Имя Юлия Цезаря, рожденного 12 (или 13) июля на рубеже двух последних веков до Рождества Христова, связано с началом обожествления римских императоров.
Хотя так называемые «божественные почести» люди оказывали военачальникам и правителям в эллинистических государствах Малой Азии, а также и в самой Римской республике, тем не менее, именно Юлий Цезарь был первым, кого провозгласили «божественным Юлием» — «Divus Julius».
Его также называли и «спасителем», по-гречески – «сотер». Усыновленный племянник Юлия Цезаря — и не менее, чем Цезарь, знаменитый — император Октавиан Август был… «сыном божиим», то есть «сыном божественного Юлия». «Сыновьями божиими» продолжали называть императоров и в дальнейшем.
Именно о динарии кесаря с надписью «Тиберий Цезарь, сын божественного Августа» спрашивали «некоторые из фарисеев и иродиан» (Мк 12,13-17) Иисуса Христа, Сына Божия. Но, поставив Спасителю вопрос-ловушку, они сами попадают в нее.
«Достаточно взглянуть на всю ситуацию, учитывая реалии того времени. Противники Иисуса Христа задают Ему хитрый вопрос-ловушку: Должно платить подать языческому властителю или нет? Сказав «Да», Он окажется другом римлян, антипатриотом и даже беззаконником. Сказав «Нет», Он рискует быть обвиненным как мятежник-зилот, «разбойник».
Первое слово Иисуса – «Принесите Мне динарий, чтобы Мне видеть его». Можно подумать, что Иисус никогда не видел римского динария, что Его глаза не осквернялись видом «иконы» кесаря, изображенного на монете. Вот теперь, мол, Он желает видеть те деньги, о которых его спрашивают.
Благочестивый иудей не имел права вносить в храм римские деньги с изображениями кесаря. В храме действовала иная, храмовая валюта. Однако, «благочестивые» фарисеи, не уловив подвоха, достают динарий (в храме!) и предъявляют его Иисусу. Следует знаменитое слово: «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (архим. Ианнуарий (Ивлиев) .
Нам понятно и близко негативное отношение к культу императора в Иудее. Но зададимся вопросом – какое же отношение было к этому культу у язычников?
Раньше в исторической науке преобладало мнение о том, что весь культ императора ничего, кроме придворного лицемерия, не представлял, и еще, безусловно, служил мощным средством пропаганды римской власти в провинциях.
Сейчас историками признается тот факт, что, хотя нельзя оспорить присутствие и лести, и пропаганды, но культ императора не сводится к этим явлениям.
Нам сложно понять, отчего императора называли богом – не только чернь, которая, в силу своей необразованности, возможно, в нем бога и видела, но и его личные друзья, которые знали его с юности, возлежали с ним на пирах, порой и помогали ему достичь императорской власти. Неужели они всерьез считали его богом?
Действительно, две тысячи лет христианской истории очень изменили мировоззрение людей европейской цивилизации. Христианство привило нам идею о Едином Боге, стоящем над этим миром, совершенно Ином, чем сотворенный Им, «тварный», мир. Это, во многом, результат духовного и интеллектуального подвига Отцов Церкви, в частности, Великих Каппадокийцев, воцерковивших греческую философию, и, по словам о. Георгия Флоровского, «ставшими философами для философов, чтобы приобрести философов».
До этого философия и религия существовали в античном мире порознь, практически не пересекаясь. Спор о единосущии Сына Божия – знаменитый спор о слове «омоусиос», ключевом в антиарианской полемике свт. Афанасия Великого и Великих Каппадокийцев – это спор, соединивший античную философию с христианским, библейским мировоззрением. Ведь слова «единосущный» нет в Священном Писании!
Никто в античном мире и не задумывался над тем, какая природа у почитаемого как бог императора – бессмертная, то есть божественная, или смертная, человеческая. Античные люди мыслили в иных категориях.
Хотя мир Греции и Рима, «выносивший» европейскую культуру, кажется нам очень близким, никому и в голову не пришло бы, к примеру, в России XIX века называть «барина», хозяина «крепостных душ» — «богом». Безутешной женщине у Ф.М. Достоевского не могло придти в голову, что ее Никитушка, умерев, теперь стал «богом» для них с мужем.
Но в античном мире такая ситуация была вполне возможна.
Бог в античности – это тот, кто оказывает благодеяния.
По большому счету, каждый человек мог стать «богом» для кого-то. Так, безутешные родители в эпитафии называют своего умершего младенца «наш бог» и выражают надежду на то, что он не оставит их своей помощью.
Римские рабы, а также и свободные люди – например, клиенты — регулярно приносили жертвы гению хозяина, главы семейства (pater familias), изображенному в семейном святилище – ларариуме.
Это было обычным порядком вещей, который нарушался лишь во время Сатурналий – праздника, схожего с карнавалом в масленицу на Западе. Раб и хозяин менялись местами – это было славной шуткой, и использовалось в комедиях, которые и собирали толпы зрителей в эти веселые праздничные дни.
В одной из пьес Плавта («Псевдол») изображен находчивый раб, Баллион, обманывающий своего молодого хозяина, влюбленного в девушку-рабыню Каллидора Финикию. Хозяин Финикии грозится продать ее, но хитрый раб улаживает дело. После этого Каллидор восклицает, веля другому рабу –
«Скорее приготовь заклание,
Мясников веди, животных жертвенных вот этому
Вышнему Юпитеру! Он выше Юпитера!»
В менее известной пьесе того же Плавта («Ослы») (кстати, цитата из этой комедии стала поговоркой: «человек человеку волк») мы видим другого юного и влюбленного безумца, хозяйского сына Аргириппа. Раб Либан хитроумно достал для Аргириппа деньги на покупку его возлюбленной — рабыни Филении, но прежде чем вернуть их, устраивает настоящие Сатурналии, римский праздник, во время которого все идет «шиворот-навыворот», люди меняются социальными ролями.
Либан заставляет молодого хозяина встать перед ним, рабом, на четвереньки, и ездит на нем, как на коне, потом требует, чтобы Филения обняла и поцеловала его, а потом доходит до такого состояния, которое современный психиатр назвал бы манией величия.
«Статую и жертвенник поставь мне/Как богу, заколи быка!/ Тебе я бог спасенья».
«Это все, конечно, несерьезно, но это, несомненно, инверсия, и инверсия того, что существовало на самом деле: для раба хозяин был богом и спасением», — пишет историк римской религии Gradel.
В другой пьесе Плавта раб приносит пожилому римскому гражданину добрые вести о том, что его сын жив, и напрямую требует, чтобы привели ягненка и приготовили все для жертвоприношения ему, рабу:
«Я тебе сейчас Юпитер, я тебе верховный бог,/Я тебе Восторг и Счастье, Радость, Свет, Спасение!» (с большой буквы написаны имена римских богов — Salus, Fortuna, Lux, Laetitia, Gaudium).
Рабу надо в этом случае поклониться не «как богу» — для несчастного и обрадованного отца он и есть бог.
Зрители комедии смеялись – их смех был вызван именно «переменой ролей», к которым они были привычны в повседневной жизни. Действительно, для раба, бесправного существа, хозяин был единственным покровителем и защитником. Если хозяин не заступался за своего раба (или клиента), для того не было больше заступников.
Октавиан Август, принесший в Римскую империю, раздираемую гражданскими войнами, долгожданный мир, был, несомненно, благодетелем людей, и целителем ран, нанесенных обществу этими войнами. «Целитель» и «спаситель» в греческом языке обозначаются одним и тем же словом – «сотер».
Теперь люди употребляют это слово – в русском, английском, немецком и множестве других европейских языков – по отношению только к Сыну Божьему, Иисусу Христу.
В византийских богослужебных текстах, которыми молятся православные христиане, мы произносим и другие бывшие императорские титулы, прилагая их единственно ко Христу Богу: «Благодетелю Многомилостиве», «Человеколюбче». Нам – и вполне обоснованно! – кажется, что нельзя применить их более ни к кому, кроме как к Истинному Сыну Божьему.
…Один из древнейших христианских символов веры был краток. Он состоял из пяти греческих слов, первые буквы которых слагались в слово «IXTYС». Иисус Христос, Сын Божий, Сотер – Спаситель…
Можем ли мы достойно оценить смелость первых христиан, заявлявших представителям римской власти: «Да, вы, язычники, правы – человека можно называть и Спасителем, и Сыном Божиим, и Богом. Даже – если этот человек умер. Даже – если Он умер позорной смертью раба. Но вы неправы в другом. Так возможно называть только Одного-Единственного Человека!»
И мы так и поступаем до сих пор, называя Христа Иисуса Спасителем, Спасом – что по-гречески звучит как «Сотер».
Читайте также:
Письмо второе: о спасении и Спасителе