Перед самым моим отъездом в Беларусь неожиданно позвонил Питер. Ещё прошлым летом его перевели в посольство в Нью-Дели, проводы тогда затянулись, и все облегчённо вздохнули, когда он наконец уехал. Но жив курилка, и вот снова в моей трубке голос со знакомым акцентом:
— Да, специально лечу Аэрофлотом, чтобы иметь остановку в Москве. Хотелось бы увидеться. О, ты едешь в Беларусь? На машине?! Это так прекрасно! Я люблю путешествовать на машине, останавливаться по дороге, пить кофе и смотреть на людей. Надо стараться находить радость во всём, так что и ты обязательно останавливайся, и самое главное, не спеши.
Конечно же, надо. Да и как не останавливаться, если вместе с тобой в машине двое грудничков? Два часа в дороге – час с малышками бегаем по травке, благо в Беларуси таких оборудованных мест вдоль дорог хватает. В тот раз, вняв совету моего немецкого друга, я заранее решил завернуть на отдых в удивительно красивое место, а именно в маленький белорусский городок под названием Мир. Тем более, это всего восемь километров в сторону от центральной трассы.
Место, на самом деле, замечательное. Во-первых, это средневековый замок, который строили ещё легендарные литовские магнаты Радзивиллы. Почитаешь путеводитель, одни имена чего стоят: Николай Радзивилл Сиротка, Кароль Радзивилл по прозвищу «Пане Коханку». Род владел многими городами и сёлами по всему Великому княжеству Литовскому и был фантастически богат. Их центральная родовая усадьба находилась здесь же всего в двадцати километрах в Несвиже, а Мирский замок служил им в качестве охотничьего домика.
Кто-то скажет, что целый замок для таких целей, как бы, великоват, но нужно хоть немного знать, что тогда из себя представляла охота. Сколько удальцов в ней участвовало, а уж обслуживающей их челяди с гончими псами, тех и вовсе без счёта. Во время многочисленных войн Радзивиллы одной только конной шляхты выставляли до тысячи человек.
Сегодня замок в таком идеальном состоянии, что так и кажется, ещё минута-другая, и из-за виднеющегося вдалеке костёла появятся всадники, ворота откроются и вся кавалькада, не сбавляя ходу, промчится внутрь.
В замке есть всё, и камеры для узников, и сведения о найденных археологами скелетах в старинных латах, призраки и, конечно же, многочисленные легенды. А там, где есть легенды, туда валом валят и любопытные туристы.
Правда, в замок на этот раз мы не пошли. Нужно было покормить детей и хоть немного с ними погулять. Замок, дворец, всё это очень красиво, но парк и большой пруд, что рядом с ними, прекрасны не менее. И здесь же в парке с начала прошлого века стоит часовня усыпальница князей Святополк-Мирских.
Вот перед этой часовней, а вернее перед огромным мозаичным образом Спасителя что расположен высоко над главным входом, я способен простоять долго-долго. Эта мозаика неизменно вызывает у меня чувство радости, а почему, объяснить не могу.
Ещё ребёнком в далёкие советские годы, я с удивлением обнаружил, что многочисленные памятники Ленину всюду разные. В той же столице Монголии все три года, пока мы жили в Улан-Баторе, в меня вглядывался Ильич с лицом чистокровного монгола, в других местах он становился русским, где-то калмыком. И так везде, каждый народ накладывает что-то своё характерное на черты известных персонажей.
Та же закономерность просматривается и при изображении святых, Пресвятой Девы и даже Христа. Хотя до нас дошёл хрестоматийный образ Спасителя, списанный с Туринской плащаницы, и, тем не менее, Его везде рисуют по-разному. Именно здесь в удалённом уголке Беларуси находится образ Христа-белоруса. Самого настоящего крестьянина-полешука.
Поставив автомобиль на стоянку, мы подошли к ларьку купить мороженое. Расплачиваюсь с лотошником и слышу где-то с боку:
— Люди, подходите! Смотрите, сколько я для вас придумал всяких замечательных вещиц. Подходите, покупайте. Не жадничайте! Всё-таки, какая-то память о Мире останется. Возьмите хоть эти магнитики, я их сам для вас делаю.
На маленьком стульчике возле импровизированного столика с многочисленными «пятаками» из глины сидит человек лет сорока пяти. Он явно выпивши, длинные свалявшиеся волосы, несвежая рубашка.
На улице под тридцать, а он сидит на самом солнцепёке и устало приглашает многочисленных туристов посмотреть на свою продукцию. К нему никто не подходит, хотя конкурентов нет. А на его глиняных магнитиках довольно искусно вырезаны контуры мирского замка.
— Не купляйте его магнитики, — заметив мою заинтересованность, предупреждает лотошник.
— А что так?
— Они у него бракованные, к холодильнику не цепляются.
— Люди, — зазывает покупателей продавец магнитиков. — Вы не смотрите, что я выпимши. Это же не от хорошей жизни. А вообще у меня отличная семья, и сыновья отличные. Старший – художник.
Человек затягивается сигаретой и блаженно улыбается, точно видит перед собой своего старшенького.
— Настоящий художник, не то что я. Картины пишет, во какие, — и выставляет вверх большой палец правой руки. — Влёт продаются, в Европе на аукционах. Да, я не вру, ей богу, — крестится. — А младший — физик. Пока ещё, правда, молодой, но, все говорят очень талантливый. Очень.
— Опять брешет, — это снова лотошник. — Вчера у него было две дочери. И тоже талантливые, внуками хвастался. На самом деле, он просто бомж. Живёт тут у одного местного в сарае и делает свои поделки. Ты его спроси, он и имени-то своего не помнит, но так-то вообще безобидный.
Часа полтора мы провели в Мире. Лизка бегала босячком по травке, а потом прыгала со ступеньки на ступеньку по парадной лестнице, ведущей вверх к часовне князей Святополк-Мирских. Поленька спала здесь же на лавочке возле пруда, а мы пили чай из термоса и с интересом смотрели на проходящих мимо людей.
Наконец, жара стала спадать, и мы решили двигаться дальше. Наш самолёт вылетал из минского аэропорта лишь завтра утром, номер в гостинице был заказан заранее, потому никто из нас никуда и не спешил.
Подхожу к стоянке и вновь слышу всё тот же голос:
— Люди, что же вы все проходите мимо? Ну, не хотите покупать, не надо. Хоть посмотрите, я же для вас стараюсь. Нельзя же быть такими равнодушными.
— Ты куда? – это уже матушка.
Я подхожу к столику с магнитиками и выбираю глиняный кружок с «Погоней», древним гербом Великого княжества Литовского.
— К холодильнику прилипнет?
— Должен, но не гарантирую. А не прилипнет, так ты его поставь куда-нибудь на полочку. Хочешь купить, серьёзно?
Вручаю матушке «Погоню» и сажусь за руль. Та внимательно её рассматривает, и молча слушает мой маленький экскурс в историю белорусской геральдики.
— Зачем ты её купил? У нас что, мало всякого хлама?
— Нет, просто, мне его стало жалко. Не нравится — выброси вон, в окошко.
В ответ матушка загадочно улыбается :
— А я знаю, почему ты пожалел этого богемщика.
— И почему?
— Потому, что ты точно такой же. Все вы, актёры, художники, и писатели одним миром мазаны. Никто у этого алкаша ничего не покупает, один ты специально подошёл и купил. Значит, ты такой же, как и он. Правильно говорят, рыбак рыбака видит издалека.
С заднего сиденья отзывается дочка, зажатая между двух детских кресел, она следит за детьми и прислушивается к нашему разговору:
— Представляю, лет этак через десять нашего папу с таким же синим носом, где-нибудь перед лаврой торгующего своими книжками.
Все засмеялись, даже маленькая Лизавета, и та предательски хихикнула.
Через десять лет. Это большой срок, девочки. Чуть больше десяти лет назад я стал священником, а до того именно за десять лет, резко изменив привычный уклад жизни, неожиданно для себя устроился работягой на железную дорогу. И только сегодня понимаю, как важны для меня те годы, проведённые на железке.
Тут же вспомнились ребята, с кем проработал всё те же десять лет. Помню, пришёл к нам в бригаду один парень лет тридцати. Весёлый и, как все люди небольшого роста, задиристый и немного смешной. Далеко не сразу мы узнали, что наш Ромка полтора года своей жизни провёл в Афгане, и даже имеет боевой орден «Красной Звезды». Он воевал пулемётчиком, их блокпост находился на одном из высокогорных перевалов и прикрывал единственную в тех местах дорогу. За полтора года ему многое пришлось пережить, но, оказалось, что главное испытание ожидало его впереди.
Демобилизовавшись, Роман пошёл работать на ту же ткацкую фабрику, где всю жизнь трудилась и его мать. Отца у Ромки не было, и они вместе с мамой и сестрой ютились втроём в крошечной однокомнатной хрущёвке. И только проработав два года на фабрике, он узнал, что как ветеран афганских событий и орденоносец, имеет право на внеочередное получение жилья. Короче, где-то через год их семья переехала в новую трёхкомнатную квартиру. И после этого Рома, наконец женился и привел в дом жену. Время шло, сестра тоже вышла замуж и переехала к мужу в его просторную двухкомнатную квартиру, а после смерти матери предъявила брату права на половину их семейного жилища.
Роман предложил сестре выплачивать ежемесячно определённую сумму и таким образом рассчитаться с ней в течении нескольких лет. Та поначалу согласилась, но вдруг изменила решение и потребовала деньги немедленно. Тогда Рома с женой занялись оформлением кредита, но не успели.
Недели не прошло после их разговора с сестрой, как кто-то вечером звонит им в дверь. Наш товарищ, не глянув в глазок, безбоязненно открывает и тут же получает удар ногой в грудь. Ромка летит в противоположный конец коридора, а в квартиру совершенно спокойно входят три человека, женщина и двое мужчин. Молча, они проходят по комнатам, рассматривают планировку, интересуются видом с балкона. То, что кроме хозяина, который в это время приходил в себя на полу возле туалета, в квартире ещё и его жена с ребёнком, их совершенно не волновало.
— Хорошо, — соглашается женщина и утвердительно кивает головой, — переезжаем, но предварительно нужно будет здесь сделать приличный ремонт.
К Ромке подходит тот, кто поздоровался с ним столь оригинальным образом, и бросает ему в ноги ключи:
— Обо мне ты наверняка слышал, — и он назвал имя, которое обыватели в их городе предпочитали вслух не произносить. — Так что, мой тебе совет, не ерепенься. Вот ваш новый адрес. Нормальная общага, втроём вполне поместитесь. У вас неделя на переезд.
В милицию Роман, конечно же, не пошёл, это бы только продлило агонию. Решил защищаться самостоятельно. А Серёга, тот в нашей смене башмарём работал, как узнал о Ромкиной беде, так тут же в ночную смену принёс наган и к нему десяток патронов.
— Вот, держи, дедов ещё, видать с гражданской войны лежит. В деревне на чердаке нашёл и понадёжнее перепрятал. А что, пусть лежит, он каши не просит. Как говорится, «в кулацком доме пулемёт не помеха».
Бывший пулемётчик, полтора года честно отдававший свой интернациональный долг, первым делом постарался обезопасить семью. Сергей и здесь помог, отвёз и спрятал их у себя в деревне.
Двое суток Рома просидел с пистолетом у себя в квартире. Но поразмыслив, понял, что даже если ему и удастся застрелит кого из бандитов, то в первую очередь от этого пострадают его же близкие. Не вернуться им потом к нормальной человеческой жизни. Это только в американских боевиках такие истории оканчивается хеппи эндом, а у нас — всё будет прозаичнее и куда как беспощаднее. Уж если единственная сестра на деньги польстилась и «заказала» родного брата вместе со своим крестником, то куда уж больше. Орденоносец смирился и вернул наган владельцу.
И правильно сделал, через несколько лет им всё-таки повезло вновь приобрести нормальное жильё. А так, забыли бы, как и звали. Сколько у нас таких безымянных могил.
Серёга, тот больше всех сопереживал Ромкиным проблемам. А всё потому, что квартирный вопрос для него по жизни был самым главным. Из-за него, а вернее из-за неё, любимой трёхкомнатной, он так и не женился.
Серёга вообще человек такой, весьма своеобразный. Во-первых, шутник и балагур, каких мало. Постоянно у него в запасе куча новых анекдотов. Не унывающий, с ним всегда было легко общаться, хотя бы потому, что он никогда не заводил разговор о деньгах. Только эта его внешность, как я сейчас понимаю, во многом была обманчива. Сергей много читал и мог рассуждать на самые разные темы. Он был человеком глубоким и одновременно болезненно стеснительным.
Друзей он почти не имел, а самый его близкий ещё армейский друг жил с семьёю в Москве, и Серёга к нему частенько наведывался. Однажды он мне рассказывает:
— Знаешь, сколько лет уже бываю у своего друга, а ведь за все это время я к ним в туалет не зашёл ни разу. Хотя иногда остаюсь ночевать.
— А что, разве так можно? Как же ты обходишься?
— У них там во дворе кустов полно. Я и приспособился. Выйду во двор, вроде как воздухом подышать, а сам нырк в кусты. В квартире перегородки тонкие, всё слышно, а мне перед женой друга как-то неудобно.
Лучше бы он мне ничего не говорил. Потому что с тех пор, вот уже лет пятнадцать, бывая в столице и проходя московскими двориками, всякий раз обязательно вспоминаю про тот наш разговор. И уже автоматически начинаю оценивать обстановку с той позиции, а мог бы мой товарищ Серёга примоститься здесь в этом дворе и справить нужду.
И ещё у него была одна странность – мужику за тридцать, а он даже и не думает жениться. Стоит только с ним на эту тему заговорить:
— Жениться?! Нет. Какой из меня муж? Да и умру я уже скоро, отец-то мой совсем мало прожил. Сирот после себя плодить не хочу.
Или начнёт:
— Не получается у меня ничего, не смотрят в мою сторону девчонки.
— Серёжа, что ты всё придумываешь?! Ты парень видный, тем более без вредных привычек. За тебя любая пойдёт. Да и не знаю я такого мужика, задумай бы он создавать семью, и чтобы не смог себе пару найти. У нас с тобой как у тех паучков, только от кого сигнал прошёл, мол, надоела мне эта холостяцкая жизнь, так тут же на зов кто-нибудь мчится. Неправильно, Сергей, жить, как ты живёшь. У каждого мужчины должна быть своя женщина, и дети должны родиться. Без детей совсем плохо, теряется смысл жизни.
— Ну да, про паучков это ты в самую точку. Смотрю на моих одноклассников, так уже почти все развелись. И их бывшие жёны только тем и занимаются, что сосут из них алименты. А у меня, кроме всего прочего, ещё и отличная трёхкомнатная квартира, на неё охотницы косяком идут, как акулы на запах крови. Только ничего у них не выйдет, квартира моя, и точка. Бабы самые подлые существа на свете, и я в этом всё больше убеждаюсь. Вон, одна только Ромкина сестрица чего стоит.
Много мы с ним на эти темы спорили, благо ночи зимой длинные. И о вере говорили, и о смысле жизни. Но, как я ни старался, Серёжа в храм так и не пришёл. Правда, согласился-таки прописать в своей квартире сиротку племянницу, дочь погибшей сестры. До наших с ним разговоров он не стал бы делать и этого.
После того как я стал священником, с Сергеем мы виделись всего один раз.
Прошлым летом набираю воду из источника недалеко от его деревни, а он подъехал на велосипеде с пустой бутылкой в руках. Я ему даже позавидовал, мускулистый, подтянутый, словно между нами и не было десяти лет разлуки. Он снова по привычке шутил, только глаза, как всегда, оставались грустными.
Недавно, буквально накануне поездки в Беларусь, подвозил знакомого доктора, а он вдруг стал рассказывать мне о Серёге:
— Знаете, батюшка, лечился у меня один пациент. Поясницу прихватило, и он в течение двух лет периодически приходил ко мне на массаж. Человек очень тактичный, вежливый. Сергей, — и он назвал фамилию моего приятеля,- да-да, его звали Сергей, увлекался восточными единоборствами и буддийской философией. Мы с ним однажды в его деревенской бане вместе парились. Он просто жил Востоком. Кстати, тоже работник железнодорожной станции. Я сказал, что мы с вами знакомы, обрадовался, помнит вас и просил передать привет.
— Давно?
— Ещё в прошлом году. А этой весной он, знаете, пропал. Поехал в Москву и больше не вернулся. Подали в розыск, но прошло уже полгода, а вестей никаких. Есть, правда, одна зацепка. Разговаривал с его мамой, оказывается племянница, которую он когда-то у себя приютил, выросла и привела в дом сожителя. Сергей воспротивился, и тогда они принялись выживать Серёжу из его квартиры. Ему постоянно угрожали, какие-то люди поджидали его у подъезда, а однажды избили. А потом он и вовсе пропал. Но тело не найдено. Хотя, вы же знаете, сейчас всё чаще появляются люди, странным образом, потерявшие память. Может и с нашим общим знакомым случилось нечто подобное.
Возвращаясь из Мира, мы не спеша ехали по направлению к шоссе Брест — Москва, собираясь продолжить наше путешествие к Минску. Я ехал и думал о своём товарище. А что, вполне может быть, что и не убили, и племянница с сожителем тут не причём. Может, надоел Серёга своими причудами московскому дворнику таджику. Подловил он того, кто постоянно гадит у него в кустах на вверенной ему территории, и врезал тому по голове лопатой. Вот, и бродит Серёжа по городам и весям, забыв, кто он такой и откуда.
Десять лет, срок большой. Это только кажется, мол, прожил жизнь, оглянулся – и где они, эти мои годы? Промчались так незаметно. А с другой стороны, жизнь тянется очень долго, и десять лет — это много.
— Эх, друг мой, — оборачиваюсь я к дочери, — от тюрьмы и сумы не зарекайся. Никто не знает, что с нами будет через десять лет. Вполне возможно, что и я, расстелив на земле газетку, стану предлагать народу свои рассказики, как и сегодня на блошиных рынках всё больше молчаливые люди торгуют книжками давно забытых авторов из той, уже прошлой, жизни.
От грустных мыслей меня отвлек звук внезапно завывшей сирены милицейского автомобиля. Немедленно сворачиваю на обочину и вижу, как идущие мне навстречу немногочисленные легковушки точно так же спешат освободить дорогу. Тут же сзади промчался огромный красавец «Крайслер» с переливающимися огнями проблесковой панели. Он, точно ледокол, шёл прямо по разделяющей полосе, а за ним, но в положенном ряду спешил угнаться небольшой серебристый минивэн.
Куда он так мчится? Через пять минут они уже будут на магистрали, а там ограничение по скорости120 километров, дорога пустая, никакого сопровождение не нужно. Эх, этот бы «Крайслер» да к нам, в Москву, или запустить его по второму кольцу в декаду созревших помидоров. Вот где бы человек насладился властью.
Интересно, что за люди едут в этом минивэне? Раз им такое почтение, значит, и кушают они слаще нашего. Хотя, куда слаще-то? Это раньше и майонез с зелёным горошком были в дефиците, а сегодня для нас, кто ещё помнит советское время, любой супермаркет всё одно, что сказочная страна Эльдорадо. Расскажи мне кто об этом изобилии лет двадцать назад, не поверил бы. Но может, они одеваются как-нибудь по-особенному? Ну, там, от Пьер Кардена, или Версачи.
Самое интересное, что по трассе мы их догнали. Крайслер с сопровождаемым минивэном заехали на заправку, ну, и мы туда же. Видел я этих людей, они в кафешке при заправке кофе пили. Специально поближе к ним подошёл и украдкой рассмотрел. Нет, такие же, как и мы, из плоти и крови, одеты по-человечески, и кофе пьют точно такой же. Значит и они, как и мы, испытывают страх, могут радоваться и способны плакать.
Так, о чём это я? Ах, да, о Серёге. Интересно, где ты сейчас? Если жив, конечно. Нет, я гоню от себя эту мысль и не хочу верить в твою гибель, Серёжа. Может, ты тоже магнитиками торгуешь и рассказываешь проходящим мимо о неродившихся сыновьях? А может, на самом деле пошёл странствовать? А что, душа созрела, махнул на всё рукой и пошёл, только чтобы на такое решиться, нужно быть свободным человеком.
Доктор сказал, что последние годы Сергей серьёзно увлекался восточными единоборствами и много читал. Всё может быть, ведь десять лет прошло после тех наших с ним разговоров, а это — немалый срок. Ко Христу через буддийский Восток — в моё время этим путём шли очень многие.
Земля круглая, Серёжа, кто знает, может, мы с тобой ещё пересечёмся. Или вы его встретите. Он такой сухопарый, чуть выше меня ростом, с приличной залысиной. И ещё, он очень добрый и балагур. Встретится, денег ему не давайте, да они его никогда и не интересовали. А вот хлебом с Серёгой поделитесь, если, вам, конечно, не жалко.
Читайте также другие рассказы автора: