Мученик — это свидетель. Во времена гонений свидетельствовали о Боге смертью, в мирное время — жизнью. Можем ли мы сегодня прибавить что-то к этому свидетельству? Текст и стихи иерея Сергия КРУГЛОВА.
Всякий кто терпит скорби от мира сего ради верности Христу и Его заповедям — мученик. Мученик, несмотря на то, что не имеет порой той радости, с которой шли на смерть древние мученики, на то, что уныние, страх, сомнения на грани неверия — все это терзает нас ежечасно... У каждого человека — своя мера, у древних была своя — у нас своя.
Лики святых, разработанная градация типов святости… Когда у нас в храме принимают записки на молебен, работницы свечного ящика смотрят строго — чтобы, упаси Господи, ничего случайно не перепутать: преподобномученика не записать просто мучеником, мученика — страстотерпцем. Святые подчас видятся нам плоскими фигурками в святцах, держащими в руках атрибуты своего типа святости, все — на одно лицо, писанное строго по канону. Единственное, чем они отличаются — вот этими своими атрибутами, типами святости: мученик — одно, блаженный — другое, а святитель — вовсе третье. Есть даже некие клише, по которым, мнится нам, написаны канонические жития святых: мы уже знаем, что ежели это преподобный, то в детстве он, как положено, в среду и пяток материнскую грудь не брал и всегда избегал шумных игр, а мученику такие действия могут быть и не показаны, зато его непременно «строгают железами», и ему не больно, он в это время громко исповедует Христа (произнося порой проповеди, построенные по всем правилам апологетической гомилетики) перед непременно собравшейся вокруг него (на миру и смерть красна) затаенно внимающей аудиторией, которая, впечатлившись его стойкостью, вся отправится затем массово креститься…
Мы часто забываем простую, но важную вещь: прославление святых, внесение их в святцы и иконографические прориси — акт не более чем педагогический, «для примера». Учебник географии важен, он поможет правильно ориентироваться на планете — но сама-то планета Земля, с ее морями и материками, странами и народами, больше и сложнее, чем любой учебник. Изображение Христа на иконе напоминает о Христе — но Им Самим не является. Изображение на иконе человека — не стопроцентно тождественно самому реальному человеку.
Типы святости, их четкая градация — вещь достаточно условная. Ведь в каждом христианине, обычном грешном человеке, но живущем верою и любовью ко Христу, живущем в Его Церкви, есть в той или иной степени все типы святости сразу, по крайней мере долженствуют быть. Святители — так разве не все верные, народ священный, как называл христиан апостол, все собравшиеся на литургию, а не только священник, совершают таинство Евхаристии, разве не все мы обязаны проповедовать Царство Божие, пришедшее в силе, и Сына Божия, пришедшего во плоти, разве, если наши родные, домашние, дети слабы в вере, мы не обязаны быть для них пастырями добрыми, учить, наставлять и предстательствовать Богу за всех?
Преподобные — так разве подвиг поста, молитвы, борьбы с греховными страстями и демоническими силами, стоящими за ними, подвиг за свое подобие Христу, не обязателен для каждого из нас?
Юродивые — так разве тот, кто следует в жизни заповедям Христа, а не нормам и ценностям общества потребления, не юродивый для этого мира? И разве не все мы, в любом случае, мученики, свидетельствующие о Христе верой и терпением в скорбях и страданиях, на которые так щедр пронизанный злом и грехом мир? Откроем те страницы святцев, которые еще только-только вышли из-под пера истории, — мартиролог новомучеников и исповедников Российских…
Обычные люди, такие же, как мы с вами, не полубоги и даже не персонажи «Золотой легенды», из ран которых истекало млеко вместо крови… Да и не всегда это были телесные раны. Формально говоря, четвертак лагерей — не строгание железами, жизнь в лагере — все-таки жизнь.
И толпы, внимающей предсмертной проповеди мученика, часто не было — был следователь, равнодушный и к подследственному, и к его вере, неравнодушный только к выполнению плана по врагам народа, которого от него требует начальство. Безвестность, безымянные могилы, безымянные судьбы, далеко не все из которых были записаны даже и «на память птицам» шаламовским пером…
Мучения от мира сего, имеющие целью заставить человека отказаться от Христа, от Его правды и Его любви, от веры в Него, есть и сейчас. Они принимают совсем не такие формы, к каким привыкли читатели древних патериков. Внешне мир толерантен ко всем: веруй во что хочешь, посещай храм или бордель, носи на груди крест или татуировку, ходи крестным ходом или на гей-парад — полная свобода!.. Нет кесаря на троне, нет спекулатора с мечом — но это только внешне. Всякий кто терпит скорби от мира сего ради верности Христу и Его заповедям — мученик.
Мученик, несмотря на то что не имеет порой той радости, с которой шли на смерть древние мученики, на то, что уныние, страх, сомнения на грани неверия — все это терзает нас ежечасно… У каждого человека — своя мера, у древних была своя — у нас своя. Но, преодолевая собственные немощи в упорном желании как-нибудь, да не отступиться от Христа, не равный ли с древними подвиг мы совершаем?
Тысячи повседневных ситуаций. Отказаться делать аборт, хотя муж угрожает разводом.
Ухаживать за выжившей из ума престарелой капризной бабушкой, хотя вполне можно сдать ее в дом престарелых.
Не утопить котят, нагулянных кошкой, а взять на себя мороку их пристраивать.
Простить обидчика и забрать заявление на него из милиции, хотя по всем статьям его следует наказать.
Не пытаться поправить свой бизнес путем уничтожения конкурента, хотя такой поступок в наше время был бы признан естественным.
Будучи прикованным к постели, не поддаваться — изо дня в день — унынию и отчаянию, терпеть и не оставлять молитву. (Помню смерть одной инокини, прекрасной верующей женщины, известного всему городу педагога, которая в постриге-то побыла всего пару месяцев перед смертью…
В последние недели жизни она решила, что ей надо хоть немного потерпеть боль ради Христа и во искупление грехов ее прошлой мирской жизни, и отказалась от лекарств, принимая лишь святую воду, молитвой превозмогая страдания, неизбежные для раковых больных…
И те, кто это видел: друзья, дети, наши прихожане, — восприняли это именно как подвиг свидетельства о Христе…)
Невидимый, непонятный миру крест. Если этого ежедневного мученичества не видит мир, если после него сотни людей не обращаются, по примеру древних, в веру Христову — можно ли сказать, что такое мученичество «несчитово»?.. Да, этих мучеников вряд ли канонизируют, напишут их жития стилизованным под старину языком и изобразят на иконе, — но и этот крест терпения, скорбей и неудач во имя Христа есть крест мученичества. Эти прориси сделаны не черной краской на доске — ржавым гвоздем повседневности на измученных, но исполненных веры сердцах наших современников…
Пусть этого мученичества не заметят сонмы на площадях, но увидит всего один человек — муж, жена, ребенок, сосед, сослуживец, и пусть зрение этого свидетельства не даст мгновенного и, скажем современным посконным языком, «пиароемкого» плода, пусть зрящий не побежит сразу же креститься и не будет по дороге к храму вопить в голос о своем обращении, — но кто поручится, что этот плод веры, небольшой, но подлинный, не появится в нем через долгое время? И этого малого, но великого плода может ждать бесконечно Тот, у Которого тысяча лет — как один день, Кто смотрит в сердце и видит и пестует невидимое.
Тридцать восемь лет расслабленный
Жизни клейкая вода,
Суета людей и ангелов
У купели Вифезда.
Это золото терпения,
Сильным вам не оценить,
Хлеб святого невезения
Вам, зубастым, не вкусить.
Затолкали, не заметили –
Что ж, дорогу молодым!..
Неудачники, свидетели
О Христе пред веком сим.