Вышел в свет августовский номер журнала «Фома»
Скоро в продаже — августовский номер журнала «Фома»:
Колонка главного редактора
«…Однако воспринимая оба текста как смысловую параллель, я убеждаюсь, что «Повесть о Петре и Февронии Муромских» — произведение, не менее значимое для мировой культуры и для понимания человеческих отношений, чем повесть, «печальнее которой нет на свете», и вот в каком смысле: если любовь не создает семью — это всегда трагедия. Дай Бог, чтобы она была не столь роковой, как у героев Шекспира, но в той или иной степени трагедия случится всегда. Конечно, и в семье много своих драм и трудностей, но без семьи все происходит не так, как Бог о человеке задумал. Уже в первой книге Библии говорится о том, что нехорошо человеку быть одному (Быт 2:18)» — рассуждает Владимир Легойда в Колонке главного редактора «Две повести, или Уроки о любви, семье и верности».
Вопрос номера
Важно ли Вам быть успешным?
Отвечают биолог-аналитик Дарья Чумакова (Минск), кандидат экономических наук, председатель совета директоров ЗАО «Независимая газета» и колумнист Елена Ремчукова, студентка факультета международной журналистики МГИМО Алина Сабитова, актер Максим Заусалин, художник Татьяна Николаенко (Санкт-Петербург) и ведущий консультант отдела процессов стратегического планирования и управления рисками Анна Болсуновская.
***
В материале «Бабушки и дедушки» — о том, как провели День семьи, любви и верности супружеские пары, которые прожили вместе сорок, пятьдесят, шестьдесят лет:
«Старушка бережно поддерживала под руку стоящего рядом с ней старичка. Он был очень худой и выглядел еще старше, чем она.
— За шестьдесят лет в браке в Вашем понимании роли семьи для человека что-то изменилось? — спросил я.
— Ничего особенного. Он по-прежнему мой ненаглядный… — ответила бабушка и ласково положила руку на плечо супругу.
[…]
— А что Вы с высоты Вашего опыта можете посоветовать молодым семьям? — спросил я у другой пары стариков.
— Сегодня извращено понимание любви, — сказал мне дедушка. — Молодые часто думают, что любовь — это то, что связано с удовольствиями, что достается легко и возникает уже в самом начале отношений. Но я убежден: любовь — это то, что в конце. Она выковывается годами семейной жизни. Вот я могу с полным правом сказать, что мы с супругой нашли друг в друге любовь. А знаете, почему?
Дедушка посмотрел на часы и продолжил:
— Потому что мы с женой вместе уже пятьдесят три года, семь месяцев, девять дней, двенадцать часов и несколько минут…»
Интервью номера
На сей раз беседа состоялась с Анатолием Васильевичем Торкуновым — академиком РАН, ректором МГИМО (У) и председателем Попечительского совета журнала «Фома», которому 26 августа исполнится 60 лет.
В интервью «Нам не хватает сентиментальности» мы говорили с ним о том, как с возрастом меняются жизненные приоритеты, что значит «настоящий поступок» и каково видеть своего выпускника в сане игумена.
Тема номера: Эра равнодушия
Некоторое время назад в «Фоме» появилась редакторская колонка Владимира Легойды под заглавием «Эра равнодушия». Но и сейчас тема равнодушия не перестает быть актуальной; иными словами, снята она не была, очевидно, потому что знамение времени так просто не избудешь. Не ставя себе такой явно утопической (во всяком случае на сегодня) цели, зам. главного редактора «Фомы» Арсений Русак договорился еще раз подумать (и побеседовать) о равнодушии с редактором «Альфы и Омеги» Мариной Журинской.
В процессе предварительного обсуждения текста беседы свое мнение прислал авторам игумен Савва (Мажуко) из Беларуси.
Редакция не намерена завершить этими публикациями обсуждение темы равнодушия, потому что равнодушие опасно в частности и тем, что если о нем не говорить, то оно агрессивно отвоевывает себе жизненное пространство. Г. К. Честертон писал, что святость можно ошибочно принять за равнодушие, но наверное для нас сейчас в целом более актуален (и более опасен) другой случай: когда равнодушие принимается за святость.
В статье «Равнодушие: самооборона или самообман» Арсений Русак предположил, что «…равнодушие — это защитный механизм души. Человек смотрит телевизор, читает новости в интернете, в конце концов, просто смотрит по сторонам, и если он не остаётся равнодушным ко многому, не «закроет на что-то глаза», то очевидно, он должен сойти с ума, потому что мир вокруг буквально наполнен страданием — а человек на него никак не может отреагировать либо считает, что не может. А раз так, то единственный выход — равнодушие. Все, что не я, не моя семья — дело постороннее. Я работаю, дóма все здоровы — у меня всё хорошо, моя хата с краю».
А Марина Журинская в ходе обсуждения предложила рассмотреть еще один аспект темы «…с виду не такой страшный, но на самом деле столь же губительный: равнодушие к добру и красоте. Считается, что ныне главный враг человечества — сентиментальность (что является заведомо ложным измышлением князя мира сего), а уж под сентиментальность подгоняется всё: любование красотой природы, детскими играми, склонность к книгам и фильмам с хорошим концом, доброе, внимательное отношение к животным, любовь к уюту… Конечно, во всём этом должен соблюдаться критерий вкуса, но это уже вопрос общей культуры, а откуда ей взяться, когда дело дошло до того, что в одном из ужасных произведений околоцерковного словотворчества — в очередном списке грехов, в которых предлагается каяться (точнее, которым предлагается каяться),— фигурирует абсолютно безграмотное «любование красивых лиц»!..»
***
В материале «О равнодушии: обратная перспектива» игумен Савва предлагает взглянуть на это понятие совершенно иначе:
«…Но справедливости ради надо заметить, что, например, в аскетической литературе словом равнодушие передавалось значение древнего философского термина «атараксия», то есть невозмутимость, спокойствие духа… Подвижник оставался равнодушным к соблазнам мира, его душа оставалась невозмутимой и невосприимчивой к мирской суете, следовательно, как это ни неожиданно для нас прозвучит, словом равнодушие обозначали одну из христианских добродетелей. В самом деле, подумаешь — ведь равнодушие обозначает еще и отсутствие предвзятого отношения к людям, не допускает ни срыва в (необъяснимую) антипатию, ни отклонения в (недолжную) симпатию…»
В разделе «Вера»
Алексей Варламов в материале «Просвещает всех» о недоверчивом отношении к Церкви и желании «выписывать ей штрафы»: «…Логика тут такая: вот уж скоро двадцать лет как Церковь не подвергается никаким гонениям и ущемлениям, а моральное состояние общества еще хуже, чем было в советское время. Нравы испорчены, преступность, наркомания, разводы, детская беспризорность растут и растут… И зачем тогда нужна Церковь?
Зачем все эти открывающиеся храмы, пышные церемонии и торжественные богослужения? А тут еще дружба с олигархами и властями…»
***
Свои впечатления по церковности в Греции делится проректор по научно-богословской работе Московской духовной академии, главный редактор интернет-портала Богослов.ру протоиерей Павел Великанов
— в Монологе «Постхристианство: греческий синдром»:
«Но самое печальное, что приходится видеть, — это постепенное превращение в музей и православной традиции как таковой. Как-то раз один из моих знакомых так, между делом, вдруг спросил: «Отче, а может мне уже и поисповедоваться стоит?» Курьезность этого вопроса в том, что этому рабу Божьему уже под пятьдесят, он регулярно ходит в храм, где на Пасху и Рождество традиционно причащается, а вот на исповеди он при этом за всю свою жизнь не был ни разу. Быть может, это частный случай, но, боюсь, характерный. Когда мы в первый день Великого поста, который в Греции является государственным выходным, отправились в храм бить поклоны, то с изумлением застали там трех пожилых женщин и окончание службы. А народ жарил шашлыки на горе и запускал воздушных змеев».
***
«О нашем страшном суде» — пишет Марина Журинская.
***
«О правилах здравого рассуждения» — поведал в своей статье Сергей Худиев.
В разделе «Люди»
Один день в мастерской «Палехский иконостас»
Что такое «хаканье»? Кто такие «личники» и чем они отличаются от «доличников»? Как на самом деле выглядит сусальное золото и что делает иконостас настоящим? Об этом и многом другом корреспондент «Фомы» узнал, когда провел один день в городе Палех с сотрудниками мастерской «Палехский Иконостас».
***
О детях, ищущих маму с папой, а также совет психолога усыновителями по вопросу «Стоит ли поддерживать контакты с биологическими родителями?» — в рубрике «У Вас будут ребенок».
***
О том, как епископ Петропавловский и Камчатский Игнатий помог ему прийти в Церковь и вновь почувствовать себя нужным и любимым после утери отца — в письме-рассказе Андрея Матвеенко «Владыка»:
«Умер мой отец, и я остался один. Тогда мне было девятнадцать лет. Похороны, поминки прошли как в тумане. Я плохо что-либо соображал. Спасибо друзьям, они помогли в печальных хлопотах. Когда все закончилось, я в полной мере осознал свое одиночество. Присел на краешек отцовской кровати, бережно обнял руками подушку, еще хранившую запах родного мне человека, и громко зарыдал. В тот момент я совершенно ни о чем не думал. Просто тупо, отрешенно сидел и ревел навзрыд, оплакивая свою легкомысленную веселую юность и понимая, что теперь она ушла безвозвратно.
В голове пульсировала фраза: «Отца больше нет…»
***
Почему оперная певица и актриса, заслуженная артистка России и лауреат множества международных конкурсов вдруг решила оставить свою карьеру и стать преподавателем вокала в Ново-Тихвинском женский монастырь в в Екатеринбурге? Что же привело примадонну театра «Новая Опера» в уральскую обитель? — в этом постарался разузнать корреспондент «Фомы» в интервью с Галиной Лебедевой «Я люблю театр, но есть искусство выше».
В разделе Культура
Как соединить любовь к Богу и любовь к Отечеству? — в материале «Белорусский храм-памятник»:
«…Над нашими головами — на 80 метров уходящий ввысь белокаменный храм. Мы под землей, в крипте, прямо под алтарем. Но здесь — не холод фамильных захоронений, здесь — Христос, взирающий с иконы Воскресения, теплящаяся лампада, приглушенный желтовато-оранжевый свет, вырезанные в мраморе ниши для саркофагов. Совсем скоро в них будут захоронены три солдата. Гренадер, погибший в войне 1812 года, солдат Первой мировой войны и воин Великой Отечественной…»
***
Приходские библиотеки — они много где есть, но о них мало кто знает.
Какая от них польза? Кто их посещает? Не устарели ли они в наш век
интернета и каковы их перспективы? — обо всем этом в статье с одноименным названием – «Приходские библиотеки».
***
Что увидели европейцы в выставке фотохудожника Владимира Ходакова? — показывает и рассказывает Дарья Рощеня в материале «Умение удивляться», в рубрике Галерея.
***
В Монологе «Возвращаясь к «Солярису» Владимир Гурболиков сравнивает известную книгу Александра Лема с ее экранизацией:
«…Жил человек, и была у него жена. И он охладел к ней, не пожелал пощадить ее чувств, разуверившись в своих. По сути, довел ее до самоубийства. Не в силах ничего с этим поделать, он вынужден жить с таким страшным грехом, глубоко спрятав память о нем и муки совести вглубь своей души. Но он понимает, что все вокруг как-то… не так. Его любит отец, и он любит отца — но не может по-детски прижаться к нему; прекрасный тихий семейный дом о чем-то все время напоминает ему, и в доме нет для него особенной радости. Вокруг героя — урбанистический мир, в котором вообще можно сойти с ума от одной только поездки по хай-вею. И вот такой «убитый» грехом, «закуклившийся» человек, Крис Кельвин, пытается убежать на Станцию, в космос, подальше от прошлого. Но Станция неожиданно для него оказывается местом, где некий Творец (Бог или инопланетный разум — Тарковскому, в общем-то, похоже, наплевать) заглядывает в самое сердце человека, находя там образ того, о ком человек особенно мечтал бы забыть…»
В рубрике Эпилог
лидер рок-группы «Братья Карамазовы» Олег Карамазов высказывает свое мнение по номеру:
Лекарство от равнодушия
Читаю «Фому» уже несколько лет и все время убеждаюсь — этот журнал для таких, как я. «Для сомневающихся» — то есть для тех, кто ищет и кому в поиске нужны ориентиры, отправные точки. Особенно нужны они в размышлении о таком непростом явлении, как человеческое равнодушие.
Здесь у меня самого больше вопросов, чем ответов. Какова природа равнодушия? Откуда оно в нас? Есть ли это лично во мне? Или же, наоборот, это пустота нашей души, окамененной нечувствием? Я очень благодарен Арсению Русаку и Марине Журинской за их беседу о равнодушии (c. 18). Удивительно, но в этом разговоре незнакомых мне людей — все обо мне сегодняшнем. Обо мне — спешащем жить, переполненном информацией обо всем на свете, но не слышащим и не видящим и близких, и себя. Читаю эту беседу и думаю: кто же я? Равнодушный, очерствевший человек или просто осуетившийся в этом вечно спешащем мире? Этот текст задевает тебя, провоцирует и заставляет продолжать поиск. Честный поиск себя настоящего. Поиск человека, ищущего Бога. Бога, Которого еще так мало во мне, но на Которого я возлагаю все мои надежды.
Рассказ Арсения Русака о детях-отказниках, об их смерти и, опять же, о нашем равнодушии — звучит как приговор. Как «взрыв» той части тебя, которая существует без любви. Или делает вид, что якобы и без любви может оставаться живой. Читаешь это и почти в панике думаешь: как с этим жить дальше? Откуда придет спасение? Дать рациональный ответ мне трудно, но душа не сомневается — спасение возможно только в любви.
В статье Алексея Варламова (c. 32) очень хорошо сказано о нашем нетерпении, о том, как мы жаждем немедленно переустроить мир. Поднята острая тема, вскрыта наша незаживающая рана: извечная проблема отношений между властью и Церковью и то, как эти взаимоотношения воспринимаются и трактуются.
Я живу в Киеве. Выскажу мысль, неожиданную для многих моих знакомых, которые знают о моем прохладном отношении к представителям светской власти. И в Украине, и в России меня радует сближение руководителей наших стран с иерархами нашей Православной Церкви. И это сближение, по-моему, построено на одном: на реальном, а не формальном, воцерковлении многих людей, принадлежащих к политической элите. Это рождает надежду на «симфонию» власти духовной и власти светской. На то, что власть научится слышать отдельно взятого человека. А это уже надежда на медленное, постепенное, но все же набирающее силу выздоровление стран, страны, народа, каждого из нас. Да, Алексей Варламов делает жесткие выводы. Но ты не чувствуешь безнадежности после прочтения статьи, которая заканчивается так: «Свет Христов просвещает всех».
С интересом прочел монолог протоиерея Павла Великанова «Постхристианство: греческий синдром» (c. 36). Мне показалось, что статья отца Павла — не только о Греции, но, к сожалению, обо всей Европе. Я в свое время объехал Грецию вдоль и поперек, посетил большое количество православных храмов этой страны. И почему-то осталось четкое ощущение их покинутости, ощущение, что веру забыли, оставили за бортом. На церковных службах в основном пожилые люди, молодежи практически нет… Думаю, эта картина — предостережение людям Русского мира и напоминание: храните веру православную, не отступайте от нее.
Недавно я общался с предпринимателями из Греции, которые совершали паломничество в Валаам, Москву, а потом к нам в Киев. И они удивлялись тому, как много людей у нас в храмах: «Здесь живая вера!»
Фотограф Владимир Ходаков (c. 78) пишет, что Православие органично влилось в нашу современную жизнь. Об этом свидетельствуют и его удивительные по глубине и простоте фотоработы. Мне тоже радостно видеть эту тенденцию. И дело не только в том, что становится больше храмов, или в том, что больше людей ходит в них. «Воцерковляется» и сама жизнь. Один из примеров тому — наши киевские байкеры. Когда они приехали в Ионинский монастырь освящать свои «колесницы», то это не было лишь исполнением обряда: после этого ребята поехали в детский дом под Киевом и устроили для детворы настоящий праздник, прокатив их на своих «байках».
Есть много других примеров. Раньше был такой стереотип: если человек рок-музыкант — значит, он обязательно ведет греховную жизнь. Если следовать такой логике, тогда людей какой-то одной профессии нужно считать грешниками, а других праведниками, или всех слесарей записывать в православные, а токарей — в буддисты. Это глубоко неверный взгляд, и мне отрадно, что, например, Константин Кинчев и Юрий Шевчук своим открытым исповеданием Православия разрушают его. Разве это пример того, как Православие входит в нашу жизнь?
Слава Богу, мне приходилось и приходится видеть много неравнодушных людей. Это и мой духовник — отец Исаакий из Голосеевской пустыни, и митрополит Ириней, нынешний архиерей Днепропетровска, человек изумительной доброты. Кстати, владыка Ириней, когда был в Японии, три года потратил на перевод службы на японский язык — тоже пример удивительного терпения.
Может, в этом и состоит главное лекарство от равнодушия — видеть в жизни примеры искренности и жертвенности. И еще: найти в себе ту же искру, отыскать в себе Человека и увидеть Человеков — в окружающих.