Осенью этого года в Москве разгорелся конфликт вокруг строительства мечети в «Текстильщиках». Инициативная группа москвичей настаивала на том, что конфликт не является межрелигиозным — просто большое стечение людей на мусульманские праздники создает определенные неудобства жителям района. Однако обсуждение в интернете показало, что людям не нравятся именно мечети, а также все мусульмане вообще. Что опаснее — ислам или исламофобия, выяснял корреспондент «НС».
Не все мечети одинаково полезны
«У нас в России мусульмане разные. Есть мусульмане традиционные, дружественные Православию, есть мусульмане радикальные. А есть мусульманские сектанты, которые примыкают к мусульманам радикальных взглядов, — объясняет исламовед, член Экспертного совета по проведению государственной религиоведческой экспертизы при Минюсте РФ, к. и. н. Роман Силантьев. — У последних отношения с Православием, естественно, плохие. Если у нас плохие отношения с сектантами христианского происхождения, то с чего бы им быть хорошими с сектантами мусульманскими, которые не считают за людей даже инакомыслящих мусульман? Зачастую мечети строят не мусульмане, а люди, просто именующие себя мусульманами». О том же самом упоминает в своем письме инициативной группе жителей «Текстильщиков» и протоиерей Всеволод Чаплин: «В современной России мечети нередко строятся или захватываются лицами, находящимися под влиянием зарубежных экстремистских центров. Об этой серьезной проблеме открыто говорят сами лидеры традиционных мусульман». Понять «традиционная» ли перед нами мечеть или «экстремистская», можно по организации, которая строит мечеть и которой эта мечеть будет подчиняться. Мечеть в Текстильщиках строится Советом муфтиев России, председателем которого является Равиль Гайнутдин. Он же возглавляет Духовное управление мусульман европейской части России, которому подчиняется Московская соборная мечеть на Проспекте Мира. В апреле 2009 года на официальном сайте мечети был опубликован список рекомендованных для чтения книг. В этом списке были, например, две книги, включенные в Федеральный список экстремистских материалов. Годом позже, в январе 2010-го, уже сам Равиль Гайнутдин получил от прокуратуры Москвы предостережение «о недопустимости нарушения требований ФЗ “О противодействии экстремистской деятельности”».
Роман Силантьев побывал во многих регионах России и на местах исследовал более 15 конфликтных ситуаций вокруг строительства мечетей. «Все они оказались связаны с мечетями общины Совета муфтиев России. Помимо Совета муфтиев в России существует более семидесяти централизованных мусульманских организаций, и мне не известен ни один конфликт, который был бы связан хоть с одной из них. Понятно, что мечети Равиля Гайнутдина никаким центром умеренного ислама не станут», — заключает эксперт.
С кем можно жить в мире
«Сейчас в Москве очень много гастарбайтеров из мусульманских регионов. Вы видели хоть раз пьяного мигранта-дворника? А строителя? Я — нет. Причем не только утром, но и вечером, — говорит исламовед, к. и. н., ведущий научный сотрудник Института восточных культур и античности РГГУ Алексей Журавский. — Одно из достоинств мусульман — удивительная порядочность и аккуратность в быту. Это то, что дается воспитанием. Конечно, я не говорю, что среди мусульман и мигрантов нет преступности — есть. Но цифры всегда должны быть проверенными и обоснованными. Мы грешим против истины, говоря, что весь ислам — агрессивная и фанатичная религия, призывающая убивать всех несогласных. В классическом исламе этого нет. Подобный призыв появляется в проповеди Мухаммада ибн Абд аль-Ваххаба (1703-1792), которого современные ваххабиты считают своим учителем. Он объявил всех мусульман, не согласных с его позицией, неверными. Понятие неверный — кафир — и в Коране, и в классическом исламе означает того, кто принял ислам, а потом отошел от него».
Нельзя сказать, что классический ислам вовсе лишен агрессии: в шариате (исламском законе) есть разрешение на убийство неверного, потому что он становится врагом ислама, кроме того, насильственному обращению в ислам подлежат язычники-многобожники. «Этот статус ранний ислам действительно не признавал, — поясняет Алексей Журавский. — Многобожник должен быть обращен, если он оказался на “земле ислама” (территории мусульманского государства). Однако христиане и иудеи выделялись в отдельную категорию — Ахль уль-Китаб, “люди Книги”. Им было ниспослано божественное откровение, поэтому они не подлежат насильственному обращению, и мусульманин не имеет права вторгаться в их дела веры — эта норма закреплена в Коране. Но только при условии, что они не воюют против мусульман. Можно сказать, что экстремистские течения в современном исламе более радикальны, чем даже ваххабизм XVIII века, не говоря уже о классическом исламе. Но это не потому, что они более четко следуют установлениям Корана. Скорее наоборот: коранические постановления часто нарушаются».
О том, что с традиционными мусульманами возможно мирное сосуществование, наглядно свидетельствует история дореволюционной России. Можно вспомнить генерала-мусульманина хана Нахичеванского Гусейна (1863-1919), кавалера ордена Святого Георгия, который не предал Николая II и не присягнул Временному правительству, до последнего сохраняя свою верность власти, за что и был расстрелян. И не только хан Нахичеванский — многие мусульмане и на Северном Кавказе, и в Средней Азии до конца воевали против новой власти.
«С каждым годом нарастает взаимная неприязнь между православным и мусульманским сообществами. И во многом, конечно, это заслуга средств массовой информации, которые дают площадку для выступления тем людям, которые не укрепляют мир, а разжигают вражду своими заявлениями, — считает Роман Силантьев. — Но с агрессивно настроенными мусульманами-сектантами мирное сосуществование невозможно. Когда они приходят к власти, никаких христиан в стране не остается. Яркий тому пример — Саудовская Аравия, в которой ваххабизм является официальной идеологией. В стране нет ни одного христианского храма, запрещено носить нательный крест и хранить дома Библию или даже ввозить ее в страну. Ваххабиты считают христиан особо вредным типом язычников, которых нужно обратить или уничтожить. И даже со своими братьями-мусульманами они не могут нормально уживаться: в Ираке идет настоящая гражданская война, сотни людей гибнут ежедневно. То же самое происходит в Пакистане, Индии, Саудовской Аравии, Афганистане».
Раковая опухоль ислама
Ислам — вторая после христианства по численности мировая религия (1,57 млрд человек, по данным Pew Research Center на 2009 год, что составляет 23% от предполагаемого населения земли в 6,8 млрд). В последнее время, как отмечают эксперты, мировой, а вместе с ним и российский ислам переживают стремительную радикализацию.
Само понятие «ислам» в арабском языке означает предание себя, вверение себя Богу. Ислам нельзя считать просто религией. Это — тотальная система, объемлющая все стороны, все уровни жизни человека и общества. И единому культу, закону и праву, регулированию жизни общины она придает намного большее значение, чем доктринальному правоверию. В итоге в исламе нет понятия ереси , что позволяет каждому более или менее авторитетному духовному лидеру, получившему достаточное образование (в исламе присутствует культ учености), трактовать священные тексты. Например, по вопросу, можно ли верующему слушать или писать музыку, у двух разных богословов могут быть диаметрально противоположные мнения, но оба они останутся в рамках ислама. Другими словами, если в Православии патриарх может высказывать точку зрения всех членов Русской Православной Церкви, то в исламе нет человека, который мог бы говорить от имени всех мусульман или хотя бы большей их части. В исламе десятки течений и духовных авторитетов. В одной только России 72 зарегистрированные централизованные мусульманские организации, и ни одна не контролирует даже трети всех мусульманских общин.
По словам Романа Силантьева, все это позволило ваххабизму стать своего рода сетевой структурой, не имеющей ни единого руководства, ни единой точки зрения и, следовательно, неуправляемой. «То есть, грубо говоря, идеологи этого движения могут отдать команду “вперед”, но отдать команду “назад” они уже не смогут. Вспомним хотя бы муфтия Ахмата Кадырова. Когда он в 95-м году объявил России джихад, все полевые командиры это дружно приветствовали. Когда в 99-м году этот же муфтий перешел на нашу сторону и призвал чеченцев воевать против Масхадова, большая часть полевых командиров объявила священную войну уже ему. Ваххабитские общины — это метастазы раковой опухоли, поразившей ислам».
Джинн из бутылки
Все большее количество духовных лидеров ислама начинают, иногда сами того не осознавая, исповедовать ваххабитскую идеологию. По мнению Алексея Журавского, радикализации способствуют два фактора. Первый — ислам испытал на себе колониальное господство Запада, некоторое время находясь в статусе униженной религии. И у нас мусульмане были в этом статусе. После завоевания Казани и Астрахани ислам вплоть до воцарения Екатерины II был религией гонимой. Татарские мусульмане до сих пор помнят, что присвоили Екатерине звание Эби-Патша — бабушка-царица, за то, что своим знаменитым указом от 1778 года она объявила ислам «терпимой религией» и позволила строить каменные мечети, которые со времен Ивана IV были запрещены. Статус гонимой религии усилил экстремистские тенденции и способствовал формированию работающей сегодня идеологии противостояния исламского мира Западу.
Второй фактор: мусульманский мир — это в основном страны третьего мира, которые в ХХ веке переживали мучительный процесс вхождения в современность. Причем для них, в отличие от Европы, это не было процессом, вызревшим изнутри. Третий мир был во многом вовлечен в процесс извне, насильно, сначала Европой, потом США. Вот почему «современизация» для него оказалась значительно более болезненной. В такие моменты в сознании и укладе общества возникают всевозможные сломы, которые являются благодатной почвой для появления радикальных экстремистских течений. «Кроме того, есть здесь и наша вина, — говорит Александр Журавский. — Современных так называемых исламских террористов на самом деле воспитали Запад и мы. В период противостояния США и СССР обе стороны активно готовили силы из исламского мира для подрыва основ государственности друг друга. Теперь эти силы, получившие хорошую военную и идеологическую подготовку, стали самостоятельными. Если пользоваться восточным образом — мы выпустили джинна из бутылки».
Что делать православным?
На этот вопрос наши собеседники ответили по-разному. Алексей Журавский: «Я рискую показаться идеалистом, но нужна просветительская работа как среди мусульман, так и среди христиан. Ориентация на умеренные течения и всяческое поощрение этих течений. Проблему не решишь каким-нибудь одним указом, одним постановлением в одной области. Это совокупность проблем, которые надо решать на социальном, экономическом, политическом, религиозном уровнях и на уровне образовательном. Не надо приходить к мусульманам со словами “сейчас мы вас всех обратим в Православие”. Мы прежде всего должны свидетельствовать о своей вере и показывать мусульманам, что мы — верующие. Чем больше мы будем свидетельствовать о своей вере не только словами, но и делами, тем больше будем показывать мусульманам, что такое подлинное христианство. Если мы убедим мусульман, что мы действительно верим в единого Бога и по вере живем, нас трудно будет обозвать неверными и объявить против нас джихад».
Роман Силантьев: «Даже атеисты нам советуют больше детей рожать… И крепить веру, чтобы как-то отбиться от радикальных мусульман. Иначе мир не сможет им противостоять. Традиционный ислам в одиночку не справится, он уже сейчас проигрывает эту войну с ваххабитами. Государство ему помогает, но недостаточно. Потому что ваххабиты действуют не сами по себе, за ними стоят зарубежные центры, в частности в ваххабитской Саудовской Аравии, которые вливают деньги, помогают литературой и подпитывают идеологически. Терроризм постепенно размывает пласт традиционных мусульман. Часть из них меняет веру, часть идет к террористам. А когда традиционных мусульман не останется совсем, начнется война. Так что стратегически православным не выгодно поражение традиционного ислама. Ваххабиты это прекрасно понимают и основной удар наносят именно по нему. Традиционный ислам сейчас находится в очень тяжелом положении».
Сколько мечетей в Москве? Точное количество мечетей в Москве подсчитать невозможно. Официально их шесть: две в Отрадном, одна на Проспекте Мира (там же достраивается еще одна), одна в Замоскворечье, на Поклонной горе и на улице Новаторов. Существуют также домовые мечети, количество которых неизвестно, они есть как минимум на каждом рынке, у каждой из 30 зарегистрированных в Москве мусульманских организаций, плюс у немалого количества незарегистрированных — законодательство позволяет создавать религиозные общины без регистрации. Какие из этих точек находятся под влиянием экстремистов? Роман Силантьев уверен, что ответа на этот вопрос не знает никто: «Как-то Рамзан Кадыров сказал, что в Москве ваххабитов больше, чем на северном Кавказе. Это правда. Точно их сосчитать невозможно, даже спецслужбы этого сделать не могут. Но уровень радикальности столичных мусульман резко выше, чем в целом по стране: экстремистские организации стараются создать штаб-квартиру в столице для удобства управления ячейками» |