«Я – враг народа!», или Ученый – инок. (Воспоминания о Никите Вячеславовиче Зволинском – иноке Никите). Часть 1.

А.С. Алешин, доктор физико-математических наук

Приход храма св. Николая, что в Кузнецкой слободе в Замоскворечье был одним из наиболее посещаемым в 60 – 70 х гг. прошлого века. Сюда, привлекаемые необыкновенной личностью настоятеля, о. Всеволода Шпиллера, приходило много художников, писателей, артистов и ученых. Об одном из них Никите Вячеславовиче Зволинском, которого мне довелось знать и быть его крестником, я  и хочу рассказать на страницах сайта «Правмир«.

Известие о смерти Никиты Вячеславовича Зволинского болью отозвалось в сердцах знавших его. На отпевание в церкви Николая Угодника в Кленниках, прославленной служением в ней двух святых — исповедников новейшего времени отца и сына Алексея и Сергия Мечевых, — собралось много народу. Но даже близко знавшие Никиту Вячеславовича были поражены — отпевали инока Никиту, отпевали по монашескому чину… Конечно, это не было случайностью. Но путь к этому был долгий и непростой…

Рассказ о жизненном пути настоящего ученого и настоящего православного в очень не простое время, надеюсь, будет интересен и поучителен. Это рассказ не только о Никите Вячеславовиче, но и людях, близко знавших его, чьи жизненные пути переплетались с его жизнью и деятельностью. Основу рассказа составляет демонстрация фотографий с краткими комментариями. В отдельных случаях дополнительно вкраплены отрывки из воспоминаний, писем, дневников и т.п.

Истоки  

Об истоках мы знаем очень мало. Предки Н.В. происходили из очень разных этнических и духовных корней. Прадед — немец со стороны матери по фамилии Шмидт был евангелическим пастором на одном из прибрежных эстонских островов, где и был похоронен. Сын его, тоже Александр, был ректором Тартуского университета. Со стороны отца родные Н.В. были поляки-католики, самый известный из них генерал-лейтенант Павел Александрович Зволинский. Бабушка  Екатерина Петровна  была из простого сословия, истинно православной и ее сперва в католической семье жениха  приняли довольно холодно. Но, узнав ее поближе, ее признали и полюбили. Именно бабушка привила Никите Вячеславовичу любовь к Богу, любовь к Православию.

Поскольку мама Никиты Вячеславовича Изабелла Александровна происходила из лютеранской семьи, при венчании родителей батюшка взял с них слово, что детей своих они воспитают в православной вере. Отец был, как сейчас говорят, работником в области просвещения. (Позднее в годы репрессий он погиб в Гулаговских лагерях). Родился Н.В. в 1906 г. в Ярославле, но вскоре семья переехала в Подмосковье в Крюково. Несколькими годами позже в семействе Зволинских появился второй сын, Матвей.  Вот, пожалуй, и все о семейных корнях Н.В.

Сохранившиеся той поры фотографии показывают, что раннее детство Н.В. протекало в счастливой атмосфере семейного уюта и благополучия. Это благополучие было нарушено социальной бурей.

«Университеты»

Сейчас кажется удивительным, но ни школы, ни гимназии Н.В. не кончал. Может быть, потому что время было такое бурное, может быть, оттого что домашние могли ему дать прекрасное образование… Но в Московский университет тем не менее он поступил, хотя и проучиться ему там удалось только три месяца… Выгнали за дворянское происхождение… Какое-то время приходилось продавать картошку в Москве с братом – покупатели очень удивлялись ребятам которые говорили между собой по-французски!…

Пришлось опять учиться самостоятельно. Правда, учителя были что надо! Математику Н.В преподавал Н.Н. Лузин. Механику Н.В. изучал с помощью Л.С. Лейбензона. Так или иначе, но выпускные экзамены Н.В. сдал экстерном.

 Об этом периоде жизни Н.В. я хочу рассказать словами Владимира Николаевича Щелкачева, почти ровесника Н.В., жизненный путь которого во многом схож с жизненным путем Н.В. Об обстоятельствах жизни времени начала 20-х гг. сам Владимир Николаевич рассказал на Рождественских чтениях 2000 г. Его доклад назывался  «Религиозная жизнь в Московском Государственном Университете в годы гонений«. 

— «В МГУ я учился с 1923 по 1928 год. И был не только свидетелем гонений на христиан, но и сам оказался в тюрьме. Сам видел, как по Арбату кощунственно вели лошадь, на которую была наброшена священническая риза, а к хвосту привязана икона… Детство свое до революции я провел в городе Владикавказе. Там я учился в гимназии и увлекся математикой. Приехав в Москву поступать в Университет, я поселился в одном из переулков Арбата. Есть там такой Спасопесковский переулок, где сейчас маленький скверик с бюстом Пушкина и резиденция американского посла — чудесный старинный особняк. Я жил почти напротив храма Спаса-на-Песках. И сразу по приезду по совету матери пошел на исповедь. Священник оказался очень мудрым, отец Сергий. Потом он был расстрелян…

Пришел я к нему на исповедь и сказал, что колеблюсь в вере, потому что прочитал книгу Стеклова — вице-президента Академии наук, который пишет, что христианство вредоносно. Батюшка выслушал и говорит: «Молодой человек, зайдите ко мне завтра в храм, я Вам дам другую книжку». Прихожу. И протягивает он мне книгу «Религиозные верования современных ученых», автор ее англичанин Табрум. Издана она была в 1911 году. Табрум послал анкету самым крупным ученым Англии и США с тремя вопросами: «Верующий ли Вы человек? Принадлежите ли какой-то определенной конфессии или нет? Как считаете: окружающие Вас люди в большинстве верующие или нет?» Получил 150 ответов, из которых следовало, что ученые в подавляющем большинстве своем глубоко верующие люди. И что примечательно, все три последних перед 1911 годом президента Королевского общества были верующими. А это были великие умы — Томсон, (позже похороненный рядом с Ньютоном), Стоке и Рэлей. Они работали в той же области, что и Стеклов, — занимались дифференциальными уравнениями математической физики. Но Стеклов внес в науку небольшой вклад, а они совершили переворот в науке. Всем известен Кеплер, который открыл основополагающие законы современной астрономии. Он писал в своей книге «Гармония мира»: «Благодарю Тебя, Создатель и Бог мой, что даровал мне радость постижения Твоего бесконечного мира!» После прочтения книги Табрума все у меня встало на место.

Я поступил в Московский Университет на математическое отделение физико-математического факультета. И на меня очень повлиял профессор Дмитрий Федорович Егоров. Он там был самым выдающимся ученым: заведующим кафедрой, почетным академиком, президентом Московского математического общества, а еще директором Института математики при МГУ. Рождения он 1869 года, то есть человек старой закалки. О религии никогда не говорил на лекциях и в докладах. Но по всему его складу, поведению было понятно, что он человек верующий. Егоров жил в Борисоглебском переулке и ходил в церковь. Таким же был и его ученик — академик Николай Николаевич Лузин. В научном мире его глубоко уважали, приглашали в Сорбонну — читать циклы лекций о последних достижениях математики, но потом он стал «невыездным» и его «травили». Лузин был прихожанином храма Николы Явленного на Арбате.

И закончил В.Н. свой рассказ такими словами: «Я прожил долгую жизнь 92 года. И благодарю Бога не только за долготу своих дней, а за то, что Он позволил заглянуть в две Свои Книги – Библию и Природу. Так что в жизни я вдвойне счастлив – и как христианин, и как ученый». В.Н. был крупнейшим ученым в области флюидодинамики, автором разработок по интенсификации добычи нефти из подземных пластов. Сын Владимира Николаевича — Александр принял священнический сан и в настоящее время является заведующим кафедрой Истории Русской Церкви Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. К сожалению, В.Н. окончил свой земной путь несколько лет назад, достигнув своего 95-летия.

Работа в ЦАГИ

Дальнейшая научная жизнь Н.В. связана с Центральным аэрогидродинамическим институтом, больше известным под именем ЦАГИ. Что такое ЦАГИ, лучше всего понять просмотрев соответствующий слайд, где представлены фотопортреты 21 научных сотрудника. Одно перечисление имен впечатляет. О каждом из них можно писать (и уже написаны) книги. Среди них мы найдем уже упомянутые имена (Лейбензон) и те, кто сыграет заметную роль в дальнейшей судьбе Н.В. (Сретенский, Христианович, Келдыш и др.). В общем, это понятно: авиация в те годы была тем, что в наше время является космос. На это государство не жалело средств, на это были направлены лучшие научные силы страны… И совсем неслучайным в этом созвездии имен мы видим Н.В. 

При содействии В.П. Ветчинкина (одного из сподвижников Н.Е. Жуковского и С.А. Чаплыгина) Н.В. поступил в отдел С.А. Чаплыгина. Об атмосфере, в которой оказался молодой ученый, дают представление воспоминания летчика-испытателя Игоря Ивановича Шелеста, часть из которых мы здесь воспроизведем.

» Мальчишками мы недоумевали: почему это Владимир Петрович так говорит на «о»? Костромской, может, или владимирский? С этим вопросом в 1931-м мы обратились к начальнику Коктебельской летно-планерной школы Анатолию Александровичу Сенькову. Тот расхохотался нам в лицо со свойственной ему добродушной грубоватостью. — Послушайте, отцы! — Анатолий Александрович почему-то величал нас, семнадцатилетних курсантов, отцами. — Да ведь это у него церковное! Мы разинули рты и уставились на Сенькова, который снял очки и тщательно протирал их, глаза его слезились от смеха. — У профессора великолепный тенор, и он с обожанием поет в церковном хоре! Не знали? То-то же, — продолжал Сеньков, воодушевляясь. — Когда я учился в Военно-воздушной академии имени Николая Егоровича Жуковского, лекции по динамике полета аэроплана читал нам Владимир Петрович. И вот однажды, отцы, поверьте мне, я не вру, в погожий день в раскрытые окна аудитории донесся колокольный звон. Профессор наш как читал у доски, так и остановился на полуслове; послюнявил меловые пальцы и сказал спокойно: «Ну, вот и к обедне заблаговестили, я пошел!» После паузы кто-то из нас спросил Сенькова: — И ушел? — А как же! У них в этот день пели Рахманинова, и он никак не мог пропустить. Удивительно, как Ветчинкин сочетал в себе все это! В 1928 году он был уже крупным ученым. Лекции по динамике полета, по теории воздушных винтов читал не только в Военно-воздушной академии, но и в МВТУ и университете.

Ветчинкин читал превосходно. На лекциях у него всегда было полно студентов, и, так как вход тогда был для всех свободный, приходили послушать и посторонние, те, кто интересовался авиацией всерьез. И не всерьез… Дело в том, что у Владимира Петровича было много поклонниц: поклонниц его пения, его голоса. Это были молодые и интересные дамы, которые, по-видимому, слушали Владимира Петровича неоднократно, когда он, солируя, пел в церковном хоре. Очень возможно, что милых дам аэродинамика вовсе не интересовала. Зато интересовал сам аэродинамик. Они приходили на его лекции и, очарованные профессором, не отрывали от него глаз. Когда он как-то нарисовал на доске профиль крыла и, как было принято, назвал его дужкой, в аудитории вдруг раздался томный вздох: — О господи! Вы сами душка, профессор! »

Но не только наука интересовала в те годы Н.В.

Высоко-Петровский монастырь

Я уже говорил о наказе, который дал священник родителям Н.В. при венчании – воспитать детей в православии.  Родители свое обещание выполнили: юноша Никита в молодые годы примкнул к братству Высоко-Петровского монастыря, возглавляемому владыкой Варфоломеем Ремовым. Владыка Варфоломей родился в 1888 г. в семье священника Иоанно-Предтеченской церкви на Пресне. Имеется свидетельство, что о. Иоанн Кронштадский, однажды посетивший дом его родителей, склонился над его колыбелью и, благословив младенца, сказал:» Это будет великий светильник церковный». В 1921 г. Св. Патриарх Тихон совершил хиротонию о. Варфоломея в епископы Сергиевские. При вручении архиерейского жезла новопоставленному епископу Патриарх сказал ему: «… Твой путь — брать на себя скорби народа Божиего». Эти слова определили характер пастырского служения владыки, его жертвенность, его трепетную любовь к духовным детям. 

Весной 1923 г. епископу Варфоломею передается в управление московский Высоко-Петровский монастырь. Здесь владыка Варфоломей начинает подвиг духовного наставничества и скоро собирает вокруг себя семью духовных детей. Он благословляет готовых к этому чад на подвиг монашества в миру, монашества без изменения одежды, но с сохранением основы православного подвижничества: послушания и откровения помыслов.

Высоко-Петровский монастырь под руководством владыки Варфоломея стал одним из духовных центров Москвы. Так уж получилось, что Н.В. очень скупо (может быть, по привычке к конспирации?!) рассказывал об этом времени. Может быть, только раз Н.В. объясняя, почему он предпочитает быть на службе и исповедоваться в Патриаршем подворье в Переделкино, сказал: «Мне как-то ближе монашеский уклад…».  Но я был свидетелем, как на отпевании в храме Пророка Божия Ильи Н.В. после десятилетий разлуки встретился и братски обнялся с известным московским священником о. Владимиром (Смирновым), который тоже входил в братство владыки Варфоломея.

В воспоминаниях об о. Владимире можно найти свидетельство об отношениях братства в среде послушников. «Тогда-то ( речь идет о 1926 г.) Володя и познакомился с молодым человеком Ваней Шапошниковым, интересовавшимся духовными вопросами и в конце концов приведшим нового друга в Высоко-Петровский монастырь. Во главе монастыря стоял епископ Варфоломей (Ремов). Володя стал бывать там все чаще — прислуживал, иподиаконствовал, получал начатки духовного знания. В Высоко-Петровской обители проживала группа монахов из закрытой в 1923 году Зосимовой пустыни (что на станции Арсаки) — иеродиакон Никита, ставший архимандритом Петровского монастыря, иеромонах Зосима, Герман (Полянский — родственник настоятеля церкви Благовещения на Бережках), а также архимандрит Агафон. К последнему Володя почувствовал особое душевное расположение,  исповедовался у него. Среди иподиаконов владыки Варфоломея, пожалуй, наиболее постоянными, стойкими были два юноши — Володя и Ваня. Володю  звали

 «Володя черненький», так как был еще юноша «Володя беленький». Эти два собрата (Володя и Ваня) так были дружны между собой, что потихоньку их прозвали «нитка и иголка» — так они были единодушны и нераздельны. Оба они были духовными детьми батюшки Агафона, очень были ему верны и послушны, были приняты у него дома и на даче, куда он уезжал летом».

 Усилиями Владыки Варфоломея братство Высоко-Петровского монастыря, меняя храмы, просуществовало до 1935 г. 21 февраля этого года архиепископ Варфоломей был арестован, а 10 июля расстрелян. Это стало концом существования общины Высоко-Петровского монастыря.

«Поражу пастыря и рассеются овцы его…»

В миру

Духовный след хотя и не растаял в душе Н.В., но на какое-то время оказался пресеченным. Это было время безбожных пятилеток. Храмы закрывались, священство претерпевало страшные гонения. Оставался путь науки. Имеется ряд фотографий Н.В., относящихся к этому времени.

Первые две фотографии относятся, вероятно, (сейчас уже не возможно ни у кого спросить) к довоенному времени. На одном из снимков Никита Вячеславович снят с папиросой. Но я никогда не слышал о том, что он курил. На другом он сидит с товарищем на скамейке, вероятно, в семейном “поместье” в Крюкове. Кто этот товарищ, к сожалению, сейчас уже не узнать. Последняя фотография с мамой Изабеллой Александровной, вероятно, (судя по количеству волос на голове) относится к послевоенному  времени.

Весьма интересные фотографии любезно предоставленны мне О.П. Шорыгиным, внуком академика  Павла Полиевктовича Шорыгина. На одной из них Никита Вячеславович еще с копной волос на голове стоит в заднем ряду справа, а впереди в центре сидит Павел Полиевктович Шорыгин. Рядом с ним справа находится Николай Константинович Кольцов, выдающийся русский ученый биолог. На другом снимке центральное место  занимает сын Павла Полиектовича — Петр Павлович Шорыгин – также известный российский физико-химик, член-корреспондент РАН. Повидимому отец и сын по очереди делали  снимки. Относится это, во всяком случае, ко времени до 1939 г. – года кончины Павла Полиевктовича.  То, что два выдающихся ученых Шорыгин и Кольцов на снимке сидят вместе, не случайно. Сестра Павла Полиевктовича Мария Полиевктовна окончила Высшие женские курсы, вышла замуж за выдающегося генетика Николая Константиновича Кольцова, основателя первого в России института экспериментальной биологии. Под влиянием мужа Мария Полиевктовна изучила биологию и стала впоследствии доктором биологических наук.  Судьба Н.К. Кольцова трагична – он умер в 1940 г., не пережив травли со стороны Лысенко и иже с ним… Мария Полиевктовна не пережила смерти мужа, она покончила с собою на следующий день после его смерти.

В превоенные годы Никита Вячеславович работал в ЦАГИ. В начале войны в эвакуации Н.В. оказался в Сибири, в Колпашеве на Оби. По воспоминаниям знакомых с ним он бесстрашно выступал в защиту людей в трудных для них обстоятельствах. Это благородство могло ему дорого стоить: ведь он сам был сыном “врага народа”.  Отсюда, благодаря рекомендациям Л.С. Лейбензона и Л.Н. Сретенского, Н.В. был вызван в Москву, в Институт теоретической геофизики (так назывался в то время Институт физики Земли РАН), возглавляемый в то время академиком О.Ю. Шмидтом. Здесь Никита Вячеславович занялся теорией сейсмических волн. Им выполнены исследования волн в слоистых средах, построена теория головных сейсмических волн. Н.В.- один из создателей асимптотического лучевого метода исследования сейсмических волновых полей. Под его руководством были получены существенные результаты в задачах динамической теории упругости: исследованы сложные задачи дифракции волн, проблема движения сооружений и приборов под действием сейсмических волн, построена теория образования волн цунами при землетрясениях. Все эти теоретические работы были теснейшим образом связаны с экспериментом – с сейсмологией и сейсморазведкой полезных ископаемых, в первую очередь поисками залежей углеводородов.

В 1965 году Никита Вячеславович перешел на работу во вновь организованный Институт проблем механики и стал одним из его основателей. Здесь были продолжены начатые им ранее исследования динамики упруго-пластических моделей грунтов.

Я ограничусь лишь кратким перечислением научных заслуг Никиты Вячеславовича. Более  подробно о различных аспектах научной деятельности Н.В.  расскажут его друзья и ученики.

Друзья

Говоря о друзьях, следует, прежде всего, вспомнить его  жену – Татьяну Дмитриевну.

Впервые Н.В. и Т.Д. познакомились в ЦАГИ, где Т.Д. работала еще девочкой после окончания школы 1930 г. Потом она поступила в МГУ. Видимо Н.В. был неравнодушен к молоденькой студентке, вследствие чего (по воспоминаниям родных) он пригласил ее с подругой покататься на лыжах в родовое поместье в Крюково в 1935 г. Окончательно Н.В. и Т.Д. оформили свой союз в 1945 г. Т.Д. разделяла все радости и горести с Н.В. о чем красноречиво свидетельствуют фотографии: на одной они вместе чистят картошку, а на другой, они сняты на фоне мотоцикла. К сожалению, незадолго до того как были написаны эти строки, Т.Д. скончалась. Отпевали ее в Николо-Кузнецком храме.

Об В.Н. Щелкачеве  уже было сказано выше. Добавлю только, что дружба этих во многом похожих людей, сохранялась на протяжении всех лет вплоть до кончины.

Другой близкий и по духу и по научным интересам многолетний друг и соратник Н.В. член-корр. РАН Л.Д Кудрявцев подробно и весьма красноречиво рассказал о своих встречах с Н.В.

«Как-то в жаркий летний день 1959 года, сидя на террасе дачи в Салтыковке, я услышал стрекот остановившегося у калитки мотоцикла, и вскоре на дорожке сада появилась высокая фигура пожилого человека в кожаных шлеме, куртке и перчатках-крагах. Это был Никита Вячеславович Зволинский, с которым мы до этого не только не были знакомы, но и никогда не встречались. Ко мне его привело желание работать на кафедре высшей математики Московского физико-технического института, которой я заведовал в то время. Истинная интеллигентность и непередаваемое обаяние, излучавшееся всем его обликом, быстро привели к тому, что мы к обоюдному удовольствию договорились о том, что с нового учебного года он начнет читать курс уравнений математической физики для студентов третьего курса. Это не затрагивало  ничьих интересов, так как у нас как раз был один свободный поток. До этого Н.В. работал на кафедре высшей математики Московского инженерно-физического института, которой тогда заведовал академик А.Н.Тихонов, а затем на спецкафедре МФТИ, руководимой академиком М.А.Лаврентьевым. В 1959 году М.А.Лаврентьев, активно занимаясь организацией Сибирского отделения Академии наук СССР, переселился из Москвы в Новосибирск. 

Н.В. очень любил педагогическую работу и относился к ней с большой ответственностью.

Он всегда весьма тщательно готовился к лекциям. Его лекции отличались безупречной математической строгостью и вместе с тем наглядностью и простотой изложения. Он уделял много внимания конкретным  физическим  задачам, стремление решить которые приводило его к созданию естественных математических моделей и дальнейшему их изучению.

На лекциях Н.В. всегда была полная аудитория (посещение лекций в МФТИ никогда не являлось обязательным). Студенты любили и уважали Н.В. не только за содержательные, интересные и доступные лекции, но и за то внимание и уважение, которое он всегда проявлял к ним.

Начиная с 1969 года Н.В. читал лекции студентам факультета, на котором готовили специалистов по самолетной и космической технике, находящемся в г.Жуковском, базой которого являлись находящиеся там ЦАГИ и ЛИИ.

Кроме обязательного курса Н.В. читал факультативный курс, посвященный специальным вопросам теории дифференциальных уравнений, связанным с гидромеханикой, сверхзвуковыми и ударными волнами. В ожидании вечера, когда он читал этот курс, Н.В. нередко музицировал на фортепиано в актовом зале факультета, что собирало много слушателей, толпившихся у дверей зала и не решавшихся войти, чтобы не помешать ему. Н.В. серьезно интересовался музыкой и живописью, посещал художественные выставки (особенно своих друзей), музеи, лекции по искусству.

Нередко, к удовольствию и радости студентов, Н.В. приезжал в институт на мотоцикле, Мотоцикл был его страстью.

Он любил ощущение скорости и сознание собственной силы, своей власти над машиной, которые, по его словам, невозможно почувствовать, сидя за рулем автомобиля. Во время отпуска он совершал на мотоцикле большие путешествия по стране. Несмотря на любовь к скорости, ездил он очень аккуратно, без аварий. Лишь однажды не по своей вине он наехал на человека, неожиданно вынырнувшего из-за автобуса в неположенном для пешеходов месте. Этот человек пострадал незначительно. Гораздо больше пострадал сам Н.В.: стараясь избежать столкновения с человеком, он резко затормозил, свернул в сторону и перевернулся вместе с мотоциклом, который накрыл его.

В середине семидесятых годов на втором канале телевидения были организованы учебные передачи для школьников и студентов. В частности, по телевидению читались лекции для студентов-заочников высших технических учебных заведений. В рамках этой программы было принято решение снять серию телефильмов по всему курсу высшей математики. В числе приглашенных лекторов для съемки в этих фильмах оказались Н.В, и я. Мы снялись с ним в нескольких фильмах: если читал лекцию Н.В., то я был консультантом фильма, если читал я, то консультантом был Н.В. Фильмы с нашим участием снимались в Таллине. Недели, проведенные там с Н.В., являются для меня одними из самых счастливых в моей жизни: я мог целыми днями наслаждаться его обществом, обсуждать волнующие нас проблемы.

Н.В. всегда отличали честность и порядочность, прямота и принципиальность суждений и поступков. Он никогда не шел на сделки со своей совестью и поступал всегда так, как она ему подсказывала, даже если это шло во вред его положению в обществе и наносило ущерб его карьере. Когда А.И.Солженицын подвергался у нас в стране гонениям, Н.В. не стеснялся открыто выступать в его защиту. Когда арестовали А.С.Есенина-Вольпина, Н.В. вместе с рядом других ученых поставил свою подпись под открытым письмом в его защиту и осуждением действий властей. Помню, меня как заведующего кафедрой просили провести с Н.В. беседу о недопустимости с его стороны совершенных им действий. Выполняя данное мне поручение, я пригласил Н.В. в ресторан «Метрополь» и там за рюмкой вина рассказал ему о возложенном на меня поручении. Посмеявшись, мы подняли наши бокалы с вином за здоровье Александра Исаевича и Александра Сергеевича (с А.С.Есениным-Вольпиным я занимался в аспирантуре МГУ под руководством П.С.Александрова).

К Н.В. неоднократно обращались церковные деятели с просьбой поддержать их обращение к правительству в защиту православной церкви, и он никогда не отказывался подписать такие бумаги, считая это своим долгом.

В 1975 году Н.В.Зволинский пришел ко мне и сказал, что он решил закончить педагогическую работу. Я был, конечно, очень удивлен, услышав это, так как хорошо знал, какое большое удовлетворение получал он от общения со студентами, от чтения им лекций. Но еще больше я был поражен, когда услышал о причине такого его решения. Н.В. рассказал мне, что в юности он серьезно занимался музыкой, играл на рояле. Когда настало время определить свой дальнейший жизненный путь и выбрать себе будущую профессию, он оказался перед сложной дилеммой, кем стать: музыкантом или математиком. Тогда он выбрал последнее, продолжая иногда музицировать для собственного удовольствия. Однако недавно, он стал заниматься музыкой более серьезно и вдруг неожиданно для себя обнаружил, что он способен не только восстановить свой прежний уровень игры на рояле, который был у него в молодые годы, но и существенно продвинуться дальше. Понимая, что для этого придется немало потрудиться и что у него в семьдесят лет уже не хватит сил совмещать серьезные занятия музыкой с научной работой в Академии наук и педагогической деятельностью в МФТИ, он решил оставить последнюю. Решение его было непреклонным, он любил целиком отдаваться любимому делу.

Сознавая, что ему придется много играть дома, он со свойственной ему деликатностью обошел все квартиры соседей на своем этаже, этажом выше и ниже и спросил их жильцов, в какое время их будет меньше беспокоить его игра.

Вскоре в своем исполнительском мастерстве Н.В. достиг значительных успехов. Он регулярно занимался с известным музыкантом-композитором Пантелеймоном Ивановичем Васильевым, учеником композитора и пианиста С.И.Танеева, консультировался у бывшего профессора Московской консерватории Григория Михайловича Когана, который с большим вниманием относился к Н.В. и несказанно удивлялся его успехам. Время от времени Н.В. устраивал домашние концерты, на которых услаждал своей игрой друзей и знакомых.

Если говорить об основном, что было присуще Никите Вячеславовичу, так это то, что он был истинным христианином и никогда не скрывал этого, что вызывало у окружающих еще большее к нему уважение. В своей жизни он всегда стремился следовать евангельским заповедям, был очень добрым, скромным, отзывчивым и внимательным к окружающим, относился к людям с уважением и делал им много добра, поддерживал их духовно, постоянно оказывал нуждающимся существенную безвозмездную материальную помощь. Люди часто приходили к нему, чтобы поделиться с ним возникшими у них трудностями (духовными, житейскими, научными), он глубоко вникал в их положение, чутко воспринимал движения души и психологию человека, спокойно анализировал сложившуюся ситуацию, давал полезные советы. Это привлекало к нему много людей. В его доме можно было встретить самых разнообразных посетителей — от дворника до академика. Он обращался с ними на равных. Все тянулись к нему и уходили от него умиротворенные и успокоенные. Сам он был всегда сдержан, хорошо владел собой, никогда не унывал, считая уныние большим грехом.

За восемь лет до своей кончины он тайно принял монашеский постриг.

С 1944 года рядом с Н.В. неизменно находилась его жена Татьяна Дмитриевна, которая всегда была для него верным другом, надежной опорой в жизни и постоянным спутником в его путешествиях на мотоцикле по дорогам нашей страны.

Вспоминая Никиту Вячеславовича, всегда видишь его добрую, слегка застенчивую улыбку и умные внимательные глаза за поблескивающими стеклами очков.» 

Музыка

Коль скоро названо имя Пантелеймона Ивановича Васильева, необходимо сказать несколько слов об этом замечательном человеке. П.И. окончил Московскую консерваторию, где был  учеником  С.И. Танеева и Н.К. Метнера. Пантелеймон Иванович чрезвычайно высоко ценил поэзию Ф.И. Тютчева и потому сочинил ряд романсов на его стихи, что было в свое время высоко оценено таким тонким знатоком поэзии и искусства в целом, как С.Н. Дурылин, у которого с П.И. завязались дружеские связи.  Когда в середине 20-х годов Н.К. Метнер покинул Россию, установилась переписка его с П.И. Частично эти письма опубликованы в книге Переписка Метнера. Конечно, многое в этих письмах посвящено раздумьям о судьбах музыки и культуры вообще. Но не только этим интересны эти письма. Вот отрывок из письма Н.К. Метнера П.И. Васильеву:

«..Мне кажется, что Вы меня подозреваете в эмигрантской психологии, т.е. в какой-то неверности: я, может быть, и недостойный сын своего отечества (как русского, так и … музыкального), но эмигрантом по существу никогда не был и не стану. Люблю и постоянно помню всех близких друзей своих. Прошу всем земно кланяться. Вас же, милый Пантелеймоша, всегда благодарю за Вашу постоянную трогательную верность моей скромной музе. В наше злое время, когда все впечатления стали мгновениями, такая верность глубоко утешительна.

Недостойный, но тонально устойчивый сын своего отечества Николай Метнер13 августа 1931 г., Монморанси».

Формально связь с Советской Россией у Метнера не прерывалась, еще в 1927 г. он приезжал на Родину с гастролями. Но вот 7 ноября 1933 г. Н.К. и А.М. Метнеры отправились в Советское консульство в Париже для получения визы для очердной поездки в Россию, о чем уже была договоренность. И тут произошла неожиданность. После посещения консульства жена Николая Карловича Анна Михайловна написала брату Николая Карловича Эмилию Карловичу (жившему в ту пору в Германии) : «Пришла телеграмма в Советское консульство, что Москва отказывает в визе». Метнера не пустили на Родину, а П.И. оказался в Гулаге.

С П.И. Никита Вячеславович познакомился на концерте еще до войны. Позже они вновь случайно (!?) встретились во время войны в Колпашеве. В конце 60-х гг. Никита Вячеславович стал регулярно брать уроки фортепиано у П.И. на Вспольном. Обычно эти уроки кончались дружеским застольем и задушевными разговорами, чему я был свидетель.

В весьма почтенном возрасте в 1976 г. П.И скончался и был похоронен на  Ваганьковском кладбище.

Со смертью Пантелеймона Ивановича Никита Вячеславович лишился своего музыкального учителя, впрочем, не надолго. Не знаю уж как, но Н.В. нашел нового музыкального наставника в лице. Г.М. Когана. Портрета Г.М. я не нашел в Интернете. С обложки пластинки на вас смотрит интеллигентное, несколько грустное лицо. Впрочем, прекрасное представление об этом человеке дает отрывок из рецензии на его книгу «У врат мастерства».

Любая книга на тему, как стать художником, поэтом или пианистом, похожа на руководство, как стать красивым и счастливым. В принципе все просто: талант либо есть, либо его нет. Однако люди талантливые твердо уверены, что многих можно научить так называемому мастерству. Легендарный пианист и педагог Григорий Михайлович Коган в самый разгар войны трудился в» эвакуации в Саратове над своим учебным пособием. Назвал он книгу мудро, поскольку дальше врат в искусстве мастерством не продвинешься. После победы наступило вроде бы самое время эту книгу читать. Однако власть ринулась на борьбу с космополитами безродными. Если бы ни поддержка Гнесина, Гольденвейзера, Нейгауза, книга тогда так бы и не вышла. Сегодня этот труд можно считать классическим. Коган считает, что нужны три условия для воплощения творческого замысла: целеустремленность, сосредоточенность и любовь. «Любите! Вот каким путем рождается искусство», — восклицает Григорий Коган. Словом, если у вас нет сердца, то и жизнь не получится. А если есть сердце, тогда оно само подскажет, как нужно жить, любить и творить. Судя по этой книге, автор все это умел.»

Надо ли после этого объяснять, почему Н.В. стал учеником именно у Г.М.?

Окончание следует…