Семья Павловых: Олег и Елена, дети Ольга, Вероника, Тимофей, Леша
Летчик лежит на песке. То ли спит, то ли без сознания. Рядом – самолет. Размером с модель, которую делали когда-то пионеры в авиакружках. Потому что это самолет из детства. Маленький принц – в белых одеждах и с шарфиком – подходит к летчику. Как его разбудить? Принц берет песок и сыплет летчику на руку… Летчик просыпается.
Олег Павлов и его дети сняли «Маленького принца». Снимали рядом с домом, в песках заброшенного Батуринского карьера – это километров пятьдесят от Челябинска. Полезные ископаемые тут уже давно не добывают, а поселок, где живут Павловы, остался. Хоть какая-то польза от «марсианских» карьеров – можно снимать пустыню.
Фильм полнометражный. Идет два часа. И все два часа невозможно оторваться от экрана.
Карлсон, Винни-Пух и Маленький принц
Премьера «Маленького принца» прошла в Челябинском киноклубе. Зрителей было немного… Возможно, фильм увидят еще тысячи людей. Возможно, всего несколько десятков человек. Это для режиссера и актеров сейчас не так важно. Главное – они сделали это кино.
Режиссер, он же Летчик, он же автор сценария и монтажер, он же Король, Честолюбец, Географ, Пьяница – Олег Павлов. Он же – папа четверых детей. Леша, младший сын, – Маленький принц. Сейчас ему одиннадцать. Старший, четырнадцатилетний Тимофей, – оператор, а также Лис и Летчик в детстве. Дочь Вероника – Роза. Вот и вся съемочная группа. Ну еще, конечно, мама, которая незаметно обеспечивала «тылы»: например, стирала белые одежды Маленького принца, который регулярно ползал в них по песку заброшенного карьера… А живут Павловы, между прочим, в доме, где нет водопровода.
На премьере был только Маленький принц Леша. От Челябинска до Батуринского разреза, где живет семья Павловых, ехать два часа на двух автобусах, которые к тому же редко ходят. А машины у Павловых нет.
– С чего решили вдруг «Маленького принца» снять?
– Да это моя давняя мечта была, с детства, – говорит Олег. – Есть три персонажа, которые мне запали в душу и живут там: Карлсон, Винни-Пух и Маленький принц. Я всю жизнь старался с этими персонажами что-то сделать – ставил спектакли, музыкальные композиции… В общем, надо было как-то их реализовать… Потом у нас появилась видеокамера, самая простая, а я вдруг увидел, что Лешка очень похож на Маленького принца! И я подумал, что будет преступлением не снять фильм, тем более что тянуть долго нельзя – скоро он вырастет… Ну вот и сняли. На роль Летчика я хотел пригласить своего друга, но дети наотрез отказались сниматься с другим человеком, пришлось мне играть самому. Зато получилось полностью «семейное кино».
Съемки начались летом 2012 года, осенью, зимой и весной монтировали и озвучивали, летом 2013-го доснимали.
– Пришли в карьер последние кусочки снимать, а там неожиданно сторожа какого-то поставили, который стал нас выгонять. Мы говорим: пожалуйста, мы тут кино снимаем… Он говорит: кино? Хорошо, даю вам пять минут…
А завершили съемки, оказывается, в день рождения Экзюпери – Олег узнал про это уже задним числом.
– Вообще у меня было несколько ощущений от Маленького принца на протяжении жизни. Вначале, в юности, я ассоциировал его с самим собой. Мне так жалко его было… А потом, когда я стал старше, мне пришла мысль, что Маленький принц – это Христос. Ну, пусть не Христос, пусть ангел. Ангел спасения, который был послан Летчику. Ведь пустыня – это не настоящая пустыня, это когда у тебя внутри пусто… Экзюпери, кстати, еще году в сороковом начал рисовать мальчика, летящего на облаке, мальчика с крыльями, потом крылья заменил шарфик… Принц старается вернуть Летчика к источникам, к настоящему. Он показывает Летчику, что очень важно думать о неизвестном тебе барашке и незнакомой тебе Розе, которые почему-то воюют друг с другом и не могут помириться. И если будешь об этом думать, станешь настоящим человеком. Маленький принц верен своей Розе и возвращается к ней. Он жертвует собой. И душа у Летчика оживает. Ну вот, этот замысел я попытался принести в фильм. Не знаю, насколько у меня получилось.
– А если у вас была бы студия, деньги – вы бы что-то другое сделали?
– Наверное, то же самое, только с большим размахом – поехал бы в настоящую пустыню. Потому что панораму в нашем карьере не очень-то сделаешь. Или сад роз мы снимали у нашей соседки, учительницы. У нее приличный розарий, конечно, но миллиона роз нет… Пришлось помучиться с монтажом.
– А дети как восприняли вашу эту идею – снимать кино?
– Мы когда начали снимать, мне было неинтересно… А потом я как-то привык, и мне стало нравиться, – говорит Маленький принц Леша.
– Они, когда получаться что-то начало, вдохновились. А к концу первого лета запал кончился. Я чувствую – мы еще не все успели снять, а они начали увиливать…
– И как же вы, режиссер, пережили это?
– Я иногда, честно говоря, очень расстраивался… Но не стал давить… Думаю, на следующее лето, если что, закончим. Даже был момент, когда они отказались идти, я пошел снимать один, снимал сам себя. И вот осенью-зимой сидел, монтировал потихоньку, показывал им. Смотрю, они ближе к следующему лету начали спрашивать: «Ну, чего там надо доснять-то еще? Давай уже снимать».
– Далеко ходили на съемки?
– До карьера – три километра. Мы, конечно, не каждый день ходили. Потому что и работать надо.
(Павлов с детьми играют кукольные спектакли по всей Челябинской области, это – основной заработок семьи.)
– А жена не говорила, что вы какой-то ерундой занимаетесь?
– Никогда. Все, что касается творчества и детей, – она только за.
– Леш, у тебя любимые моменты есть в кино?
– Ну, мне нравится, когда, это, я на папу должен был ругаться.
– А сложнее всего что было?
– Ну, вот когда я должен был сказать про Розу: «Она – моя». Я долго не мог сказать, потому что мне было очень смешно. Я, когда мы озвучивали, все хохотал и хохотал. А папа говорил, что нужно серьезно… А потом он начал монтировать – и ему понравилось, как я смеюсь.
– Озвучивать вообще непросто было, – говорит папа. – У нас же нет акустической камеры, озвучивали мы просто в комнате. И вот идет какой-то нормальный дубль – вдруг индюк в окно заглянул и загоготал! И все насмарку, весь эпизод приходится переписывать.
А с этим эпизодом, с Розой, Лешку пробило на смех. Начинает «Она…» – и хохот, снова «Она» – и хохот. Я уже злиться начал… Потом думаю: ладно, надо остановиться, еще раз переозвучим. А потом, когда я стал монтировать, смотрю – а смех-то замечательный. И я его включил в фильм. В предыдущем эпизоде розы смеялись над Принцем, а тут он над ними смеется.
А вообще у нас много позитивных моментов было во время съемок. Самое замечательное – это полное понимание, с полуслова, с полужеста. С Алешкой это было в основном так, мне не приходилось его заставлять что-то делать, он делал это органично, легко, без нажима. Да и с Тимофеем, и с Вероникой…
– Один профессиональный оператор, который посмотрел фильм, был очень удивлен, когда узнал, что оператор фильма – ребенок. Он сказал, что Тимофей строит кадр так, как иногда профессиональные операторы не додумываются.
– Да, я ему задачу режиссерски ставил, а кадр он уже сам строил. Причем он все снимал с рук, и дрожания почти не было. Весь фильм снял он, кроме тех моментов, когда он в кадре – тут я брал камеру. Тимофею очень нравилось играть Лиса, и он много придумывал разных идей. Например, очень интересную манеру разговора или жесты всякие – пытался показать, что он не совсем человек, а немножко зверь. А маленького Летчика ему не нравилось играть, он никак этой идеи не мог понять. Говорил: «А вдруг зрители этого не поймут?» Я говорю: «А ты сделай так, чтоб поняли». Он вообще во время съемок загорелся стать оператором. Но сейчас как-то отошел от этого…
Сам Тимофей по этому поводу молчит как партизан.
– Проблема что с Тимофеем, что с Алешей сейчас начинается – подростковый возраст, вхождение в нигилистическое пространство, – вздыхает папа. – А вообще они, мне кажется, не совсем понимают, что они сделали. Может, потом поймут. Но пока им вся эта возня вокруг фильма до фени. Может быть, это и хорошо.
Павлоградский Голливуд
Вообще занимается Павлов кроме кино много чем. Во-первых, он – профессиональный режиссер, окончил в свое время Челябинский институт культуры, дипломированный культпросветработник. Вот он и разъезжает по всей области, почти каждый день давая кукольные спектакли в детсадах. Во-вторых, Павловы живут в деревне и у них большое хозяйство. В-третьих, Олег всю жизнь пишет, за повесть «Дом в Оболонске» Южноуральскую литературную премию получил. В-четвертых, с недавнего времени он возглавляет Челябинское отделение Союза писателей России. В-пятых, уже десять лет он руководит Челябинским литературным молодежным клубом. Клуб, кстати, называется «Светунец» – «нарождающийся месяц». В «Светунец» приходят нарождающиеся поэты, читают свои стихи. В общем, жизнь творческая кипит вовсю.
– Сейчас большинство настоящих интеллигентов и настоящая творческая жизнь не в Москве, а в провинции, – говорит Павлов. Глядя на то, как в Челябинском союзе писателей все время происходят какие-то события, в кино- и литературном клубах собирается молодежь, а таксист, друг Павлова, сочиняет за рулем стихи о «корабле духа своего», – в этом не сомневаешься.
В-шестых… можно продолжать еще.
А началось все на самом деле пятьдесят лет назад.
Жили в уральском селе Писанское три брата.
– Начал все старший брат, – вспоминает Павлов. – Он в 1958 году выпустил свой первый журнал. Начитался Пушкина, классиков и стал в «классическом стиле» писать стихи – исписал целую тетрадку. Потом решил: чего просто стихи писать, дай-ка я их проиллюстрирую – сделал рисунки. Потом решил добавить туда комиксы. В общем, начал регулярно делать рукописный журнал. Читали его только мы, два его брата. Маме он тоже показывал, но ей шибко некогда было – она в школе работала и директором, и учителем и вообще растила нас одна…
Потом по его стопам пошел средний брат. Он решил попроще сделать – не журнал, а газету. Ну а следом и я…
Почти каждый месяц они делали по три журнала. Подписывались друг на друга. Тетрадка обычная, 12 или 18 листов, а внутри – рассказы, комиксы, загадки, репортажи, все с рисунками. Рисовали и писали тушью и карандашами.
– У нас у всех были выдуманы свои страны. У меня, например, КНР – Котятская народная республика. Был выдуманный язык, у каждого свой. Вот это, кстати, написано на котятском языке, – Павлов листает тетради – у него сохранилось всего несколько «номеров», остальное съело время, переезды и взрослая жизнь. – У Володи была страна зверей, ОСЗ. А Саша отвечал за остров Павлоград. Остров-город, где находились все наши «редакции, киностудии, издательства…». Ну, типа Голливуда. Вот, даже на журнале написано место издания: город Павлоград. Не мог же я написать, что он был издан в селе Писанское…
Так три деревенских мальчика регулярно «выпускали» журналы друг для друга. Раз в месяц порождали какое-то количество стихов, рассказов и рисунков. Плюс делали рисованные газеты, книги и даже фильмы. И этим они жили десять лет!
– Журналы мы свои никому не показывали. Это был другой мир, вещь в себе… У нас, конечно, в Писанском были приятели… Но вообще мы всегда были немножко белыми воронами. Мама приезжая была… По маминой линии мы из Ижевска. Дед был из простых, но выучился на инженера. В 1937 году его расстреляли, бабушку посадили, а мама осталась с двумя младшими сестрами. Она была совершеннолетняя, и ей сказали: подпиши отказ от родителей, мы тебе сестер оставим. Ей нужно было выбирать: либо отказ от родителей, либо сестры – по детдомам. Она выбрала первое, вырастила двух девочек. После войны вышла замуж за папу, он был фронтовик. Талантище мужик был! Самоучка – пел, плясал, клоунады показывал, режиссировал, рисовал, выучился сам играть на балалайке, домбре, гитаре, баяне, гармошке и скрипке. Но, как многие фронтовики, стал пить, и мама ушла от него, уехала с нами в это Писанское… Бабушка, которая вернулась из лагерей, помогала ей нас растить…
Когда младшему, Олегу, было десять, а старшему брату пятнадцать, слава все-таки нашла братьев Павловых. Дело было так.
– Мама выписывала много журналов – и «Пионер», и «Костер», и чего только у нас не было… И я в «Пионере» увидел, что какие-то рассказики детские печатают, думаю – а пошлю-ка я им тоже что-нибудь. И послал – рассказ про свою собачку с рисунком старшего брата…
И рассказ напечатали! И прислали Павловым журнал. И стали приходить со всей страны в Писанское письма от читателей «Пионера»…
– После всего этого я, вдохновленный, сел и на пяти страницах накатал все про нас: что мы делаем, какие журналы выпускаем, какие фильмы рисуем, у кого какая киностудия, у кого какие выдуманы страны… И отправил все это в «Пионер».
И Олег получил ответ: ему написал литературный секретарь Корнея Чуковского Владимир Глоцер.
– Сначала братья мне подзатыльников надавали, что я нас «засветил», но потом мы поняли, что это какой-то прорыв. Началась переписка с Глоцером.
Они посылали ему свои стихи, а он занимался удивительным делом – умно и тонко работал с юными авторами. Очень уважительно, но твердо писал: это – хорошо, а вот это – безвкусица. Что-нибудь советовал почитать, мог прислать какую-то книгу.
А потом, через год переписки, Глоцер сам приехал в Писанское. В дневнике у Корнея Чуковского есть запись: «Приезжал Володя Глоцер. Был на Урале у братьев Павловых. Говорит, лица ангелов. А вокруг пьянь».
Глоцер жил у них три дня, читал «журналы», потом была большая публикация в «Пионере», на их стихи был сделан диафильм «Про слониху», а на гонорар братьям Павловым организовали поездку в Москву – водили их по разным культурным местам, и, кроме всего прочего, они съездили в гости к Корнею Чуковскому.
Глядя сегодня на эти тетради из села Писанское, на этот «Котенок» № 35, год издания 1965, в очередной раз убеждаешься, что форма жизни под названием «творчество» возможна везде и всегда.
Земное притяжение
Маленький принц у Экзюпери летал на голубях, а в фильме Павлова путешествует проще: подпрыгивает с каждой планеты – и летит дальше. И только с Земли он подпрыгнуть не мог – очень уж она притягивает…
– У меня в фильме, когда Маленький принц падает на Землю, он потом не может никак подняться, ему плохо, тяжело… Я что-то подобное сам испытал… Когда мы снимали эти эпизоды, я вспоминал, как в семнадцать лет лежал несколько месяцев в гипсе. Когда мне разрешили встать на ноги, оказалось, что это так тяжело и больно – стоять на подошвах…
Гипс – после операции из-за резко и сильно искривившегося в подростковом возрасте позвоночника.
– Вот от этих журналов, наверное, которые мы делали – я сидел над ними часами, у меня позвоночник начал очень сильно искривляться, а заметили это уже поздно. Меня положили в больницу в Москве и сделали сложную операцию – вставили внутрь какие-то железные пластины.
Олега отпустили на полгода в гипсе домой. Ему было семнадцать лет, гипс ему надоел, он его срезал – плевать! Вернулся в Москву без гипса.
– Где гипс?! – возмутились врачи.
– Потерял, – ответил Павлов.
Еще через полгода нужно было приехать на вторую операцию.
Олег вернулся через двадцать лет…
– Стали мешать мне эти пластины. Я ведь с ними актером работал, кульбиты всякие делал. Рентген сделали – оказывается, пластины с одной стороны оторвались и болтались. В любой момент могли пропороть «хозяину» внутренние органы… А он – кульбиты…
Кстати, то, что он может быть актером, Олег узнал случайно. Вообще ни о каком актерстве речи быть не могло, потому что в подростковом возрасте он начал очень сильно заикаться.
– А лет в восемнадцать у меня появилась восьмимиллиметровая кинокамера, я написал сценарий и заболел идеей снять по нему фильм. Там, конечно, и любовь, и драки, и становление личности, герой гибнет, все понимают, какой он был хороший, все рыдают… В общем, для того, чтобы снять этот фильм, мне нужны были люди. И я пошел в театральную студию в Златоусте, где мы тогда жили, исключительно для того, чтобы найти там актеров для своего будущего фильма.
Он не играл и не репетировал – просто сидел в зале и смотрел. Играть-то из-за своего заикания даже не пробовал.
– И вот я сидел, сидел, смотрел, смотрел, и так получилось, что на генеральную репетицию один исполнитель не пришел. Режиссер бегает, волосы на себе рвет, и тут я решился и говорю: «А можно я пройду эту сцену?» Он удивился: «Ты что, знаешь текст?» Я говорю: «Знаю. Я же сидел, смотрел». – «И что, можешь прям сейчас?» – «Могу». И пошел. И я вдруг понял, что на сцене я не заикаюсь! И до сих пор я на сцене никогда не заикаюсь. Понимаете, на сцене я – не я. Или наоборот. Я – это на сцене.
А тот фильм так и остался не снятым…
– Ну, этот романтический бред должен был остаться в том времени, – говорит сейчас Павлов.
Куклы как средство существования
– Слонопотам, отдай мой мед! – кричит Винни-Пух.
– Зайчики, сядьте! Мишки, не ползайте, сядьте! – кричат воспитатели на детей. Потому что всем не видно, вот они и рвутся к сцене, то есть к волшебному лесу…
Павловы ведут жизнь бродячих артистов. То есть живут они, конечно, дома, но почти каждый день играют кукольные спектакли в детских садах Челябинска и области. Весь театр помещается в багажнике «Жигулей» знакомого водителя.
Иногда в действе участвует только отец семейства и его приятель-актер, а иногда – дети Павловы. Дети, когда играют, получают зарплату.
– Они просто так деньги не фукают, – говорит Олег. – То на сапожки себе скопят, то еще на что-нибудь нужное…
Сейчас в ходу два спектакля: «Приключения Винни-Пуха» и «Иванушка-великанушка» по пьесе Шварца.
Администратор всего этого процесса – жена Павлова, Лена. Она каждый день звонит по детсадам всей Челябинской области и договаривается, договаривается… Договариваться с каждым годом все сложнее.
Ширма – скелет из железок, который за несколько минут превращается в сказочный лес. Во время спектакля Павлов лихо запрыгивает на конструкцию из столов, меняясь с напарником. Это нужно проделать раз двадцать. Куклы-марионетки на веревочках, управлять ими – искусство. Еще их нужно оживлять, говоря высоким голосом – за Пятачка, томным – за Сову, печальным – за Иа, ну и за Винни-Пуха, конечно. Еще нужно постоянно включать-выключать музыку.
Павлов весь мокрый после получасового спектакля. Десять минут перерыв – и еще один спектакль, для младших групп.
– Я боялась, что вы пульт уроните на эту сторону сцены.
– Не, пульт еще ни разу не сваливался – у меня на декорациях есть для него кармашек… А вот магнитофон падал. Самое страшное – уронить куклу. Стоит уронить – все запутывается моментально.
Раньше Пятачка играла Оля, старшая. Оля недавно вышла замуж. Теперь Пятачка играет Вероника – Роза Маленького принца.
– Не трудно управляться с куклами?
– Нет.
– Долго училась?
– Два дня. Оля заболела, играть было некому.
– И сколько тебе тогда лет было?
– Лет десять…
– А зрители – дети ведь сложные бывают…
– Ничего, я же знаю, что нужно делать.
– А если они расшумятся, потому что им не видно, или еще чего-нибудь?
– Ну, тогда нужно выйти, поговорить с ними.
– Ситуации бывают всякие, – вставляет папа. – Столы, на которых приходится стоять во время спектакля, могут такие попасться… Однажды – это, правда, давно было – обломилась ножка у стола, как раз подо мной. Стол рухнул, а мой приятель, с которым мы играли, так меня подхватил – одной рукой держит куклу, другой – меня, а я, держа куклу, продолжаю играть. А в это время еще один актер соскочил и судорожно ищет, что бы подставить под этот стол. Нашел, подставил – зрители, кстати, так, по-моему, и не заметили ничего.
– Вероник, не боишься таких ситуаций?
– У меня вообще смелая сеструха, – вставляет Леша.
Фазаны и павлины
Роза Маленького принца хочет иметь свой бизнес – сеть магазинов. Сейчас она, кроме всего прочего, работает почтальоном от редакции местной газеты в Еманжелинске. С семи утра два раза в неделю мотается по городу. Плюс школа – десятый класс, правда, всего два раза в неделю, что-то вроде вечерней школы, потому что вообще-то в поселке нет десятого и одиннадцатого классов.
Леша – в четвертом.
– Леш, а тебе в школе с кем сложнее общаться, с мальчиками или с девочками? Там, уроки списать…
– Я не списываю… А девочки у нас дуры какие-то все…
– А драться приходится в школе?
– Когда как…
– В поселке учиться хуже, чем в Челябинске?
– Не, лучше.
– Здесь люди проще, – говорит мама.
На улице лает собака. Мама Елена рассказывает, что собаки им достались вместе с домом.
– Мы когда сюда переехали, нас хозяева не предупредили, что они собак оставили. Собаки бегали по всему поселку и не пускали нас в собственный дом, привыкли, что дом – их.
– А теперь вас слушаются?
– Ну, не трогают – и на том спасибо.
– Мы специально переехали сюда, – говорит Олег. – Нам нравится жить в своем доме. У тебя есть огород, ты можешь что-то ткнуть в землю. У жены мечта – со временем развести фазанов и павлинов. В квартире разведешь павлинов? Нет.
– Вы не возражали, – спрашиваю Лену, – что ваш муж, вместо того чтобы деньги зарабатывать или хозяйством заниматься, кино какое-то снимает?
– Нет. Интересно, когда дети чем-то заняты. Не в деньгах счастье. Тем более на зарабатывание денег это время не потратилось бы все равно… А когда идет творческий процесс, когда они дружно что-то делают – это прекрасно.
– А вы сами в творческом процессе как-то участвуете?
– Нет…
– И вам не хочется?
– Мне хватает дома и хозяйства…
– А быт – без воды, например, – не тяжело?
– Да нет, я привыкла.
– А если бы вам предложили переехать в Москву, например… Вы хотели бы?
– Нет. Где родился, там и сгодился… Я тут родилась, в Челябинской области. Если бы мы хотели жить в квартире, мы бы жили в квартире… Дом – это, конечно, лучше. Потому что дети должны что-то делать, а не сидеть в четырех стенах и выходить гулять раз в день.
– А здесь они что делают?
– Дети делают все. Все, что хотят. Ходят за водой, в огороде помогают летом, пасут скотину.
– Скотины много?
– Утки, козы, гуси, индюки.
– А вообще вы детей кем видите в будущем?
– По профессиям мне все равно, кем они захотят быть… Мне хочется, чтобы они понимали, что деньги надо уметь зарабатывать, чтоб они умели и не боялись работать. Чтоб им было это интересно. Леша очень талантливый, мне кажется, из него получился бы хороший актер… Но он не хочет! Он мечтает быть хозяином большого хозяйства и чтобы у него было много коров… Не знаю, это, наверное, детское. С Тимофеем пока сложно. Он сам не знает, чего хочет в жизни.
– К вам после «Маленького принца» журналисты начали ездить, кино вот про вас снимают документальное – вы как к этому относитесь?
– Отрицательно… Дети должны жить обычной жизнью. Не надо их звездить. Хотя пока они вроде не зазвездили… Они к этому философски относятся.
Дети, кстати, пока ни разу не были ни в Москве, ни в Питере, ни даже в Екатеринбурге.
– Ну, после сюжета по телевизору про фильм продавщицы стали нас узнавать в магазинах, – говорит Павлов. – А так у нас тут обычная, нормальная деревенская жизнь…
В фильме Павлова Летчик в пустыне превращается в мальчика. И благодаря этому у него все получается: и найти воду, и починить самолет, и выжить. Правда, прощается Маленький принц уже со взрослым Летчиком. Но ведь он его уже спас…
– Конечно, эта книга не для детей, – говорит Павлов. – Обращение Экзюпери к детям, извинение за то, что он посвятил книгу взрослому – это игра. И я снимал свой фильм для взрослых. Я уверен, что не все захотят его смотреть, не всем он понравится. Кто-то, может быть, будет разочарован отсутствием эффектов…
– Получается, мечта детства сбылась, фильм вы сняли – и как же теперь?
– Да, когда я заканчивал монтаж, с женой даже поделился, что мне что-то страшно – чем я заниматься-то буду? Она говорит: да придумаешь что-нибудь… А вообще у меня есть, конечно, еще всякие замыслы. Например, поехать в Константиново с Алешкой и попробовать снять фильм о маленьком Есенине…
Кто-то, услышав, что человек из деревни снял со своими детьми полнометражное кино, снисходительно улыбается: «Ну-ну, хоум-видео». А это не «хоум-видео», это арт-хаус… Хотя какая разница, как это называть, если два часа невозможно оторваться от экрана? В «Маленьком принце» Павлова нет выверенной реальности. И камеру держит ребенок. Но от кино возникает ощущение мирового пространства, сделанного из подручного материала. Ведь чтобы забрать на свою планету нарисованного барашка, нужно просто собрать песок в мешочек…
Может, этот фильм и не нужно снимать в Голливуде?
Еще 11 историй вы можете прочитать в книге издательства «Никея» «12 семейных историй. Счастье быть вместе».
Фото Анны Гальпериной