Об актуальности «Чернобыля»
— Мне было 15 лет, когда случился Чернобыль, и поэтому я размышлял о нем большую часть своей жизни. А где-то в 2015 году мне пришло в голову, что на самом деле я не знаю, как все произошло — досадное упущение в моем понимании устройства мира.
Мы знаем, как тонул «Титаник». Но почему мы не в курсе, как взорвалась Чернобыльская атомная электростанция? Из рационального любопытства я начал перечитывать хронику событий. Я обнаружил, что у этой волнующей истории есть разумное и понятное объяснение. У нас есть доступ к ответу, почему и как произошел взрыв.
Что меня действительно потрясло, так это невероятные истории людей, которые пережили аварию. Они пожертвовали собой, чтобы спасти своих любимых, они шли на подвиг, чтобы спасти своих соотечественников и континент. Несмотря на свои страдания и ухудшение положения, они продолжали действовать ради других. Я был очень тронут. Я узнал о неизвестной ранее войне, и я стал одержим этой историей.
Крейг Мазин
Я использовал столько источников, сколько смог найти. Я изучал научные статьи в научных журналах; я просматривал правительственные отчеты; я читал книги, написанные бывшими советскими учеными, которые были в Чернобыле; я читал книги западных историков, которые изучали Чернобыль; я смотрел документальные фильмы; я изучал документы от первого лица.
А потом был фильм «Голоса Чернобыля» (основан на книге «Чернобыльская молитва». — Прим. ред.). Я думаю, что Светлане Алексиевич удалось подойти к трагедии с неожиданной стороны — рассказать ее через истории людей, о которых без нее мы бы никогда не узнали. <…> Для нее они все равны, будь то генералы, партийные лидеры или крестьяне — это не имеет значения. И меня это очень вдохновило.
[Я изучал тему] около двух с половиной лет. <…> В 2016 году я наконец был готов засесть за сценарий «Чернобыля».
О правде и вымысле в сериале
— В основе этой истории — вопрос: что происходит, когда мы отходим от правды. И советская система была по сути громадным памятником полезной лжи. Они сделали ложь искусством: они лгали друг другу, лгали людям над ними, лгали людям под ними и делали это, чтобы выжить. В конечном счете, и иначе и быть не могло, правда была обесценена. И когда она вышла наружу, ее тут же атаковали. Поэтому я подумал, что самое худшее, что я могу сделать, рассказывая эту историю, это внести свой вклад в ложь, вымышляя и чрезмерно драматизируя.
Кадр из сериала «Чернобыль»
Конечно, что-то мы изменили. Нельзя за пять часов рассказать историю двух лет и ничего не переиначить.
Но мы ничего не меняли, чтобы сделать пострашнее; мы ничего не меняли, чтобы сделать подраматичнее, сенсационнее или более ужасающе. Я думал, что правда о том, что там произошло, достаточно ужасна и так.
[Персонажи произносят слова своих прототипов почти дословно.] Иногда эти люди говорили замечательные вещи, так зачем что-то менять? Поэтому, когда Акимов говорит: «Мы все сделали правильно», а сразу же после взрыва: «Произошло что-то странное», — он действительно говорил это. И лучше ничего не придумаешь. Да и зачем? <…>
Мы познакомились с людьми, которые действительно жили в Припяти во время катастрофы. Мы говорили со многими людьми. Мы говорили с бывшими ликвидаторами. Но прежде всего я общался с учеными. Первым был физик-ядерщик из университета USC, который согласился уделить мне час и рассказать о том, как все произошло.
О важности деталей
С самого начала у нас была общая установка: главное — точность. Я хотел, чтобы люди на Украине, в России и Беларуси смотрели сериал и говорили: «Вы видите нас; ты видел нас; спасибо». А не: «Это просто фантазии какого-то американца о том, как выглядели советские граждане».
На съемках
Мы продумывали каждую деталь, вплоть до шнурков, часов, шляп и причесок. Мы рассказывали историю о людях и хотели быть точными из уважения к ним. Я знаю, что и сегодня живы те, кто был на электростанции в ту ночь, или те, чьи близкие умерли из-за взрыва на ЧАЭС, или те, кто серьезно заболел после Чернобыля.
Сколько американцев заметят, что на номерном знаке автомобиля, проезжающего через Советскую Украину, правильные цифры и буквы для Киевской области? Двенадцать? Я не знаю. Но я хочу, чтобы они знали!
И я хочу, чтобы люди, которые действительно знают, увидели это и сказали: «Вау. Какая аккуратность». Это была ужасная трагедия для них. Разве не странно было бы, если бы другая страна выпустила кино об 11 сентября, и там, я не знаю, ходили пожарные в причудливых костюмах?
Нам пришли хорошие отзывы из Украины и России. Было очень приятно получить обратную связь от бывших советских граждан, услышать «Спасибо» и «У вас получилось». <…>
О самой пронзительной истории
Труднее всего мне было написать историю о Людмиле Игнатенко и ее муже Василии — одном из первых пожарных, появившемся на месте в ночь катастрофы. Эта история ранила меня сильнее всего.
Персонаж Людмилы, которую сыграла Джесси Бакли, — это прекрасный человек. Людмила одержима любовью, она до конца не верит, что когда-нибудь ее любимого просто не станет. Из-за этой одержимости она делает вещи, которые опасны, за которые ей придется расплачиваться, и все же ее мотивы были понятны. Она была потрясена случившимся, и мне показалось, что это была самая человеческая реакция из всех возможных.
Кадр из сериала «Чернобыль»
И моя цель состояла в том, чтобы изобразить это таким образом, чтобы зритель не почувствовал, что я слишком сильно подталкиваю его к каким-то выводам, а просто позволяю людям увидеть это так, как оно было на самом деле, надеясь, что они это поймут. У меня было преимущество — Джесси Бакли потрясающе сыграла свою роль, а Адам Нагаитис великолепно изобразил ее мужа.
О ключевых сценах «Чернобыля»
Первая — сцена с пожарными. Звук, который вы слышите в начале первого эпизода — это реально записанный звук. Это то, что произошло той ночью: «Взрыв в главном корпусе, …между третьим и четвертым блоком; горит крыша в результате аварии».
Эти мужчины, многие из которых еще совсем молоды, были отправлены туда без средств защиты от радиации, не зная про излучение, не понимая, к чему это приведет. Но то, чем меня поразили ликвидаторы и что разбило мне сердце — это то, что им все стало ясно. Их кожа покраснела, стала шелушиться, появились волдыри. Их начинало рвать. Некоторые люди, разгребая обломки, покрывались ожогами и просто продолжали работать.
Кадр из сериала «Чернобыль»
Это не та ситуация, где ждешь отбой: «Все, ребята, по машинам!» Они подходили все ближе к реактору, и это восхитило меня до глубины души. Честно говоря, я так горжусь, что могу поделиться их историей с другими. Люди должны знать.
Люди на мосту были частью истории, которую много раз вспоминали жители Припяти. Говорят, что никто из них не выжил, и это было трудно проанализировать из-за устного пересказа случившегося. Возможно, кое-какие детали приукрасили? Может, на самом деле все было лучше, чем рассказывают? Несмотря на это, существует довольно много источников, которые описывают этот мост и тех людей на нем, и нет никаких сомнений в том, что многие люди из Припяти действительно заболели и умерли, но они не указаны в официальном списке погибших. [Режиссер] Йохан Ренк снял это так, как я всегда себе это представлял, но он не только сделал его более красивым, сюрреалистичным и волнующим, но и чем-то невероятным. В моем первоначальном сценарии вы видите то, что видят люди на мосту. Ренк снял так, что, мне показалось, было блестящей идеей — он просто заставил зрителей подождать, а людей на мосту поговорить немного, прежде чем показать взрыв. Когда я увидел эту сцену, у меня перехватило дыхание.
Теперь мы знаем, что, хотя Припять и была построена для поддержки эксплуатации атомной электростанции, очень немногие люди, жившие там, понимали всю опасность радиации, и еще меньше людей знало, как вообще работает ядерный реактор. Советское государство никогда серьезно не обнародовало информацию о радиации. Фактически в Советском Союзе еще с 1950-х годов произошел ряд серьезных аварий, связанных с радиацией, и это скрывали. Сейчас мы думаем: «О Боже, на атомной электростанции — огонь! Мне все равно, если это просто крыша — я ни за что не выйду на улицу». Но они не знали. Им не сказали.
Кадр из сериала «Чернобыль»
О том, что не вошло в сценарий
Четвертый эпизод был сложным. Многим людям было очень тяжело смотреть на сцены с ликвидаторами и собаками, и эта история на самом деле была еще хуже [в реальной жизни]. Я не придумывал эту историю, она прозвучала от первого лица. Это рассказ из книги Светланы Алексиевич.
Когда мы снимали эту сцену, то поняли, что это чересчур. Она показалась нам слишком оскорбительной — существует грань между «Нет, вам нужно посмотреть это, увидеть это и понять, что это действительно произошло» и «Так мы зайдем слишком далеко» — и к слову, эту линию люди воспринимают по-разному.
Как нам кажется, после выпуска 4-го эпизода, для большинства — мы сделали все правильно. Для некоторых людей — мы совершили ошибку. Если бы мы реализовали первый вариант сцены, я думаю, что многие люди просто подумали бы: «Вы просто отыгрываетесь на нас».
О финале
Моей целью и надеждой было, чтобы люди пережили трагедию Чернобыля во всех ее аспектах: как научную трагедию, политическую трагедию, как эмоциональную и личную драму, во всех смыслах. Постарайтесь по-настоящему прочувствовать, к чему это привело страну и людей, и затем скажите: «Хорошо, теперь, когда мы узнали все это, давайте изучим, как это на самом деле произошло, потому что только так мы постараемся не допустить подобного в будущем».
Кадр из сериала «Чернобыль»
И когда я говорю «это», я имею в виду не взрыв ядерного реактора, а трагедию, вызванную ложью и пренебрежением. И есть еще один фактор, который я хотел бы показать — большинство людей из диспетчерской были невиновны, и я думаю, что мы обязаны знать это. Диспетчеры просто не знали.
Даже главный злодей в некоторой степени был невиновным, и это поистине шокирующая вещь.
Это все о том, что все мы, каждый день нашей жизни, находимся в диспетчерской, делаем выбор и принимаем решения. И иногда нас просят помнить о том, что может случиться что-то плохое. Но зачем беспокоиться заранее о том, что не произойдет? С другой стороны, давайте все же задумаемся — а что, если это плохое все же случится? Нам стоит задумываться о последствиях.
Об уроках Чернобыля
Я думаю, сейчас мы сражаемся с кое-чем похуже. Наша планета нагревается, меняется климат. Мы знаем это. У нас есть не один или два ученых, а тысячи, кричащие об этом изо всех сил. И у нас есть правительство, полное незаинтересованных, упрямых людей, которые собираются прятаться за своим отрицанием и цепляться за свою чепуху.
Как я уже сказал, мы все — в диспетчерской, и время есть, но оно уходит. И если есть что-то, что люди могут извлечь из этой истории, то я надеюсь, что это не «Фу, коммунизм плохой». Да, коммунизм плохой, верно. Советская система ужасна, правильно. Это закончилось в 1991 году, но вот что сейчас происходит в нашей стране и в любой другой стране.
Прямо сейчас в Соединенных Штатах мы переживаем эту войну с правдой. Я не знаю, как еще это назвать.
Люди все чаще ищут истории, которые замаскированы под правду — и они утешают себя ими, живут в иллюзиях и оттого чувствуют себя лучше.
Правду не волнует, что мы делаем. Мы можем рассказывать друг другу истории об изменении климата, но климату все равно. Дождь будет продолжаться, постепенно он будет топить нас, а лед будет таять, потому что льду все равно. Это и есть урок Чернобыля. Мы игнорируем истину и тяготеем к утешительным историям на свой страх и риск.
Вот чего мы должны требовать от наших политиков: готовность иметь дело с правдой и перестать прикрываться байками. Конечно, легче сказать, чем сделать. Так что надежда всегда есть, и я не перестаю надеяться. Но и тревога не покидает меня.
По материалам: Collider, Vice, Uproxx, Entertainment
Перевод Марии Строгановой и Элеоноры Багриной