Не просто девочка на качелях
Майя Кучерская
Майя Кучерская, писатель:
Никогда не думала, что 1 сентября останется важным днем на всю жизнь. Ученица, потом студентка, потом учительница и преподавательница, теперь вот мама школьников. Теперь эти надвигающиеся в магазинах черно-белые одежды (уже в начале августа! почему так рано?!) с призывом не упустить случайно за другими важными делами, что «скоро в школу!» – честно говоря, вгоняют меня в тихую панику.
Лето – все-таки самое счастливое время. Всегда очень жаль его отпускать. Но когда подходишь наконец к школе и видишь эту бестолковую толпу загорелых и подросших за лето детей всех размеров, их смешно взволнованных родителей, страхи отступают. Ладно уж, Бог даст, протянем и этот учебный год.
…Первый раз в первый класс я пошла лет двести тому назад, в другом веке и другой стране – черно-белая фотография запечатлела немного насупленную высокую девочку, отчетливо возвышающуюся над мелкотой одноклассников, в связанной тетей-мастерицей шерстяной кофточке (мама всегда боялась, что я замерзну, хотя тот день был и солнечным, и теплым), само собой, белом фартуке и ранце с пеналом, двумя тетрадками и яблоком из собственного сада внутри.
Да, и астрами, конечно, тоже с дачи, – зря ли бабушка столько месяцев их растила? И вот он бело-розовый лохматый букет. Какую-то первоклашку, совсем маленькую (некоторым везет!) старшеклассник богатырски поднял на плечо, и она отчаянно затрезвонила в звонок.
Тут появившийся откуда-то дядя-десятиклассник смущенно взял меня за руку и повел в класс, каждому первокласснику достался такой дядя или тетя, а потом и книжка, всем одна и та же. Это был Некрасов, «Дед Мазай и зайцы», изрядно потрепанная. Книжечка эта уныло-коричневая – на желтой бумаге, образец советского полиграфического искусства – и сейчас лежит где-то среди завалов детских книг. С торжественной дарственной надписью «первокласснику».
Три урока пролетели незаметно, учительница первая моя запомнилась в тот день смутно, первый сосед тоже, помню только страшное волнение – нужно было сидеть прямо, не сутулиться, а если хочешь что-то сказать, вежливо поднять руку. «Ответить хочешь – не спеши, а тихо руку подними». На исполнение двух этих заповедей и ушли все силы. Но потом прозвенел последний на сегодня звонок!
Мой дом был в трех шагах от школы, и по пути я завернула во двор, поскорей забралась на качели и каталась с ногами, скинув еще до того и жаркую кофточку, и полупустой ранец с так и несъеденным яблоком. Крылышки белого фартука красиво трепетали в качельном ветре. Солнце просвечивало насквозь почти зеленые еще березки. Было очень тепло. И всякий во дворе, заполненном малышней и бабушками, видел: не кто-нибудь, не просто девчонка из седьмого подъезда качается тут на качелях, нет – первоклассница! Вот качели из этого дня и запомнились лучше всего.
Букет в мусорной корзине
Андрей Максимов
Андрей Максимов, писатель, телеведущий:
Для меня 1 сентября всегда был очень грустным днем: очень не хотелось в школу, явственно понималось: наступил конец свободы. Но особенно грустно было в этот день, когда я учился в первом, втором, третьем, четвертом и пятом классе. Как положено, родители мне давали букет цветов, чтобы я вручил его учительнице. А мне в ту пору это казалось почему-то позорным делом. Да и позднее я очень стеснялся дарить цветы, даже девушкам, за которыми ухаживал.
Получив букет, я мучительно придумывал, как бы мне ускользнуть от мамы и незаметно отправить букет в мусорную корзину. Пять лет подряд это было моим главным заданием 1 сентября.
Забавно, что совсем недавно я подъехал к своей школе, красивой, вновь покрашенной, и увидел, что та спасительная мусорка как стояла, так и стоит до сих пор на своем месте. В пятом классе мама увидела, как я выкидываю цветы, поняла, что я мучаюсь, и перестала покупать букеты.
Когда меня мама отвела в самый первый раз в школу, она с нетерпением ждала, когда первоклашек отпустят домой. Наконец, двери школы распахнулись, ребята высыпали на улицу. И тут мама с ужасом поняла, что не может найти меня. То же самое почувствовали и другие родители: 60 маленьких детей, одетых в одинаковые мышиного цвета формы, одинаково стриженные… Ужасная картина. Но дети-то своих родителей увидели и подбежали к ним.
Конечно, я помню свое последнее 1 сентября в школе. Мне, как и другим десятиклассникам, дали первоклассника, которого сначала за руку, а потом на плечах надо было провести по школе. Я так внутренне жалел этого маленького человека, что ему всё ещё предстоит, и радовался, что у меня всё заканчивается.
Хотя в школу я ходил не то чтобы очень неохотно: дети же ходят туда не учиться, а общаться с друзьями, влюбляться.
С другой стороны – именно в школе я испытал самое сильное в своей жизни унижение (это я могу сказать даже сейчас, будучи весьма взрослым человеком). Во время устного контрольного опроса по физике, когда ты стоишь, не знаешь, что отвечать, а в классе сидит девушка, в которую ты влюблен.
У нас было право на нормально детство
Дмитрий Соколов-Митрич
Дмитрий Соколов-Митрич, заместитель главного редактора журнала «Русский репортёр»:
Помню, как родители вели меня в школу – первый раз в первый класс. В руке – букет гладиолусов. Тогда все дарили учителям на 1 сентября либо астры, либо гладиолусы – сезонные цветы.
Сначала – линейка перед школой, торжественные речи директора, учителей. Первый в жизни звонок – звенит колокольчик в руках у первоклассницы, которую, в свою очередь, держит на руках десятиклассник. Помню, что тогда он мне показался таким огромным, взрослым дядькой.
Затем – тех детей, чьи родители заплатили деньги, фотографирует фотограф. И вот мы на первом уроке знакомимся с первой учительницей – замечательной Верой Васильевной Зыковой.
Знакомлюсь с теми, кто сидит на соседних партах, позднее мы подружимся с некоторыми ребятами, например, с Андреем Лепейко. С Наташей Лоптевой меня посадили за одну парту – и я, разумеется, тут же в нее влюбился.
Между уроками мы с классом оказались на заднем дворе школы, где росло много самых настоящих грибов. Понятное дело, что ребята принялись их увлеченно собирать.
Когда учебный день закончился, я вернулся домой. Помню, за окном бушевала гроза, я сидел дома один, ожидал возвращения родителей, прочитал половину Букваря, было хорошо и уютно.
То, что я был дома один, не было чем-то из ряда вон выходящим. Сейчас детей в школу водят чуть ли не до пятого класса, а тогда я в первый свой учебный день вернулся домой из школы самостоятельно.
На самом деле, мне кажется, у детей нашего поколения было больше прав. Не в юридическом смысле, а в неком жизненном праве на нормальное детство.
У ребенка было право гулять по улицам, не боясь педофилов (сегодня благодаря СМИ кажется, что они на каждом шагу), учителя могли без проблем водить детей в походы. Сейчас учитель, чтобы пойти с детьми в поход, подписывает массу бумаг и то нервничает, ведь если что – ему не поздоровится, а значит, лучше и не ходить никуда, ничего не делать. Тогда было проще, как-то понимали, что да, за детьми надо следить, но за всем не уследишь, они падают, набивают шишки и даже ломают руки-ноги, и это еще не повод отдавать учителя под суд.
В моей первой школе №18 города Электросталь я отучился восемь классов. Мы переехали в другой район, и я начал ходить в другую школу – с математическим уклоном. И через полгода я сбежал оттуда в соседнюю. Она была попроще, с репутацией «не для самых продвинутых детей». Но мне там очень понравилось, и последние полтора года я проучился там с удовольствием.
Я считаю (и мой опыт тоже тому подтверждение), что обыкновенные школы гораздо лучше, чем спецшколы для особо одаренных. Мне приходилось видеть много людей, окончивших «продвинутые» школы, и я заметил, что нередко уже взрослые выпускники – очень хорошие специалисты в каких-то узких областях знаний, но при этом не очень подготовлены к жизни. Вообще то, насколько человек преуспел в жизни, реализовался профессионально, не очень зависит от того, какую школу он окончил – обычную или «с уклоном».
В моей последней школе, я помню, если детям не нравилось, как учитель доносит материал, создать тишину в классе было невозможно. Но если учитель и его манера излагать материал были по душе, все слушали затаив дыхание, ходили на дополнительные занятия к этому педагогу.
Ощущение тревоги…
Юрий Арабов
Юрий Арабов, писатель, поэт, сценарист, заслуженный деятель искусств России:
Тяжелое ощущение подавленности, которое на меня произвела школа, я почувствовал буквально сразу. Дело в том, что из родителей у меня была только мама, и вдруг как-то вместо одной любящей и любимой мамы у меня в школе появилось с десяток нелюбимых приёмных мам и отчимов.
Выход из домашней скорлупы оказался болезненным. Несмотря на то что моя первая учительница – Людмила Григорьевна Офицерова – хороший педагог, отличный классный руководитель. Но вот это главное ощущение тревоги и подавленности помню до сих пор.
Потом оно в какой-то степени выправилось за счет попыток личного лидерства в классе.
А всё остальное – учеба, школа. Тогда школа была лучше, сейчас – ещё хуже…
Из нелюбимого места – в нелюбимое
Александр Гезалов. Фото: «МК»
Александр Гезалов, международный эксперт СНГ по социальному сиротству:
Судя по моим школьным воспоминаниям, праздник 1 сентября был организован явно не для ребенка. Чувствовалось во всем какая-то неискренняя обязаловка для «галочки». Дети приносили учителям цветы, поскольку так принято. Огромные букеты, которые было явно не очень удобно держать. Ребята, как я, из детдома, соответственно, вообще ничего не приносили. Помню эту неудобную некрасивую школьную форму, явно сшитую без отдаленной мысли о детях. До сих пор помню ощущение бессмысленности, ненужности происходящего.
А еще был запах формы, запах портфеля и удушающий запах духов «Красная Москва», которыми тогда душились все женщины – и мамы, и учителя…
Многие родители потом шли отмечать «праздник». Отмечали, как я понимаю, серьезно. На второй-третий день учёбы в классе были разговоры, что вот, папа так «отдохнул», что теперь у него болит голова. То есть для многих взрослых это был просто повод напиться.
Для меня школа не стала таким местом, куда хочется приходить, где я могу что-то получить полезное для последующей жизни.
Сначала я учился хорошо, до третьего класса на одни пятерки, но вскоре понял, что знания, то, как их дают, вряд ли мне пригодятся. Уже тогда не понимал смысла в этих школьных линейках, на которые приходили товарищи из облисполкома. Говорили торжественные пустые речи…
Мне подумалось, что лучше в футбол хорошо играть, на гитаре, в теннис – в этом есть какой-то смысл. В школу нужно просто приходить, выполнять, что требуют, по минимуму. Мою гипотезу подтвердила жизнь: многие отличники из моего класса не состоялись, став взрослыми. Все свои силы они тратили, пытаясь покориться бессмысленным условиям учебы, совсем не соприкасающимися с реальностью.
Учителя делили учеников на «своих» и «чужих», «чужие» – понятно, мы, детдомовцы. К девятому классу нас выделили в условное «гетто» и старались, чтобы мы пореже присутствовали в классе. Понятное дело, найти повод, чтоб удалить ученика, тем более мальчика, просто. В итоге перед началом урока говорилось: «Гезалов, Иванов, выйдите из класса». А после урока оказывалось, что нам поставили за него по «тройке».
Самый простой выход для преподавателя: ребенка нет на уроке – меньше проблем, «тройка» в четверти будет – меньше проблем с администрацией школы. В итоге – автоматом «тройка» в четверти, за год. Так вся школа «автоматом» и прошла. Кстати, и сегодня порой сохраняется подобная «традиция» учить детей из детского дома в школе.
В школе я понял, насколько наличие семьи, семейных связей у человека влияет на взаимоотношения в коллективе. Если у тебя никого нет, – это очень трудно.
За нами всегда был шлейф какой-то «особенности». Девочки побаивались просто, потому что детдомовские, если что-то пропадало в школе, кого-то избивали, прежде всего, думали на нас, хотя, может быть, нас и рядом тогда не было…
Я не любил школу: из места, которое мне не нравилось, я шел туда, где мне опять было, мягко говоря, не очень комфортно. Хоть как-то с ней примириться помогал именно футбол.
Удар по носу и вице-президент Российской академии наук
Священник Федор Людоговский
Священник Федор Людоговский, научный сотрудник Института славяноведения РАН:
Меня назвали Фёдором в честь далёкого предка Фёдора Петровича Людоговского, который тоже был священником. Мой папа, который принимал решение о моем наименовании, был уверен, что больше никаких Фёдоров в мире быть не может. Но когда он повел меня первый раз в первый класс, услышал, что на лестнице кого-то окликнули: «Федя!». Папа был чуть ли не возмущён.
Когда мы после линейки вошли в класс, учительница начала нам говорить: «Вот, дети, Алла Ивановна будет вас учить читать и писать…» Я был в растерянности: я-то думал, что вот она, моя учительница, а, оказывается, учить нас будет какая-то Алла Ивановна. Но тогда кто же сейчас с нами говорит? Далеко не сразу я понял, что учительница почему-то говорит о себе в третьем лице.
А еще в мой самый первый школьный день я получил по носу, хотя, в общем-то, был не любителем подраться. Но, как говорится, так сложились обстоятельства.
Запоминающимся было и 1 сентября на первом курсе филфака МГУ. Я окончил математическую школу, после которой все нормальные люди поступили кто на физфак, кто на мехмат. Я отличился и выбрал филологический.
И вот с двумя бывшими одноклассниками, как раз один из которых поступил на мехамт, другой на физфак, решили пойти в главное здание МГУ. Мы поднялись на лифте до двадцать какого-то этажа, потом перебежали в какой-то маленький лифтик под крики то ли лифтерши, то ли вахтерши, которая явно не одобрила наши действия. Но мы все-таки поднялись на тридцать третий этаж.
В итоге – оказались в музее, в той самой ротонде, которая так красиво читается снаружи. Вышли из лифта и не знаем, что делать. Смотрим, ходит какой-то представительный мужчина в сопровождении молодёжи, ну и мы с независимым видом стали ходить и разглядывать фотографии, экспонаты.
Потом заметили: представительный мужчина собирается уходить, направился к лифту, мы – за ним. Познакомились, и оказалось, что это был на тот момент вице-президент Российской академии наук. Он нас стал расспрашивать, кто мы, что мы будем изучать. Порекомендовал мне обратить внимание найти «Тихий Дон» Шолохова, на то, как там изображаются запахи. Пока я так и не внял этим советам и не занялся таким исследованием, но, возможно, это интересная идея.
Приехали мы на этом лифте на тот этаж, с которого уехали, и на нас тут же набросилась та самая бабушка-вахтерша. Но наш уважаемый провожатый защитил новоиспеченных студентов.