В последнее время как-то особенно стало заметно, что русское общество как бы разделилось на два лагеря – церковников и антицерковников, ну, есть конечно, и люди вовсе не интересующиеся вопросами религии и духовной жизни, но не о них сейчас речь.
На открытии выставки "Духовная брань". Фото Юлии Маковейчук
Осмелюсь предположить, что главная причина нынешнего разделения на «козлов» и «овец» в смысле отношения к Церкви, к церковной жизни состоит не столько в сознательном противлении Богу одних и ревностном Боголюбии других, а в том, что одни не видят, не осознают ту красоту, подлинную красоту духовной жизни, которая составляет суть Церкви, само её содержание, а другие — не способны оказываются быть благовестниками и исповедниками этой неземной, совершенно необъяснимой с точки зрения житейской логики, но реальной и действительной красоты.
И может быть, исходя из этого предположения, «козлы» не настолько ещё козлы, как нам это представляется, а сами мы не такие уж «овечки» Божии, как о себе мечтаем.
Речь идёт о том горестном факте, что эти обе, названные нами стороны увязли в каком-то иезуитски изощрённом, но по большей части бесполезном споре, споре яростном, исполненном пылких эмоций, язвительных замечаний и разящих аргументов, но в споре, который разрешён теми методами, которыми он ведётся не может быть… Это попросту бесконечное состязание мнений, зачастую поверхностных, в то время, как от нас – христиан, кажется, ждут свидетельства истины и красоты. И вот здесь приходится замолчать в сокрушении и недоумении, потому, что о чём бы не говорила «противная» сторона, нам – именующим себя православными, нужно говорить и думать и болезновать только об одном, именно о том, как нам открыть, показать, обнаружить ту потрясающую красоту, которая всех нас так или иначе, ранее или позже привела в Церковь.
Тут можно сказать, что это дело Божьего промысла, а не нашей немощи – открывать и показывать другим святую красоту и чистоту православия.
Да, конечно, явление и открытие красоты Православия, несомненно, есть дело Божественного промысла, но можно также сказать, что все мы, каждый из нас призваны к живому и ревностному участию в этом промысле. Помните: «Да светит свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5, 16). Здесь ведь именно и идёт речь о Божественном свете, соединившись с которым мы становимся, должны стать светильниками. И тогда, вот ведь удивительное дело: не наши пламенные речи, не железные аргументы и суровые отповеди, не пылкие взоры и гневные филиппики… а самые обыкновеннейшие вещи, то есть просто рас-про-обыкновеннейшие… на которые мы и внимания-то может и не обратим сами – тихо, без лишних потуг с нашей стороны неожиданно позволят иному вчера ещё ярому противнику Церкви заглянуть за завесу своей предвзятости и предубеждённости. Взглянуть и… опешить… и изумиться собственной слепоте… и замереть от ошеломительного и радостного лицезрения открывшейся истины.
Да, вот именно так зачастую и действует благодать – непостижимо, незримо для окружающих, негромко, но явственно и очевидно настолько, что какой-нибудь маленький эпизод, случайная встреча… взгляд… слово… открывают неожиданно для человека непостижимо иное измерение бытия… полагают начало совершенно иной, потрясающей в своей красоте и радости жизни.
Но этому повседневному и действительному преображению жизни во многом мешает наша убеждённая привычка «переделывать» людей, мня, что сами-то мы уже обладаем истиной если не во всей её полноте, то в значительной её части. А ведь это мнение, увы, очень и очень даже распространено среди нас, именующих себя православными. Как-то мы уж очень любим и даже долгом своим почитаем «спасать» других, принимаем на себя учительный вид и не понимая, что именно этот вид и пугает и отталкивает часто от нас, от нашей веры и Церкви многих и многих людей… Это вообще серьёзная тема, требующая серьёзного рассмотрения – откуда в нас является эта непререкаемая и железная уверенность в собственной правоте, которую ещё ко всему прочему мы почитаем долгом непременно и властно насаждать всем, начиная от несчастных домашних, заканчивая другими «заблудшими».
Ну, скажите, кто дал нам право считать, что мы можем кого-то чему-нибудь научить, даже если мы мыслим цитатами из Евангелия и разговариваем абзацами из Катехизиса? Из чего мы заключаем, что мы правы, если говорим с гневной складкой у лба чужие правильные слова? Сами-то мы стали причастниками этих слов? Познали ли мы опытно их глубину и полноту? Или по слову апостола сохраняем лишь вид благочестия, а силы его отвергаемся (2 Тим. 3, 5)? Увы, ведь именно так и бывает часто на самом деле. И надо, по крайней мере, себе в этом честно признаться, прежде чем с недюжинной энергией бросаться «спасать» и «учить» других.
Посмотрим вокруг внимательно. Как много примеров и даже в самом повседневном, «житейском христианстве» тиранства со стороны новоявленных христиан, которые почему-то начинают считать, что сами они уже настолько находятся в безопасности, что могут всерьёз заняться принудительным и властным «спасением» своих близких. Причём понятная во многих случаях боль и переживание о духовной участи своих сродников ни в коей мере не может оправдать каких-то откровенно деспотических методов их исправления. Откуда у нас эта уверенность в собственном праве «переделывать» других, да ещё и с таким напором и властностью, ломая через колено чужую волю?
Ведь даже апостол Павел наставлял своих чад, в отношении человека «впадшего в согрешение»: «Вы, духовные исправляйте такового в духе кротости, наблюдая каждый за собою, чтобы не быть искушенным» (Гал. 6, 1). А мы что творим, зачастую даже не осознавая, что ревность по Богу путаем с ревностью не по разуму.
Истина Божия заключается в том, что Бог любит каждого без исключения человека: и глупого и упрямого и бесчувственного и злого… и к чему ещё призывает нас Господь как не к исповедованию этой любви? Но вот ведь в чём тут дело: исповедание любви – это не сладкие речи, не приторно-медовое вселукавство, а подлинная жизнь в подлинной причастности Христу, повседневное со-распятие Ему в несении чужих тягот и терпении чужих недостатков… подлинная боль о чужих грехах, при глубоком и ясном осознании своих… Это трудно, это гораздо труднее, чем просто поливать всех ничего не обязывающим сиропом или крушить молотом «правдолюбия». И пусть такая любовь – живая, искренняя, неравнодушная — бывает резкой, бывает требовательной, бывает незаживающей раной. Но с одним она не совместима и не может быть совместима никогда – это с чувством самоуверенного и горделивого превосходства.
А именно этим мы страдаем часто – мнящие себя исповедниками и апологетами истины – и мним свои страдания горением за правду, в то время как это всего лишь обратная сторона ограниченности, навязанной нам теми силами, что стравливают людей, но сами стоят над схваткой и посмеиваются нашей «праведной» глупости.
Кому это надо – это противостояние? Можно было бы сказать, что Господь принёс на землю разделяющий меч – Своё слово. Но мы-то можем о себе сказать что твёрдо и несомненно стоим на правой стороне от этого разделяющего лезвия. Можем так сказать? Если да, тогда сверим себя с тем огнём, которым осолены все действительно стоящие одесную и сверим честно, со всей глубиной сокровенной правды. Найдём ли мы в себе те плоды духа, без которых никто из нас не смеет называть себя христианином? Если и найдём, то в самой малой, мизерной и недостаточной степени, почти случайной, как вспыхивающие и гаснущие в ночи огоньки… Значит ли это что нам надо молчать и не свидетельствовать о нашей вере? Нет, конечно, но это значит только то, что нам самим надо искать, искать всё время с болью и слезами потерянную нами и далеко ещё не обретенную во всей полноте святую Красоту.
Всё дело в том, что красоту эту нельзя «ухватить за хвост» никакими внешними средствами, включая суровую аскезу. Но и без внешней дисциплины, без правильной организации жизни обретение этой красоты так же невозможно, разве уж по особому промышлению Божьему, когда красота и величие духовной жизни приоткрывается человеку в любом положении и состоянии. Но и в этом случае человек должен будет потом много потрудиться со слезами и пролитием пота в приобретении, сохранении и умножении этой благодати.
Потому, что другого пути стяжания и познания красоты, кроме труда повседневного и терпеливого – нет. Но все эти труды – всего лишь поднятые молитвенно в исповедании своей немощи и недоумения руки. Исповедания своей крайней нужды по Богу!
И если мы эту свою беспомощность и крайнюю нужду будем ясно осознавать, то в мучительных поисках Божьей милости, безо всякого сомнения будем иначе смотреть… судить… говорить… и думать обо всех тех, кого мы так уверенно ещё вчера были готовы записать в разряд стоящих «ошуюю» Славы Божией.
Наша беда в том, что мы слишком полагаемся на себя, на свои человеческие силы, подчас даже не замечая этого. Нам кажется, что мы не только можем, но и должны, обязаны трубить и требовать, обличать и вразумлять… Но вопреки ожиданиям вся эта наша страстная и кипучая деятельность не приносит иных плодов, кроме углубления противостояния и вражды и взаимного непонимания и ненависти…
Как-то мы не замечаем, что своей ревностью не по разуму порой не участвуем в благовести Христовом, а напротив – загораживаем от людей Божий свет.
Перед самым началом Божественной литургии есть удивительный момент, когда диакон, стоящему перед престолом священнику говорит, склоняя главу: «Время сотворити Господеви…». Это значит, что Сам Господь является в мир, Сам Господь совершает Святую Евхаристию, а нам – какой бы полнотой церковной или иной власти мы не обладали надлежит быть лишь трепетными свидетелями и сокрушенными участниками этого таинственного и величайшего действа – Спасения Богом людей.
Только Бог знает глубины человеческого сердца настолько, чтобы найти тончайшие и вернейшие подходы к нему. А нам, если мы действительно хотим быть участниками этого великого таинства — надо быть внимательными предельно не к своим представлениям об истине, а к Голосу Бога в этом больном, усталом и до последней степени истосковавшемся по любви и утешению, мире.