В екатеринбургском приходе Трех Святителей на Уралмаше различия между глухими и слышащими становятся несущественными, и все объединяются в молитве.
В церковной лавке объясняют, что это не секта
Я подхожу к жилому четырехэтажному дому, построенному еще в начале 30-х годов ХХ века. Первый этаж, направо – дверь в салон красоты, налево – несколько комнат, где собирается община глухих и слабослышащих. Общине уже 16 лет, в этом здании она с весны 2015 года, до этого было еще два места, тоже на Уралмаше – в этом районе города проживает больше всего инвалидов по слуху.
До иконостаса – три шага. Низкие царские врата – молящимся прекрасно видно, что происходит в маленьком алтаре.
Служба так непривычна для неподготовленного «захожанина», что Светлане, работающей в церковной лавке при входе, периодически приходится объяснять, что нет, здесь не секта, а православный храм.
Все возгласы и священнические молитвы священник синхронно сопровождает жестами. Дьякон читает ектении лицом к молящимся тоже «на двух языках». Все, что поется (хор состоит из одного мужского голоса) и читается в алтаре, – воспроизводит для глухих сурдопереводчик Раиса Михайловна.
Есть и общее «пение» — наступает время петь Символ веры, и на место Раисы Михайловны выходит одна из прихожанок, все молящиеся глухие повторяют жесты за ней, на «Отче наш» сурдопереводчика сменяет другой прихожанин.
Обычные, не глухие, прихожане тоже здесь, но их место – слева от алтаря – большая молитвенная комната до трети разделена стеной.
— Храм здесь разделен не потому, что мы не можем с глухими вместе молиться – им нужно видеть жесты, любое движение для них отвлечение, как для нас – шепот, — объяснил мне после службы певчий Дмитрий.
Спрашиваю, освоил ли он за годы пения в этой общине жестовый язык.
— «Господи, помилуй», «Христос воскресе» — не более, — с сожалением отвечает Дмитрий. —Когда я слышу текст и вижу жест, я понимаю, что этот жест означает, но выучить пока сложно. Тем более у каждого священника свой «стиль» жестовой речи – отец Виссарион «по слогам», каждое слово выделяет, а у отца Михаила жесты сами льются.
Жестовый язык перестает быть “языком обезьян”
Я беседую с иеромонахом Виссарионом (Кукушкиным), настоятелем храма во имя Трех Святителей, душепопечителем общины глухих и слабослышащих.
Деятельность общины, по словам отца Виссариона, это не только богослужения, духовные беседы, паломничество – это вообще попечение о глухих людях.
— Нужно понять их мир, их трудности, помочь им посмотреть на жизнь через призму веры, Евангелия, научить прощать обиды, врагов, молиться, чтобы люди изменили свое отношение – не криком, руганью или письмами в министерства.
У отца Виссарион свой взгляд на понятие интеграции инвалидов:
– На службе молятся глухие и слышащие люди. Вроде ничего удивительного тут нет, но когда стоят слышащие дети, то жестовый язык для них перестает быть странным – «языком обезьян», как однажды сказал Сталин. Слышащий священник на этом языке читает молитвы, и глухие люди молятся на этом языке. И между нами отчуждение стирается, и стирается в самом главном – в молитве.
В этом наше отличие между социальной деятельностью – государственной, общественной – и той деятельностью, которая ведется в храме. Мы стараемся, чтобы было единство, вне зависимости от того, какая у человека проблема: он может быть слепым или глухим, он может не говорить, но мы одинаково молимся Богу, и Господь принимает. Мы все равны сейчас, а в обществе – это попытка достичь хотя бы равенства, о единстве пока не идет речи. Это воспринимается социализмом, утопией – а в храме это стало реальностью.
Муж уже не рад, что я столько жестов знаю
Сурдопереводчик Раиса Михайловна пользуется слуховым аппаратом — но под платком его, конечно, не видно, и я не сразу поняла, что она — тоже слабослышащая. В детстве ее перевели в специальную школу, но жестового языка она не знала. После школы Раиса поступила в Челябинский машиностроительный техникум, там была смешанная группа – глухие и слабослышащие, — и был сурдопереводчик. В техникуме она познакомилась с будущим мужем, глухим:
— Я тогда еще плохо знала жесты, а он говорил: «Ничего, научишься». В этом году будет 40 лет, как мы вместе прожили, он говорит, что уже не рад, что я столько жестов знаю. Потому что могу его и наругать, мораль почитать, он говорит: «Ты моложе лучше была — молчала больше!» (снова смеется)
Иногда глухота — преимущество. Можно говорить, а люди тебя вокруг не понимают. Или в техникуме у нас так бывало: выходит к доске, ничего не учил, а ему руками подсказывают, и он на пятерку рассказывает.
Раиса Михайловна профессионал — знает бытовой и православный жестовые языки, прошла два курса: базовый и со слепоглухими.
— Слепоглухие у нас в городе есть, но к нам в храм они не приходят. Был у нас один человек, который уже умер: его жена приводила, он был глухой и поздно ослепший. Он причащался, исповедовался руками, но это были жесты не слепого с детства. У слепоглухих все через осязание. Со слепоглухим надо подстраиваться под него, а не как я хочу. Глухим я могу делать замечания: «Подождите, не шумите».
В храме Раиса Михайловна работает официально, благодаря поддержке епархии. А в ВОГе (Всероссийском обществе глухих) она — на вызовах: кого-то сводить в больницу или в другое место, где без переводчика глухому не обойтись. Здесь оплата идет через государственную службу, почасовая.
В больнице могут не принять без сурдопереводчика
Раиса Михайловна признает, что работать с глухими нелегко:
— Тут причина в психологии глухого человека: мало того, что ты ему рассказываешь, переводишь — нужно знать, как переводить. Они люди ранимые, если в переводе появляется грубость — они это чувствуют. Наши православные глухие могут уже смиряться, терпеть, не отвечать грубостью на грубость, а если обычному глухому сказать что-то строго, то можешь в ответ получить и жест обзывательства.
Даже в семьях, где есть глухие родители, дети не часто стремятся выучить жестовый язык:
— Сын мой до первого класса никак с отцом не общался, ему было неинтересно, мы с ним все время вместе, а папа деньги зарабатывал. А в школе стал интересоваться, просил показать жесты, спрашивал, о чем мы с отцом разговариваем. И в один прекрасный день я увидела, как они с отцом сидят и руками разговаривают — это была такая радость!
Некоторые дети стесняются своих глухих родителей, даже язык не учат, хотя другие — в драку готовы броситься за своих родителей. Из вторых обычно и бывают переводчицы — мужчины редко этим занимаются.
Этому есть причины: если раньше была стабильная зарплата, то сейчас если нет заказа, то переводчица сидит без денег. Постоянная зарплата только у тех переводчиков, кто числится в ВОГе. За один час вызова платят 250-400 р. Хотя, вспоминает сурдопереводчица, на курсах обучения жестовому было много желающих девушек, процентов 60 — из глухих семей.
Сложности в работе с глухими усугубляются негативным отношением к глухим в обществе. Например, в больнице могут не принять глухого без сурдопереводчика:
— Раньше с сурдопереводчиком пропускали без очереди, понимали, что, может, ей за день надо пятерых обслужить. А сейчас мы, как все больные, сидим в очереди.
«Когда я перевожу богослужение — я молюсь»
Когда Раиса Михайловна воцерковилась и стала посещать храм, то сами глухие попросили ее переводить им богослужение:
— Первые переводы были по книгам: я открывала для них книгу и пальцем водила по тексту, который говорит батюшка. Я не успевала все переводить, у меня не было тогда опыта, но они все равно были довольны.
Язык богослужения церковнославянский, а жесты — русские, церковных нет, но жесты немного отличаются от бытовых, например, в бытовом нет такого жеста «Дух Святой». Во время чтения Евангелия и Апостола, Раиса Михайловна смотрит на русский текст читаемого и подбирает жесты.
— Меня как-то отец Виссарион спросил, не машинально ли я перевожу, а я ответила: «Я молюсь». Я вижу, что и глухие вместе со мной молятся. На проповеди я уже просто перевожу, но все равно нужно быть внимательным: глухие сразу чувствуют, когда переводчик машинально переводит, не понимая, и сами начинают не понимать.
Глухие внимательно участвуют в богослужении, в то же время их стараются оберегать от зрительной нагрузки, они сильно устают. Поэтому некоторые моменты богослужения, с благословения архиерея, опускаются.
— Евангелие имеет глубокие смыслы, а когда объясняешь — вот сеятель вышел сеять, то глухие так и представляют, притчи понимают с трудом, буквально, — рассказывает Раиса Михайловна. — Набор слов довольно бедный, пословиц они почти не знают, чтобы объяснить — вывернешься как-нибудь, упростишь. Батюшки наши все семинарию закончили, они все такие богословы, такие умные, начнут рассказывать, а я говорю: батюшка, давайте им попроще и покороче.
Много глухих приходят на богослужения Рождества и Пасхи, но регулярно на службы ходят человек 10-12, на школу — 5-6, молодых мало.
Просто обнять и поцеловать старушку
Чаепития у нас после службы. Слышащие на них не приходят. Мы их зовем, но даже на престольный праздник никто не остался, может быть, не хотят стеснять нас…
Глухие привыкли к изоляции – и в спецшколах, и в ВОГ. Кто-то даже против того, чтобы в общине были слышащие: если глухой издаст неожиданный звук —слышащие сразу вздрагивают, а глухих это смущает.
Полного общения между глухими и обычными прихожанами нет, но слышащие уже знают, что надо поприветствовать глухого так, чтобы лицо выражало дружелюбие.
— Некоторые могут подойти к старенькой глухой бабушке, обнять, поцеловать — глухие очень радуются этому, делятся этой радостью друг с другом.
Есть у нас Светлана в лавочке, она немногословная, сдержанная, но она не боится, разговаривает с ними. Даже женщину одну глухую приютила у себя на ночь, потому что психически больной муж ее избил. И Галя после этого: «Где Света, где Света? Передай это Свете», — и гостинчик какой-нибудь. Галя так ее полюбила!
В общине были попытки учить людей жестовому языку, устраивались факультативы, но желающих было мало, только семинаристы (община раньше находилась при семинарском храме).
Донести христианскую проповедь до неверующих глухих непросто:
— В ВОГе батюшка переводил, его спрашивают: «А как яйца красить на Пасху?» — а он им объясняет про воскресшего Господа. Мне легко объяснять, потому что я знаю и бытовой, и церковный языки, если я покажу им «грех», как у нас принято, большим пальцем в сердце, то они могут не понять — а коснешься кулаком головы, мол, «получишь по голове» — они понимают, а в храме я так уже не покажу.
Нам объясняли смысл крещения, а я уснул
Мы встречаемся с глухими в школе для взрослых, в один из четвергов. В разговоре участвуют пять человек.
Лариса Немчонок говорит лучше других, и я почти все понимаю. Она работала дворником, встретила Раису Михайловну, которая пригласила Ларису работать в храме.
— Я пошла, не раздумывая. Тогда я еще не была верующей, потом крестилась, около 12 лет назад. Сейчас я работаю уборщицей в другом храме – Вознесения Господня. Когда идет специальная наша служба для глухих – царские врата все время открыты, чтобы мы видели все происходящие действия, в том храме я стою на службе – я не вижу, я не слышу, мне там трудновато.
Раньше было трудно в семье, когда стала ходить в храм, отношения были не очень, а потом, когда стала воцерковляться, тогда появилось понимание, как нужно жить в семье. Мама у меня говорила: ты пошла в секту. Я говорю: мама миленькая, нет, в храм. Она приходила к нам, потом уже поняла, в последнее время.
Первый муж у меня был слабослышащий, второй муж слышит, он сейчас в солидном возрасте, но мы живем душа с душой. Я ему сказала: я живу с Богом, а он говорит: живи с Богом, только будь моей женой. С мужем я свободно, даже без аппарата, я по губам понимаю, он спрашивает: «Ты поняла?» Если не поняла, то он думает, как еще по-другому сказать, он очень терпеливый.
Надежда Дружинина работала в конструкторском бюро 30 лет, потом ее сократили. Там не было никаких переводчиков:
— Уже привыкли к моему голосу, понимали, если уж совсем не понимали – писали записочки.
Сурдопереводчица в ВОГе позвала ее в паломническую поездку. После Надежда еще ездила по святым местам, месяца два готовилась на катехизаторских курсах с сурдопереводом, чтобы покреститься.
Галину Плесовских, еще некрещеной, в храм привела подруга, 15 лет назад, потом ее вместе с внучкой покрестил отец Виссарион. У Галины глухой муж, сын погиб, дочка слышит и внучка тоже. Дочка знает жестовый язык, а внучка не очень, но внучку Галина понимает по губам, привыкла с детства.
Галина училась в деревенской школе для глухих и там научилась говорить жестами, потом перешла в школу в городе для слабослышащих — там не разрешали жесты, надевали наушники и заставляли говорить голосом.
Игорь Власов на пенсии, работал массажистом в поликлинике, стаж 52 года. На работе разговаривал и с врачами, и с пациентами. Его, 25 лет назад, креститься в храм Вознесения привела пациентка.
— Перед крещением была беседа, нам объясняли смысл крещения, я слушал-слушал, пытаясь понять, даже уснул – переводчика-то не было. А потом говорят мне, что теперь я могу креститься.
Только спустя годы Игорь пришел в общину глухих и стал узнавать христианскую веру.
Верующие люди дома молятся по-разному – кто-то вслух, а кто-то про себя. Я спрашиваю своих собеседников: а как вы общаетесь с Богом? Оказалось, молятся кто голосом, кто — про себя. Жестами – только с людьми. Когда я прощаюсь, Игорь достает из холодильника несколько домашних морковных пирожков и уговаривает взять с собой.
«Я не миссионер — мы просто рядом»
Дьякон Иоанн Иващенко в 2001 году поступил в семинарию, а весной 2002 начались службы для глухих. Семинаристам предложили изучать жестовый язык.
— Мне было интересно практическое приложение — как вообще люди могут общаться посредством жестов. Как неслышащие передают друг другу информацию, переводят стихи, поют песни?
С течением времени отец Иоанн понял, что жестовый язык невозможно изучать впрок, как, например, иностранный.
— До сих пор учу, почти 16 лет уже. И не могу назвать себя экспертом или специалистом. Есть области, в которых я не могу объяснить человеку, например, судопроизводство, сделки с недвижимостью…
По учебникам жестовый язык не выучить, есть словари жестов Гельмана и Маргариты Фрадкиной, там жесты статичные. Когда человек уже владеет жестовой речью на среднем уровне, то эти словари могут ему помочь вспомнить какие-то жесты или посмотреть новые, но человеку с начальным уровнем эти пособия практически ничем не помогут.
— Я не считаю себя миссионером, — говорит отец Иоанн, — мы просто общаемся с глухими, молимся с ними, просто мы рядом.
В чем-то мы первопроходцы. Дореволюционный опыт есть, но он практически утерян. В 1991 году московские священники Петр Коломейцев, Андрей Горячев, протодиакон Павел Трошинкин — как Кирилл и Мефодий начинали. Нужно было сформировать богослужебный язык. Он и сейчас продолжает развиваться. Иногда мы глухим предлагаем жест, выражающий какое-то понятие и советуемся с ними, какой жест выбрать. По прошествии 10 лет, когда мы разбирали утренние молитвы, я очень удивился: они их очень хорошо понимают — как обозначить жестом то или иное понятие.
В жизни глухие оторваны от мира слышащих, а здесь, в храме, им уделяется особое внимание, а слышащие относятся к этому с пониманием и не чувствуют себя ущемленными.
Участие глухого в богослужении — невидимый подвиг
Будущий духовник общины, иеромонах Виссарион был в конце девяностых студентом Духовного училища. Тогда затрагивался вопрос, не заняться ли кому-то из студентов встречами и беседами с глухими людьми, но всерьез никто за это не взялся.
Потом глухие люди сами пришли в семинарию, попросили помощи. Откликнулся отец Донат (Малков), духовник училища, у которого был небольшой опыт общения с глухими людьми, был интерес к жестовому языку. Вскоре стали проходить беседы о молитве, о вере. Тогда шел Великий пост, первой службой было соборование. Отец Донат интенсивно учил жестовый язык, и 7 апреля 2002 года, на Благовещение, состоялась первая литургия.
— У отца Доната, — вспоминает иеромонах Виссарион, — дрожали руки от волнения. В уме переводить молитвы с церковнославянского на русский язык, а с русского уже на жестовый — это колоссальное напряжение.
На той службе будущий духовник общины глухих был книгодержцем.
— Для глухих это был праздник. Глухие люди и меня подтолкнули определиться в своем жизненном пути. Помню, когда они узнали, что я принял монашеский постриг и не за горами хиротония, они обрадовались — поняли, что тут сошлись мое желание и Божья воля, что я буду больше внимания им уделять.
Начинать учиться жестовому языку в те годы было непросто:
— Мы стали искать пособия – в магазинах их нет, интернет только начинал наполняться, да и сегодня в книжных магазинах не найти пособий. Но мы позвонили в общество глухих, трубку взяла директор Тамара Ивановна Кузнецова.
Она удивилась, что звонок от православного священника, —звонили все, кроме православных. Она предложила взять ее личные книги, приходила к нам, показывала жесты, проверяла домашние задания. Так мы учились жестовому языку у одного из лучших переводчиков России. Это человек-золото, ее жизнь без преувеличения можно назвать равноапостольной. На ее погребение в храм собрались глухие люди – слышащих друзей у нее почти не было, ее жизнь практически полностью была посвящена глухим людям.
По мнению отца Виссариона, самое трудное в пастырской работе с глухими – это исповедь и организация духовной жизни.
— Один прихожанин на исповеди написал много глубоких церковных слов. Я его спросил: «Ты осознанно выписал эти слова из книги?» — «Нет, не все, но вдруг есть что-то в моей жизни из перечисленного, а я не раскаюсь в этом». И мы каждую исповедь стали с ним эти слова разбирать, и так постепенно изучать аскетику.
Часто слышащие прихожане злоупотребляют вниманием священника, им хочется разрешать вопросы бытового характера, это невольно превращается в празднословие, а глухому надо объяснить, надо учитывать его понимание. Например, однажды я сказал, что исповедь – это второе крещение, «баня пакибытия», и жестом показал «баню», а мне говорят: «А у меня ванна есть». Нужно быть очень осторожным – глухие люди понимают все буквально.
Участие глухого человека в богослужении — это невидимый подвиг. Ведь это колоссальная нагрузка на глаза – а мы должны щадить человека. Мы даже несколько сокращаем службу, чем-то жертвуя ради немощи людей.
— Каждому члену общины глухих Господь дал подвиг миссионерства. Это не пафосные слова — от них зависит, что произойдет в мире глухих людей. Чтобы человек мог объяснить свою позицию — почему он верующий, почему ходит в храм. Самая главная миссия — дорожить верой, молиться за других людей. Одна глухая женщина как-то сказала мне, что привести одного глухого человека в храм — это как привести семь слышащих. А чтобы человек еще и остался в этом храме, начал молиться, дорожить богослужением — это во много раз труднее.