Откр. 10:6). А если у времени есть конец и полнота (а значит — и неполнота), то очевидно, что оно неоднородно и конечно. Значит, неоднородно также и пространство, столь неразрывно связанное со временем. Оно тоже имеет границу, черту, и измеряется числом и требует категории «прекрасного».
Один ребенок прячется от другого в платяном шкафу, раздвигает шубы, чтобы залезть поглубже, и незаметно для себя раздвигает вскоре уже еловые ветки, и оказывается в ином мире под мягко падающим снегом. Так у Льюиса закручивается сюжет в первой по времени написания сказке о Нарнии, где евангельский подтекст вовсе не шифруется. Шкаф оказывается дверью в пространстве, через которую можно попасть в иной мир. Мало того — в ином мире можно прожить целую жизнь и вернуться обратно так, что никто твоего отсутствия не заметит. Жизнь «там» будет равна минуте «здесь». Льюис просто пользуется сказочной формой для серьезного и взрослого разговора.
Свобода предполагает возможность выхода. Христос потому и называет Себя дверью (См. Ин. 10:9), что принес нам свободу. Если нет нигде дверей и никуда выйти нельзя, то остается только сходить с ума от безысходности. Дверь есть обыкновенное чудо. Она не только указание на Христа, но и на Богоматерь. «Милосердия двери отверзи нам, Благословенная Богородице», «Радуйся Двере Непроходимая» и проч.
Однородный же мир — это мир без дверей, немое царство, камера сумасшедшего дома с мягкими стенами. Не пустите людей ко Христу, и они со временем захотят выйти из этого мира хотя бы через «черный ход» наркомании. Но они захотят выйти! Некто так и говорил: «Если бы я не верил в Господа Христа, я был бы наркоманом».
Но не нужно выходить в иные миры при помощи химии или магии. К иным мирам можно и нужно прикасаться посредством христианского богослужения. Даже с угрозой можно повторить, что без умного участия в христианском богослужении человек будет непременно искать выхода из жизненной тюрьмы при помощи химии (наркотик) или магии (языческие культы, колдовство).
Богослужения торжественный зенит,
Свет в круглой храмине под куполом в июле
Чтоб полной грудью мы вне времени вздохнули
О луговине той, где время не бежит.
Это Мандельштам. А дальше опять Лосев.
«Время, как и пространство, имеет складки и прорывы…
По земным часам, т. е. по солнцу, человек молится, скажем, десять часов. На самом же деле, он переживает это время как несколько секунд, причем, однако, они богаче не только трех обычных секунд, но и десяти часов и, может быть, десяти лет. Космос вообще бесконечно разнообразен по своей временной структуре.
Время человеческой жизни и время какого-нибудь насекомого, живущего один день, совершенно несоизмеримы и несравнимы по своему существу; с точки зрения человеческой жизни один день такого насекомого есть нечто ничтожное и почти смешное. Тем не менее, у этого насекомого есть своя органическая жизнь, с богатым прошлым и неведомым, значительным будущим; и если такое насекомое сознательно, то можно поручиться, что оно ни в каком случае не считает свою жизнь такой уж особенно краткой и смешной»
Время имеет складки и прорывы, имеет полноту и, согласно Откровению, стремится к концу, как к исполнению. Пространство тоже имеет складки и прорывы. Оно оформлено, почему и называется космосом (украшенностью), а не иначе. Из каких-то миров, не видимых глазу, к нам приходят Ангелы. В какие-то миры, невидимые глазу, уходят наши молитвы. Это и есть человеческий мир, в котором тепло и уютно старику и ребенку, простецу и философу.
В этом мире в урочный час законно пахнет ель и зажигаются свечи. За истинный мир Евангелия, за добрый мир сказки и красивый мир поэзии нужно бороться. Без них мир людей перестанет быть средой полноценного человеческого бытия, и превратится в среду обитания для человекообразных.
Читайте также:
Хотим ли мы, чтобы Бог был рядом?
Хроники Нарнии-3: узнать Аслана под другим именем