Я редко соборую. Когда зовут, сначала выясняю, по болезни ли человек обращается или «по традиции». На днях позвонила старая знакомая, попросила ее с дочкой пособоровать.
Протоиерей Игорь Прекуп
Тут вопросов никаких не возникло. Ее уже взрослая дочь с младенчества страдает от эпилепсии, отсюда отставание в развитии; муж, как это принято у нас – у «сильного пола» – стряхнул с себя непосильную ношу давным-давно и уже двадцать лет вся жизнь этой хрупкой женщины, когда-то окончившей консерваторию по специальности «дирижер хора», жестко определяется положением матери ребенка-инвалида.
Мы давно не виделись. Удивительно, насколько она не изменилась за эти годы.
Во время исповеди она вдруг, предварительно извинившись, что скажет нечто ужасное, выдает: «Из-за моего положения, из-за того, что с дочерью происходит, я становлюсь на сторону сатаны…».
У меня даже ничего не шевельнулось внутри, настолько ясно было, что ни о какой версии сатанизма тут речи нет. Попросил пояснить, что она имеет в виду.
«Я же ропщу на Бога за свою участь, за болезнь дочери, – отвечает она. – Хочу освободиться от своего креста, от креста, который Он мне дал, не хочу его нести, значит, я не со Христом, не на Его стороне, а на стороне сатаны…».Она немножко волнуется, но в ее словах нет экзальтации, все взвешенно. Корит себя за отступничество, удивляясь, как Господь милостив, что они с дочкой вообще живы…
Она в курсе, как другие дети с аналогичными проблемами не переживают переходный возраст; понимает и то, что, если бы не Бог, со своим здоровьем она давно бы уже оставила дочку сиротой, и опять же себя корит, кается, что плохо о своем здоровье заботится, и тут же удивляется, как она может при таких явных благодеяниях Божиих, роптать на свой крест…
Такой вот человек.
Постарался ее утешить, говоря, что временное и по немощи непроизвольное принятие помыслов еще не ставит ее по сторону сатаны, хотя, бесспорно, есть определенный дрейф в этом направлении, когда мы ропщем на свой крест и позволяем своей фантазии ткать варианты свободы от него. Но считать себя на этом основании сторонницей сатаны – это «немножко слишком».
Её-то я успокоил, а сам призадумался. Сказанула она, конечно, остро, категорично, а все-таки, по большому счету, верно; в самый корень зрит.
Ведь Крест Христов – спасительный Жертвенник, на котором совершено наше Искупление. Сопричастностью Жертве, принесенной Сыном Человеческим, исцеляется каждая искупленная Им душа. А осуществляется эта сопричастность так называемым «несением креста» и «сораспятием Христу».
«Так называемым» не потому, что это всего лишь фигуры речи, а потому что это – образы того, что Господь явил конкретно, того, что стало символами спасения рода человеческого. Причем, опять же, под символом следует понимать не просто знак, имеющий тот или иной смысл, а знак, видимо указывающий на невидимую реальность.
Поэтому, когда мы говорим о символичности крестного знамения, мы говорим о таинственной связи совершаемого нами начертания креста и спасительного Креста Господня; когда говорим о сораспятии Христу и несении своего креста, подразумеваем не только терпеливое перенесение скорбей, выпадающих на нашу долю, но и таинственную связь, устанавливаемую между нами и Распятым нашего ради спасения Сыном Человеческим. Конечно, если не только терпим, но терпим во Христе, т.е. в духе Его заповедей, по Евангелию.
В подражании Единородному Сыну Божиему нами выражается воля стать чадами Божиими по благодати. Но не в каком-то выборочном, а в целостном и последовательном подражании, что и называется «несением креста». Между прочим, в Евангелии от Луки этот нюанс подчеркнут, но, к сожалению, смазан в русском переводе: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Лк. 9; 23).
В греческом оригинале сказано не только «ἀράτω τὸν σταυρὸν αὐτοῦ» <арато тон ставрон авту> (возьми крест твой), но еще добавлено «καθ’ ἡμέραν» <каф имеран> (день за днем, ежедневно), т.е. бери, поднимай его, принимай и неси всегда, постоянно, во всех обстоятельствах, в какой бы роли ты ни оказывался: не по выходным только, а повседневно.
Не дома только, но и на работе, на службе, на досуге; в роли родителя, мужа или жены, дочери или сына, рядового или высокопоставленного члена общества; гражданского лица или солдата, офицера – во всех обстоятельствах, статусах, должностях, ролях, удобно, неудобно, поймет народ, не поймет, восхвалит или высмеет, но неси… если, конечно, хочешь быть Христовым, если желаешь усыновления Отцу, Которого Сын учит называть «нашим».
Крест объединяет, потому что он – жертвенник Любви. Именно любовь и возвела на него Сына Человеческого; именно Его любовь возлагает кресты на людей как средства приобщения к принесенной за них Жертве, а потому они – средства спасения.
На Кресте смертью Подателя жизни была повержена смерть, приобщением Святого к проклятию повешенных на древе – уничтожено проклятие, взятием на Себя греха мира Безгрешным – пригвожден и побежден грех. Но не автоматически для каждого, иначе это было бы насилием над свободной волей.
Жертва принесена за всех, но каждый из нас волен приобщиться ей или же отвергнуть. Приобщаемся, когда несем свой крест, отвергаем – когда норовим выскользнуть из-под него. Искушения – условия, в которых человеку дается возможность проявить свою волю к спасению и обожению.
Именно это – цель всех, попускаемых Богом искушений, начиная с того самого первого – при древе познания добра и зла. А дальше уже от свободной воли человека зависит, во что он себе обернет искушение – во спасение или в погибель.
В искушении Бог испытывает, но не в том смысле, в котором испытывается нами, например, техника, чтобы выяснить ее качества и пределы возможностей (Бог всеведущ, Он знает человека). Если кто в искушении обнаружит нечто новое, незнакомое, то сам же человек о себе в первую очередь (если хочет, конечно) и соприкасающиеся с ним (опять же, если хотят понять его).
Вспомним пример Иова: страшные испытания были ему попущены Богом не для того, чтобы проверить, но чтобы явить его победителем и посрамить клеветника.
Испытывая человека, Бог дает ему возможность свободно определиться по отношению к вечной жизни (и чем тяжелей крест, чем больше волевых усилий затрачено в преодолении препятствий и соблазнов – тем свободней выбор).
Не попуская человеку искушений свыше его возможностей, Он укрепляет его (чего страдалец зачастую не ощущает), не принуждая, но помогая сделать спасительный выбор.
А вот диавол, наоборот: искушая, соблазняет – провоцирует условия и воздействует на человека таким образом, чтобы проявилась его немощь или гордыня, его «удобопреклонность ко греху», пользуясь которой он сманивает его на ложный путь, ведущий в погибель. Тут полное презрение к свободе личности, целенаправленное подавление или дезориентация воли, обман, лукавая подмена ценностей (не случайно в Господней молитве слово ὁ πονηρός переведено, как «лукавый»); вот, где – мастерство изготовления приманок на все вкусы, на любые идеалы!
И поскольку крест – орудие спасения, лукавый настраивает человека либо на уклонение от креста: на плотоугодливое или душевно-расслабленное неприятие крестоношения (порой, при его лицемерном прославлении), либо на его выхолащивание, когда самоутверждение выдается за самоотвержение во Христе, корпоративность – за церковность, холопство и холуйство – за послушание и смирение, а преследование геополитических интересов – за «воссоздание Святой Руси», например.
Так или иначе, все усилия «миродержителей тьмы века сего» (Еф. 6; 12) направлены в первую очередь на то, чтобы крест стал нами восприниматься как обуза, а крестоношение – как пережиток феодализма и/или предлог для манипуляций.
Если, в свете вышеизложенного, вернуться к сказанному на исповеди, то невольно удивляешься трезвости и точности понимания этой женщиной того, что с ней происходит, когда она поддается помыслам, отчуждающим ее от несомого креста.
Христианин либо несет свой крест со Христом, либо несет свои скорби, не те, так другие, но не как крест и не вслед, и не со Христом, а чуждым путем, мимо Царства, будучи ведомым «человекоубийцей от начала» и «отцом лжи» (Ин. 8; 44).
Каждому бы такой трезвый и цельный взгляд на себя…