Павел Рыженко
«Вы только представьте, каково на Страшном суде миллионам русских людей, миллионам солдат сознавать, что они проливали кровь за Ксюшу Собчак, за риелторов и какую-нибудь нефтегазовую трубу!.. Ради ЭТОГО они гибли?! Ради ЭТОГО в 45-м шли до Берлина, обливаясь кровью?!…»
(Павел Рыженко)
Конец марта 2013 года (возможно, начало апреля – точно дату уже не помню). Павел ждал нас в своей мастерской поздно вечером. Он готовил тогда очередную экспозицию – к 400-летию Дома Романовых только завершил новую картину о Первой мировой войне.
«Госпиталь». Николай II, навещая раненых, задерживается возле двоих «тяжелых» – оба награждены георгиевскими крестами, причем один из них мусульманин (известно ведь, что в царской армии доблестно служили и представители кавказских народов).
Павел встретил нас в своей рабочей одежде, камуфляжная сорочка измазана краской. Только недавно ему пришлось вносить на полотно изменения – накануне наш общий друг-религиовед, увидев картину «Госпиталь», засомневался в исторической достоверности некоторых деталей. Чтобы развеять сомнения, пригласили тогда еще одного специалиста в области военной истории, Игоря. Тот посмотрел и вынес вердикт – в изображении деталей и награды георгиевского кавалера-мусульманина неточность (или даже грубая ошибка).
Религиовед с трепетом наблюдал, как Игорь Иванович продолжает находить ошибки и неточности и на других картинах, тут же высказывая в лицо Павлу свои критические замечания. Рыженко закипал, спор переходил на повышенные тона и вот-вот историческая консультация могла закончиться мордобоем. Но нет, как рассказал потом религиовед, расстались консультант и художник уже настоящими друзьями. Павел в итоге согласился и за минуту на картине «Госпиталь» зарисовал ошибку, поменяв детали местами.
Так Павел Рыженко познакомился тогда с Игорем Стрелковым…
В мастерской, как и полагается художнику, царил обычный «творческий беспорядок». Все табуретки и столы завалены, присесть или прислониться боязно – потом придется долго и безуспешно отстирываться от масляной краски, пусть и великого мастера исторической живописи. Кстати, о мастере, вернее, о его руках. Сейчас, уже после смерти Павла, вновь отсматривая сделанные в ту ночь фотографии, замечаю, какие же у него огромные ручищи, кулачищи. Да и сам он в тот момент был очень похож на грозного русского медведя.
На одном фото он отвлекся и разговаривает по мобильному, трубка не видна, она просто «утонула» в его пальцах. И этими, казалось бы, неуклюжими руками, гирями-кулачищами и огромными пальцами, бывший десантник держал тонкие кисти, оживляя на холсте светлые и печальные лица и лики забытой Руси.
Тут же на полу, прислоненные к стенам, стояли наши святые Сергий Радонежский, Андрей Ослябя. Смертельно раненый, истекающий кровью Александр Пересвет, казалось, на коне вот-вот сорвется с холста и окажется в центре комнаты-мастерской. Эти шедевры Павла Рыженко, хорошо знакомые тысячам в России и за ее пределами по выставкам и репринтам, сейчас окружали нас в тесном пространстве, складированные без рамок в ожидании предстоящей новой экспозиции.
– Здесь у меня нигде нет такого «патриотического» разговора о том, какая у нас замечательная русская история, и это не историческая живопись, как многие говорят, и даже не философская. Это просто выплеск моего душевного состояния, знания истории, проведенного сквозь призму страдания об отечестве.
К интервью с Павлом я не готовился, не выдумывал какие-то умные и правильные вопросы. Есть собеседники, которым нужно представить тему беседы заранее, и если ты хоть на йоту отходишь от намеченных вопросов, они теряются, нервничают, перестают тебя слышать и продолжают бубнить заранее отрепетированный текст. Но Павел, я помнил, настолько цельная личность, что ему не нужно готовиться к ответам, он и так в постоянной рефлексии. Вот и на этот раз беседа выстроилась внезапно, сама собой.
– Павел, по работе я посещал немало художественных экспозиций, плохих и хороших, но скажу честно, на Вашей выставке года три назад меня впервые так «торкнуло»… Я даже вспомнил слова какого-то философа: «Смысл человеческой жизни в том, чтобы умереть». Чтобы ПРАВИЛЬНО умереть… Мне показалось, что на Ваших картинах жизнь – это подготовка к «последнему рубежу»…
– А я и преследовал эту цель: поставить человека перед последним рубежом. Современный человек, привыкший к развлечениям, к ток-шоу, ко всему, что отвлекает от главной мысли – о смерти и цели существования – увидев эти картины, должен оказаться наедине с собой. Осмыслить, что сделал в своей жизни и чего не успел. Если это одиночество целебное – даже если будет и тяжело – люди выйдут из зала другими.
– На Ваших картинах – полководцы, князья, императоры, простые монахи, святые Руси и опьяненные революцией солдаты. Рядом и предательство, и подвиг. И поразительное одиночество…
– Вы правы, здесь нет лубочно-патриотического разговора о том, какая у нас замечательная русская история. Дело в том, что русский человек кардинально, даже физически отличается от других народов планеты. Это заметил еще великий пророк наш – Федор Михайлович Достоевский. Он не знал, что будет, но в своих романах «Бесы», «Идиот», «Братья Карамазовы» он предчувствовал надвигающуюся катастрофу. Это мы теперь знаем, что русский человек бывает таким, как воины с поля Куликова, как гвардеец Преображенского полка в 1915 году. Но также он может быть животным, которое бессознательно режет других: своих же односельчан, убивает священника только за то, что тот носит крест. И, будучи сам крещеным, может убить своего родного брата за то, что тот крест не снял. Он может стать «новым русским», предателем Родины, может стать выродком в последней стадии распада личности…
А может оказаться таким, как Женя Родионов – мальчик, закончивший ПТУ в городе Подольске и сам себе сделавший крестик. Он и в храм-то ходил всего несколько раз в жизни, – а при этом стал мучеником за Христа… Понимаете, наша шкала слишком широка! В русском человеке заложен и Божественный дар, и тяга к самоистребленью. Как только он перестает чувствовать правду, проваливается в болото порока, то жить он не хочет, он превращается в скотину и сам себя уничтожает.
Страшный суд. 2007 г. Холст, масло
– Много споров вызывала Ваша картина «Зонтик». На ней – кровавый результат восстания: девочка держит зонтик над убитой матерью, рядом убитые офицеры. А чуть сбоку, на фоне победивших революционеров – растерянный священник, на нем крест и красный бант…
– На его месте был матрос… Я написал картину «Зонтик» о событиях 1917 года, о драме русского народа, и по первоначальному замыслу убийцей, расстрельщиком, у которого не поднялась рука на эту несчастную девочку, у меня был изображен матрос.
– Это понятно и логично. Но почему все же Вы зарисовали матроса, и на его месте оказался русский православный священник? Тут-то где логика?
– На одной из выставок вокруг этой картины я заметил, что внимание посетителей в основном приковано к девочке – с состраданием, с жалостью. Но суть осталась незамеченной. Чем больше и глубже я узнавал архивные сведения о событиях 1917 года, я все больше склонялся к мысли, что простой народ (к которому относились и матросы, и рабочая армия, и пролетариат) – все были поголовно крещены!.. И к своему ужасу я открыл для себя, что и Церковь наша, Церковь, которая тогда еще была не под Святейшим Патриархом, а под Синодом, тоже имела непосредственное отношение к тем событиям 17-го года.
Зонтик. 2008 г. Холст, масло
Священники, которые поздравляли Временное правительство, как тогда называли, «боголюбивое Временное правительство» и молились о долгом правлении Временного правительства… Многие из них потом станут новомучениками и исповедниками, пострадав от последствий тех событий, участниками которых они и сами непосредственно были.
И если я на своих полотнах отмечаю такие факты, как предательство армии в триптихе «Царская Голгофа», как предательство, отречение от царя вообще всех слоев общества, то я не собираюсь обходить стороной и ту правду, что самый основной переворот – февральский переворот 17-го года – этот переворот был благословлен Синодальной Церковью того периода.
И она тоже несомненно несет ответственность за те события 17-го года. Несмотря на то что Святейший Патриарх Тихон, мученик, получил ту самую церковную власть и независимость от государства, о которых Церковь долго мечтала, – без Государя, арбитра, защитника, без ангела-хранителя, она оказалась беззащитной перед толпой бесноватых…
И Патриаршество не уберегло тогда русский народ от последовавших ужасов, возможно, очистительных ужасов и братоубийственной гражданской войны, а потом и Великой отечественной войны… Поэтому надо трезво, честно и ясно смотреть на русскую историю, не выдергивая какие-то отдельные куски…
Удар колокола (№1 из Триптиха «Покаяние»). 2004 г. Холст, масло
– В чем трагедия революции?
– Был не только выпущен джинн из бутылки – произошел переворот в душах пасомых. Русский человек, некогда боголюбивый, который не за страх, а за совесть, из любви к Отечеству готов был душу свою положить «за други своя», за Христа, за Государя, – превратился в маньяка, неописуемо жестокого, причем история не знает примеров такого зверства, которое творил русский человек после революции 17-го года…
– Ваше отношение к так называемому «актуальному искусству»?
– В культуре происходят страшные события. Педерастня все границы уже перешла. Уже авангард стал «классикой», то есть психическое расстройство стало «классикой», понимаете!
– А как же при Третьяковской галерее на Крымском валу огромные залы выделены под современное искусство?
– Есть и другие музеи. Но никто не хочет называть вещи своими именами. То есть это и есть «классика»! Нам в мозг встроили этот «чип», что мы уже и хохотать, глядя на «это», не имеем права. А ведь это национальное безумие, психическое расстройство!
Сергий. 2013г. Холст, масло
– Вы считаете опасной пропаганду авангардизма?
– Вот я сейчас при вас могу взять вашего коллегу-фотографа, тщательно избить его, в кровь, разбить ему лицо – мне это легко сделать, поскольку я служил в ВДВ, – могу насмерть забить вас головой или просто покусать… И потом скажу, что это «творческая инсталляция» – и попробуй меня засуди!..
Я могу написать похабщину Патриарху, вылить мерзость в интернет и сказать, что это протест против того что сидит еще какая-то босота в тюрьме.
Я могу любое оскорбление нанести человеку, ближнему своему, и это будет выдано за акт моей внутренней свободы…
– Вы против авангарда, вы – за реализм…
– Современное реалистическое искусство само виновато в том, что проиграло авангарду. Почему? Авангард – от души и искренне – служит сатане. А реалистическое искусство, со своими церквами, главками – кому угодно, только не Богу. Вот напишу сейчас церковку кому-то на заказ. А завтра – девку, а там, глядишь, дадут заказ расписать домик с купидонами где-нибудь на Новой Риге.
А потом попросят в Америку натюрморты с бутылками, подпишу контрактик миллиона на два с половиной. А если икону закажут, я и икону напишу. То есть реализм стал проституировать. Из того, чем он был при Василии Сурикове, при Достоевском, он превратился в угодливую шлюху, которая обслуживает богатых, наворовавшихся на нашей беде, гадов. Поэтому авангард имеет больше козырей.
Битва под Москвой. 1941 год. 2011 г. Холст, масло, предметный план
– У Вас много картин посвящено императору Николаю Второму, Вы не боитесь, что Вас обвинят в ретроградстве? Ну какая монархия, какой царь?! XXI век – век демократии и многопартийности…
– Пусть обвинят! Пусть дальше сносят всю историческую Россию, деревянные дома, пусть снесут Кижи – зачем нам это? Нужно сидеть в блогах, обвешаться гаджетами… Нужно полностью раствориться в арабском мире, как растворилась Франция, в которой выходят на демонстрации, но уже поздно, потому что Франция уже полностью принадлежит арабам… На очереди Германия. Надо раствориться в серной кислоте смешанных понятий добра и зла – только так мы сможем угодить этому гомосексуальному демократическому лобби, которое правит сейчас — как им кажется — правит миром.
– Павел, царя давно нет! Были еще генсеки, сейчас президент…
– Это «демократическое» безумие началось не с Ленина, конечно, а с «душки» Керенского, – я имею в виду то психическое расстройство, которым заболела Россия. Вспышка этого расстройства пала на февраль 1917-го. И как болезнь проходит разные этапы, так и наша страна, пройдя через генеральных секретарей, через товарища Сталина, пережив явление Горбачева (которое сродни Отрепьеву или Тушинскому вору), Россия постепенно пришла к выздоровлению в лице Путина. Это мое глубокое, искреннее убеждение.
– Вы же монархист…
– Я – против президентской власти! Но я – лично за Путина! Почему? Путин – это человек, любящий и понимающий Россию и, по молитвам русских людей, саморазвивающийся. Обретя колоссальный и жизненный, и политический опыт, он стал нашим Командиром, но не президентом. Он перерос президентство. Несмотря на все скандалы, люди ему верят и знают, что на него можно положиться, и он выведет. Куда? Я убежден – к Империи, к Православной Империи, которая объединит – объединит, а не разделит! – наши народы.
– Над чем Вы сейчас работаете?
– Есть проект: я хочу провезти картины по русским городам-«миллионникам». Хотелось бы, чтобы юбилей Дома Романовых совпал с преодолением смуты. Ведь 1913 год стоял в двух шагах от 17-го. Но я надеюсь, что Россия – ополоумевшая и нахлебавшаяся собственной крови – морально выздоровеет и оправдает свое предыдущее существование.
Вы только представьте, каково на Страшном суде миллионам русских людей, миллионам солдат сознавать, что они проливали кровь за Ксюшу Собчак, за риелторов и какую-нибудь нефтегазовую трубу!..
Невольно думаешь, а зачем вообще нужна была Куликовская битва тогда?! Чтобы эти сейчас царили в России и указывали народу, куда идти – в Жуковку, на Новую Ригу?!
Ради ЭТОГО они гибли?! Ради ЭТОГО в 45-м шли до Берлина, обливаясь кровью, чтоб потом на Болотной пидоры собирались со своими однополыми браками, чтобы офисные менеджеры и секс-меньшинства требовали «свободы» и расчленения России… Не бывать этому никогда!
Победа Пересвета. 2005 г. Холст, масло
Вот такая спонтанная беседа с Павлом Рыженко вышла у нас в ту ночь в его художественной мастерской. Конечно, напечатали мы ее потом с некоторыми купюрами, о чем я тогда же предупредил Павла – год назад, весной 2013-го на некоторых темах и даже отдельных словах в прессе еще лежали табу. Сейчас, когда Павла не стало, вернее, он ушел, мы восстановили этот разговор уже без сокращений. Все равно ведь «мертвые сраму не имут», да и не кривил Павел душой…
В жизни он многое перенес, в том числе и унизительное для мужчины безденежье. Он рассказывал, как в своем время был на грани отчаяния. И не известно, что бы с ним дальше было, если бы не встретился тогда на его пути отец Артемий Владимиров. Священник поддержал Павла, выдернул из тисков уныния… Открылось «второе», творческое дыхание.
Я не вправе называть себя его другом – мы и виделись-то с ним всего 2–3 раза. Хотя отмечу одну особенность: бывает так, что даже раз пообщавшись с человеком, вы расстаетесь, как будто давно знали друг друга, дальше каждый продолжает жить своей жизнью, но все равно вы уже друзья. И в случае с Павлом Рыженко – ощущение, что друзья близкие…
Таким он был и таким останется в памяти тех, с кем свела его судьба – прямым и жестким, слегка печальным, думающим, бескомпромиссным и добродушным. Внешне большим и неуклюжим, как русский мишка – на самом деле – глыбой.
Александр ЕГОРЦЕВ,
главный редактор журнала «Национальный контроль.РФ»
Для оформления использованы материалы сайта павел-рыженко.рф