– Отец Димитрий, вы являетесь не только священником, но и историком по образованию. Что вы могли бы сказать об открытии памятника Ивану Грозному в Орле, вызвавшем столько дискуссий и споров в обществе, с позиций историка?
– Последнее время у нас очень активно обсуждаются вопросы соотношения нравственности и власти, и мне кажется, на открытие памятника в Орле надо смотреть именно в этом контексте. Конечно, когда человек наделён большой властью, ему очень сложно следовать нравственным нормам, просто в силу того, что в мире, лежащем во зле и грехе, нет однозначных решений и ответов. А монархи обладали властью неограниченной или почти неограниченной. И им необходимо было вершить правосудие и наказывать преступников, ведь они считались наместниками Бога на Земле, и соответственно, олицетворением Божией справедливости.
Но при этом христианство отнюдь не снимает ответственности за свои поступки с власть имущих. Поэтому всякий из них должен отвечать за свои деяния и перед судом Божьим, и перед судом Истории. Иоанн Грозный – пример того, как человек, оказавшись у власти, сначала искренне пытался сделать что-то хорошее, о чём говорит первый период его царствования, ознаменованный позитивными политическими реформами и благими начинаниями. Но потом в его личности и характере явно произошёл какой-то слом, в результате которого он стал психически нездоровым человеком. Налицо признаки деградации личности, паранойи, мании преследования… И уже под воздействием этих негативных факторов Иван Грозный сделал всё то, чем он особенно запомнился и за что получил своё прозвище. Таким образом, несмотря на всё хорошее, что он сделал до того, в истории он остался как кровавый самодур.
Источники говорят о том, что после проявлений необузданной жестокости царь каялся, понимая, что он делает что-то не так, но потом опять возвращался к тому же. В нём была какая-то раздвоенность, расщепление сознания. И вряд ли на психически больного человека, который не может контролировать свои поступки, можно возлагать полную ответственность за них.
Но, как бы то ни было, история – наука в каком-то смысле педагогическая, она, на мой взгляд, должна запечатлевать примеры благочестия и нравственной красоты, а примеры нравственного уродства – наоборот, покрывать забвением.
– Но если мы станем покрывать забвением преступления и деяния тиранов, то как сможем извлекать из них уроки?
– Возможно, я не совсем удачно выразился. Имелось в виду забвение не исторических фактов, а славы таких правителей. Наверное, точнее было бы сказать – не забвение, а бесславие. Как, например, на знаменитом памятнике тысячелетию Руси в Новгороде, где изображены все российские правители, начиная от Рюрика, но Ивану Грозному места не нашлось. Но сейчас, к сожалению, наблюдается такая тенденция, что нравственное уродство и деспотизм, наоборот, выходят на первый план и начинают считаться нормой отношений между властью и народом.
– Апологеты Грозного пытаются оправдать чинимые им зверства тем, что они поспособствовали укреплению государственности и тогдашней «вертикали власти». И здесь мы подходим, на мой взгляд, к краеугольному вопросу – стоят ли какие-либо профиты для государства и аппарата управления загубленных и поломанных человеческих жизней? Что говорят по этому поводу история и христианское учение?
– Не стоят. Христианство учит нас, что человеческая жизнь – это наибольшая ценность в этом мире. Какую цену даст человек выкупом за душу свою, спрашивает нас Евангелие. Все сокровища мира, и даже весь мир не стоят души человеческой. Но русский менталитет почему-то исторически сформировался так, что ценность государства у нас выше, чем ценность жизни человека.
– За годы своего правления Грозный безжалостно уничтожил десятки тысяч людей. То же можно сказать про Петра 1 с его реформами. При Сталине счёт вёля уже на миллионы. Тем не менее, заметная часть нашего народа склонна считать их положительными историческими персонажами, и более того, не прочь вернуть те времена. Почему у нас так любят и восхваляют тиранов? Стокгольмский синдром тому причиной, или дело, как сказал Мединский в хромосомах? А может быть, в чём-то ещё?
– Дело не в хромосомах и не в стокгольмском синдроме, а в нашей искажённой нравственности. Люди не понимают, что выше, чем личность и жизнь человека может быть только Бог. И между ним и человеком больше ничего нет. Всё остальное – ниже, и не может быть ценнее. И если мы не понимаем этой ценности человеческой жизни, если для нас сотни, тысячи, миллионы людских жизней – это лишь цифры в статистике потерь, если мы не скорбим о том, что так всё происходило в истории, то что удивительного в том, что это будет повторяться и самовоспроизводиться. А если человек – это какая-то пылинка в масштабах истории, которую можно просто смести, не заметив, то что остаётся? Лишь государство, Империя. А государство – это в первую очередь – власть. И понятно, что людям, которые находятся у власти, выгодно, чтобы государство всегда стояло выше свободы и личности человека. И чтобы все остальные без вопросов могли свою свободу и свои жизни ради государства принести в жертву.
Как тысячи лет назад, так и сейчас, государственные идеологии работали на то, чтобы воспитать подданных и граждан в таком ключе, чтобы те забывали про свои потребности, нужды, даже про саму свою жизнь во имя блага государства. С одной стороны, когда стране и народу угрожает какая-то реальная опасность, это, вроде бы, правильно и оправданно, но с другой – об этом чаще всего говорят, когда угроза исходит, наоборот, не извне, а изнутри, от самого государства. Когда люди начинают массово погибать не от внешней агрессии, а оттого, что в родном государстве приходят к власти нелюди.
– Кстати, а почему у нас вообще так повелось, что патриотизм и благо страны увязываются не с уровнем и качеством жизни людей, её населяющих, а со способностью запугать соседей и навязать им свою волю? Во имя чего ура-патриоты такого толка согласны не только голодать, но и жертвовать жизнями, как своими, так и чужими?
– Ну, своими – это вряд ли. Как только дело доходит до своей собственной жизни, приоритеты там сразу меняются. Люди, которые говорят нам с экрана телевизора о том, что они готовы лишиться всего и отдать последнюю рубашку за свою Родину, как правило, при этом хранят свои немаленькие капиталы за границей, детей и семьи держат за границей, лечиться ездят за границу, и отдыхают там же, а здесь только учат соотечественников патриотизму. С медийными «патриотами» всё понятно, это даже не стоит обсуждения.
А вот что касается того, почему люди иногда искренне меряют патриотизм не своим личным благополучием и общественным благосостоянием, а государственными, грубо говоря, понтами – непонятно. Может быть, из-за того, что массовое сознание криминализировалось, и вся эта блатная, уголовная субкультура перекочевала в общество. А в уголовном мире показать свою «крутость» – это очень важно, от этого зависит статус. Поэтому мы будем ходить в деревянный туалет на улице, но при этом угрожать всем окружающим и учить их жизни, хотя они живут на порядок лучше, чем мы.
Деревянный туалет – это просто фигура речи, метафора, за которой стоят намного более серьёзные показатели – первые места, занимаемые Россией по абортам, пьянству, коррупции, наркомании, детской преступности… И при этом мы всё равно считаем, что у нас всё в порядке, и что все проблемы «у них», в Европе и Америке. Не знаю, что является причиной – неосведомлённость, нравственные выверты, или же просто виртуальная телевизионная реальность, в которую значительное число наших сограждан погружено больше, чем в реальную жизнь.
Возвращаясь к теме Ивана Грозного – при нём ведь чудовищные ошибки, просчёты и просто глупости, стоившие России огромных издержек и жертв, как, например, проигрыш в Ливонской войне, были совершены людьми, из которых царь создал опричнину, с таким же искажённым восприятием реальности. Они считали, что если научились бороться со своим народом, казнить бояр и душить митрополитов, то они сильны. Но, как выяснилось, очень ошибались.
– О Ливонской войне почитатели Грозного предпочитают не вспоминать, она не вписывается в их сусальный миф. Кстати, отец Димитрий, а как вы относитесь к мифологизации истории, зачастую преднамеренной, которая становится общепринятым трендом?
– Почему-то у нас принято считать, что история – не столько наука, сколько разновидность идеологии. Причём в угоду конъюнктуре зачастую имеют место не только выпячивание или замалчивание каких-то исторических фактов, но и откровенные фальсификации.
Но факты – вещь упрямая. Как бы ни пытались обелить Грозного или Сталина их апологеты, исторические источники говорят о том, что, например, во время резни в Новгороде погибла половина его населения, или что во 1937-1938 годах было расстреляно около 700 тысяч человек. И это доказано документально. Нам говорят: «Ну и что? Зато он централизованное государство укрепил, или индустриализацию провёл».
Здесь можно провести такую аналогию – представьте себе, что человек совершил преступление, убийство. А нам говорят: «А между прочим, его портрет висел на Доске Почёта, потому что он был героем труда». Но как это можно связать, и одним оправдать другое? Совершённое убийство перечеркнуло прежние заслуги этого человека, как для суда, так и для окружающих. То же, в равной мере, касается и исторических личностей, в том числе правителей, никакой особой шкалы оценки для них нет.