И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему по подобию Нашему,
И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его
И нарек человек имена всем скотам и птицам, небесным и всем зверям полевым
«Нарек человек имена” – это был первый акт человека, наделенного даром со-творчества. Бог уступил ему место в деле творения мира, дал быть со-автором. Наречение имен – это не так, как мы даем имена своим домашним животным.
Имена в том бытии – это сущностная субстанция, определяющая смысл, содержание и форму нарицаемого существа. Присвоение имени — это также посвящение подвластного существа Имени более высокому, подведение его под руку хозяина – Бога.
Очевидно, что человек, обустраивая Эдем, имел некий общий план его устройства, проект, сообщенный ему Великим Архитектором. Сам же Адам, имея общую модель, уже как дизайнер, должен был задуматься о частностях. Причем, о частностях важнейших и совершеннейших – животных, так похожих на человека телом, набором хромосом, и главное душой и умением любить.
Создание космоса – масштабная работа, связанная со свойствами материи и тонкого мира, с уравнениями Шредингера и дискретными орбитами электронов, физических констант. Это процесс до сих пор потрясает воображение, но оставляет в покое главную силу души человека – любовь.
Животные и райский сад намного интереснее для нас.
Трудно сказать, кем в Раю был крокодил, лев или заяц. Но очевидно, что и им там отводилась какая-то роль, рыхлить ли речное дно, следить за иерархией в царстве зверей или за состоянием травы. Но чем-то, были заняты звери и там. И они, также как Адам, были совершенны и бессмертны. Общаясь с животными здесь, нельзя не заметить, что они не только способны любить, но поражаешься тому, что и они как-то знают Бога и что-то такое помнят об особенном положении человека, о его удивительной божественной природе.
Эта удивительная особенность человека состоит в том, что при сотворении мы были созданы богоподобными. И это богоподобие не утрачено каждым из нас. Конечно, кто-то теряет большую часть этого дара, кто-то, наоборот, принимает и умножает. Но до самой смерти печать Божия лежит на каждой душе.
Мы не утратили Рай совсем.
Мы потеряли Рай лишь отчасти. Нам остался этот мир, еще не до конца утративший было великолепие и дивную красоту. Мы имеем небесные посольства – церкви, на территории которых мы вне власти мира. А главное, у нас еще есть душа, все еще слышащая Бога, и способная творить вместе с ним, чудеса — естественные события для Рая.
Кроме того, с нас никто не снимал ответственности за Мир. Мы по-прежнему призваны хранить и ухаживать, за Землей и всем теми, кто на ней, извиняясь за незаслуженные страдания страждущей твари. Мы также призваны привести весь мир, со всеми людьми его, вместе с собой в новое, обоженное состояние. Никто не снимал нас право и обязанность быть и творить вместе с Богом здесь и сейчас.
Все люди братья, но один Авель, а другой Каин. Но всех Господь готов принять с покаянием, как блудного сына. И мы Ему в этом первые помощники.
Забот у сынов Адама стало больше, вернуть в Рай всех. Рай, конечно, придет, а пока как у поэта:
А пока — a la guerre comme a la guerre, все спокойно.
На границах мечты мы стоим от начала времен;
В монастырской тиши мы –
Сподвижники главного Война,
В инфракрасный прицел
Мы видны, как Небесный ОМОН
Но если это так, то зачем Богу прятаться от нас, как прячется Отец от расшалившегося малыша:
— Господи, вот он я! И зачем бы Тебе не найти меня? Ведь я люблю Тебя.
И зачем бы не простить мне греха и не снять с меня беззакония моего? ибо, вот, я лягу в прахе; завтра поищешь меня, и меня нет.
(Иов)
Твой, голос, Господи, я теряю, в болезни, трудах, среди людей. Потому так хорошо молиться глубокой ночью одному, когда все спят. Хорошо отправиться в турпоход на Соловки или Афон. Там тихо, намолено. Там можно подумать о душе. И эта мысль приводит к развитой форме уединения в тишине посредине мира – к шаббату.
Шаббат – совершенно понятное и похвальное дело. Люди раз в неделю полностью выключаются из будничного мира. Рано утром зажигают свечи, благословение отца семейства, молитва матери, специальный особо испеченный для этого дня хлеб, совместная трапеза и покой, покой и еще раз покой. Закрыты магазины, офисы, заправки. Тихо на улицах. Удивительна воля всего народа, принявшего волевое решение всей страной отдохнуть ради Господа.
Так было и две тысячи лет назад. Такая же суббота. Так же ревностно народ пожертвовал этот день Богу.
Но…
Там была женщина, восемнадцать лет имевшая духа немощи: она была скорчена и не могла выпрямиться.
Иисус, увидев ее, подозвал и сказал ей: женщина! ты освобождаешься от недуга твоего.
И возложил на нее руки, и она тотчас выпрямилась и стала славить Бога.
При этом начальник синагоги, негодуя, что Иисус исцелил в субботу, сказал народу: есть шесть дней, в которые должно делать; в те и приходите исцеляться, а не в день субботний
И услышал в ответ:
Лицемер!
Почему? Что не так?
Все не так. Этот день посвящаемый Богу должен был стать не покоем, ни булочками, ни диваном, ни гамаком, а восстановлением отношений с Богом. Восстановлением таких отношений, какие они были у человека и Отца небесного в Раю. Со-работничество.
Это в восточных культах медитация, искусственное нарушение кровообращения и мантры должны ввергнуть человека в анабиоз и открыть ему мир, в котором растворяется «обманная» реальность, превращаясь в сон и дым.
Но смотрите, как ходил под Богом Иов. Память об этих поступках он вменяет Богу в свое оправдание. Он их понимает как дела договора с Богом, как союз с Ним, как важнейшее дело в своей жизни. Эти дни были истинно посвящены Иовом Всемогущему:
Ухо, слышавшее меня, ублажало меня; око видевшее восхваляло меня,
потому что я спасал страдальца вопиющего и сироту беспомощного.
Благословение погибавшего приходило на меня, и сердцу вдовы доставлял я радость.
Я облекался в правду, и суд мой одевал меня, как мантия и увясло.
Я был глазами слепому и ногами хромому;
отцом был я для нищих и тяжбу, которой я не знал, разбирал внимательно.
Сокрушал я беззаконному челюсти и из зубов его исторгал похищенное.
Если сердце мое прельщалось женщиною и я строил ковы у дверей моего ближнего, —
пусть моя жена мелет на другого, и пусть другие издеваются над нею,
потому что это – преступление, это – беззаконие, подлежащее суду;
это – огонь, поядающий до истребления, который искоренил бы все добро мое.
Если я пренебрегал правами слуги и служанки моей, когда они имели спор со мною,
то что стал бы я делать, когда бы Бог восстал? И когда бы Он взглянул на меня, что мог бы я отвечать Ему?
Не Он ли, Который создал меня во чреве, создал и его и равно образовал нас в утробе?
Отказывал ли я нуждающимся в их просьбе и томил ли глаза вдовы?
Один ли я съедал кусок мой, и не ел ли от него и сирота?
Ибо с детства он рос со мною, как с отцом, и от чрева матери моей я руководил вдову.
Если я видел кого погибавшим без одежды и бедного без покрова, —
не благословляли ли меня чресла его, и не был ли он согрет шерстью овец моих?
Если я поднимал руку мою на сироту, когда видел помощь себе у ворот,
то пусть плечо мое отпадет от спины, и рука моя пусть отломится от локтя,
ибо страшно для меня наказание от Бога: пред величием Его не устоял бы я.
Полагал ли я в золоте опору мою и говорил ли сокровищу: ты – надежда моя?
Вот как он работал вместе с Богом. Вот как жил с Богом.
Об этом Завете, данном еще в Раю, пришел напомнить Христос, работая Божьей работой в субботу, превращая субботу в Рай.
Кажется странным то, что он, как нарочно, злил начальников синагог и фарисеев. Абсолютный нонконформизм. Почему бы Ему не собрать их и по-дружески все объяснить? Зачем было дразнить и обижать начальников народа? Почему бы не явить и им чудеса, так обильно рассыпаемые в народе. Потому что и тогда и сейчас – цинизм — есть профессиональная болезнь клира и верующего народа. Но если человеку вне Церкви остается шанс войти в нее и там сбросить равнодушие к святыне, черствость с сердца, наглость пред Лицом Всевышнего, то, к сожалению, фарисеям уже некуда идти. Эта очень опасная профболезнь практически не лечится. Поэтому мы слышим слова, подобные мощному удару в закрытую дверь:
-Лицемеры!
Эти слова звучат в воздухе и сейчас для всех тех, кто забыл свое назначение и родство с Богом. Кто думает, что с Богом договорился. Для тех, кто уверен, что рожден для покоя, а Рай – это гамак и прохлада, для тех кто думает, что Богу угодны мантры и Царство Божие берется начетничеством или церковной должностью.
К этому Евангельскому чтению примыкает текст Апостола с со странными и гипер поэтическим словами, с кажущейся избыточной аллегорией:
Итак, станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности, и обув ноги в готовность благовествовать мир; а паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого; и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие.
Проще говоря, Господь твердо просит вспомнить силу, крепость и благодать Рая. Вспомнить те дары и силу, что вложены в каждого из нас при сотворении. Вложены для сотворчества и заботы. Забота же земная такова: радость и труд
..сию же дочь Авраамову, которую связал сатана вот уже восемнадцать лет, не надлежало ли освободить от уз сих в день субботний?
И когда говорил Он это, все противившиеся Ему стыдились; и весь народ радовался о всех славных делах Его.
Вот в чем смысл субботы. В том, чтобы и мы в этот день, посвящаемый Богу, работали Ему райской работой. Делали этот день днем открытых дверей Рая, упражнялись в том, чем нам предстоит заняться после смерти.
И те, кто стыдился, и те кто радовался о славных делах вспомнили, о Главном. Душа моя, вспомни и ты!
Дохнет репейника ресница,
Сверкнет кузнечика седло,
Как радугу, степная птица
Расчешет сонное крыло,
И в сизом молоке по плечи
Из рая выйдет в степь Адам
И дар прямой разумной речи
Вернет и птицам и камням